Делириум - Оливер Лорен - Страница 35

— Да уж, повезло.

Голос Ханы абсолютно ничего не выражает. Я не понимаю ее сарказма, ведь сознает она это или нет, ей действительно повезло.

Вот оно — мы стоим рядом на раскаленном от солнца асфальте, но с таким же успехом могли бы быть в тысяче миль друг от друга.

«Если стартовали по-разному, то и финишируете по-разному».

Эту старую пословицу любит повторять тетя Кэрол. До сих пор я не понимала, насколько это верно.

Видимо, поэтому тетя и не передала мне, что Хана звонила. Три телефонных звонка трудно забыть, а тетя очень аккуратна в таких вопросах. Может, она решила приблизить неизбежное, подтолкнуть нас с Ханой к финалу наших отношений. Она знает, что после процедуры наше с Ханой прошлое, наша общая история уже не будут иметь такого значения. Однажды наши воспоминания поблекнут, и у нас уже не останется ничего общего. Вероятно, тетя пыталась меня защитить. По-своему.

Нет смысла предъявлять ей претензии. Она не станет ничего отрицать, просто посмотрит на меня пустыми глазами и процитирует какую-нибудь истину из руководства «Ббс».

«Чувства преходящи. Время не ждет никого, но путь ждет человека, чтобы он его прошел».

— Домой идешь?

Хана по-прежнему смотрит на меня как на незнакомого человека.

— Ага. Решила, что лучше мне спрятаться, пока никто не ослеп от такой красоты, — я показываю на свою футболку.

На лице Ханы мелькает тень улыбки.

— Я пойду с тобой, — говорит она, и это меня удивляет.

Какое-то время мы идем молча. До моего дома не так далеко, и я боюсь, что мы так всю дорогу и промолчим. Я не припомню, чтобы Хана была такой тихой, и это действует мне на нервы.

— Ты откуда идешь? — спрашиваю я, просто чтобы не молчать.

Хана вздрагивает, как будто я вернула ее из сна в реальность.

— Из Ист-Энда. Загораю строго по расписанию. Она подносит свою руку к моей. Рука Ханы раз в семь темнее, на моей только веснушек после зимы стало побольше.

— А ты нет, как я понимаю?

На этот раз улыбка Ханы настоящая.

— В общем, нет. Я почти не ходила на пляж.

Я краснею и злюсь на себя за это, но Хана ничего не замечает, а если и замечает, то не показывает этого.

— Знаю, я тебя там не нашла.

Я искоса поглядываю на Хану.

— Ты меня искала?

Хана закатывает глаза, меня радует, что она начинает вести себя как раньше.

— Ну, не прямо так чтобы искала. Просто была там несколько раз, но тебя не видела.

— Я много работаю.

О том, что вообще-то много работаю, чтобы не было времени ходить на пляж, я не упоминаю.

— Бегаешь?

— Нет, слишком жарко.

— Ага, я тоже. Решила сделать перерыв до осени.

Дальше мы идем молча, потом Хана наклоняет голову и, прищурившись, смотрит на меня:

— Ну а что еще?

Ее вопрос застает меня врасплох.

— Что значит «еще»?

— То и значит. Я спрашиваю, а что кроме работы? Лина, брось, ты что, забыла? Это же наше последнее лето. Можно делать, что хочешь, никакой ответственности перед обществом и прочей положительной ерунды. Так чем ты занималась все это время? Где была?

— Я… ничем. Ничем таким не занималась.

Это самое главное — не высовываться и не влипать в истории. Все правильно, но мне почему-то становится грустно. Количество летних дней стремительно сокращается, а у меня даже не было возможности повеселиться. Скоро август, еще пять недель — и задует ветер, а листья по краям прихватит золотом.

— А ты? — спрашиваю я. — Хорошо проводишь лето?

— Как обычно, — Хана пожимает плечами. — Много хожу на пляж, это я уже говорила. Иногда сижу с детьми Фаррелов.

— Правда?

Я морщу нос — Хана не особенно любит детей. Она говорит, что они противные и прилипчивые, как леденцы «Джолли рэнчер», если долго пролежат в кармане.

— Приходится, — Хана кривится, — родители решили, что мне необходимо «приобрести навыки ведения домашнего хозяйства». Такая вот хрень. Знаешь, они заставляют меня планировать бюджет. Как будто, если я смогу рассчитать, как потратить шестьдесят долларов за неделю, это научит меня платить по счетам, я стану ответственной и все в таком духе.

— Зачем? Не похоже, что тебе когда-нибудь придется рассчитывать бюджет на неделю.

Я не хотела, чтобы мое замечание прозвучало язвительно, но что поделать — нас ждет разное будущее, и это отдаляет нас друг от друга.

Дальше мы идем молча. Хана смотрит в сторону и щурится от солнца. Может, я просто не в духе, оттого что лето так быстро проходит? Но в голове начинают быстро мелькать яркие картинки из прошлого, как будто кто-то перетасовывает карты. Хана распахивает дверь в туалет в тот первый день во втором классе, она скрещивает руки на груди и, не задумываясь, спрашивает: «Это из-за твоей мамы?» Мне разрешили переночевать у Ханы, мы не спим, представляем, что нам в женихи выберут каких-нибудь удивительных, фантастических мужчин, например президента Соединенных Штатов или звезд кино, и хихикаем. Мы бежим бок о бок, и наши ноги в унисон, как бьются наши сердца, отталкиваются от тротуара. Занимаемся бодисерфингом на пляже, а по пути домой покупаем рожки с тремя шариками мороженого и спорим, какое вкуснее — ванильное или шоколадное.

Лучшие подруги в течение десяти лет, и на всем этом поставит крест кончик скальпеля, лазерный луч, пропущенный через мозг, и взмах хирургического ножа. Наша история, все, что она для нас значит, будет отрезана, исчезнет, как отпущенный в небо воздушный шарик. Через два года, даже раньше — через два месяца, встретившись на улице, мы только кивнем друг другу и пойдем дальше, каждая своей дорогой — два разных человека, два разных мира, две звезды на разных орбитах, между которыми тысячи миль черного безвоздушного пространства.

Правительство разделяет людей не по тому признаку. Нас надо ограждать от тех, кто в конце концов нас оставит, от людей, которые уйдут и забудут о нас.

— А ты помнишь наши планы на это лето? — вдруг спрашивает Хана. Наверное, она тоже почувствовала ностальгию. — Помнишь, что мы собирались сделать под занавес?

— Прокрасться в бассейн «Спенсер преп», — ни секунды не раздумывая, говорю я.

— И поплавать там в одном белье, — заканчивает Хана.

Мне становится весело.

— Перелезть через ограду фермы Черрихилл…

— …и пить кленовый сироп прямо из бочек.

— Пробежать весь путь от Холма до Старого аэропорта.

— Проехать на великах до Суисайд-Пойнта.

— Попробовать найти канатные качели, про которые нам рассказывала Сара Миллер. Те, что над Фор-ривер.

— Пройти без билета в кино и посмотреть четыре сеанса подряд.

— Одолеть мороженое «Хобгоблин» в «Мэй».

Теперь уже я улыбаюсь во весь рот, и Хана тоже. Я начинаю цитировать рекламу:

— «Гигантские порции для нечеловеческого аппетита. Тринадцать шариков, взбитые сливки, горячая сливочная помадка.

Хана подхватывает:

— …и все мыслимые присыпки и сиропы, которые смогут проглотить ваши маленькие монстры!»

Мы обе хохочем. Этот рекламный плакат мы читали, наверное, тысячу раз и собирались организовать второй штурм «Хобгоблина». Первая попытка состоялась в четвертом классе, тогда Хана настояла на походе в «Мэй» и взяла меня с собой. Остаток вечера мы катались по полу у нее в туалете, а ведь съели всего по семь шариков из тринадцати.

Вот и моя улица. Посреди дороги детишки играют в некое подобие футбола — вместо мяча они гоняют по асфальту консервную банку. Их загорелые тела блестят от пота. Я замечаю среди игроков Дженни. Какая-то девочка пытается локтем отпихнуть ее со своего пути, Дженни разворачивается и толкает девчонку на землю. Девчонка начинает реветь, но, даже когда ее рев превращается в пронзительный вой сирены, никто не выглядывает из ближайших домов, только занавеска колыхнулась в одном окне.

Мне безумно хочется удержаться на волне хорошего настроения, хочется снова наладить отношения с Ханой, пусть ненадолго, только до конца лета.

— Послушай, Хана… — У меня перехватило горло, я еле-еле выдавливаю из себя слова и нервничаю, почти как на эвалуации. — Сегодня вечером в парке показывают «Дефективного полицейского» с Майклом Винном. Двойной сеанс. Можем пойти, если хочешь.