Наулака: История о Западе и Востоке - Киплинг Редьярд Джозеф - Страница 22

— Нет, — спокойно ответил Тарвин. — Я бы уже давно начал стрелять.

— Стрелять? Но их же пятьдесят человек!

— Я бы стрелял в их капитана.

Король затрясся в седле от смеха и поднял руку, подзывая к себе начальника отряда.

— Охе, Пертаб Сингх-Джи, он говорит, что мог бы застрелить тебя. — Потом, повернувшись к Тарвину, добавил, улыбаясь: — Это мой двоюродный брат.

Рот раджпутского капитана, человека крупного и сильного, растянулся в широчайшей улыбке, и, к удивлению Тарвина, он ответил на чистейшем английском:

— Будь это не регулярная армия, это могло бы сработать — убить субалтерна и так далее, в общем, вы понимаете. Но нас обучали по английской системе, и свой офицерский чин я получил от королевы. В германской же армии…

Тарвин смотрел на него, онемев от изумления.

— Но вы незнакомы с военной спецификой, — вежливо произнёс Пертаб Сингх-Джи. — Я слышал ваш выстрел и видел, что вы сделали. Вы должны извинить меня. Когда рядом с Его Высочеством раздаётся выстрел, мы обязаны приблизиться — таков приказ.

Он отдал честь и присоединился к своему отряду.

Солнце становилось нестерпимо жарким, и король с Тарвином поскакали назад, к городу.

— Сколько заключённых вы могли бы выделить в моё распоряжение? — спросил Тарвин дорогой.

— Можете опустошить мои тюрьмы и взять их всех, если вам надо, — с готовностью ответил король. — Клянусь Богом, сахиб, такого со мной ещё не случалось! Я бы вам все отдал.

Тарвин снял шляпу и, смеясь, вытер потный лоб.

— Ну что же, отлично, я попрошу у вас то, что вам ничего не будет стоить.

Махараджа недоверчиво буркнул что-то. Обычно его подданные просили у него то, с чем ему вовсе не хотелось расставаться.

— Это что-то новое, сахиб Тарвин, — сказал он.

— Вы поймёте, что я не шучу, когда скажу, что хочу лишь взглянуть на Наулаку. Я видел все ваши драгоценности, принадлежащие государству, все золотые кареты, но этого ожерелья я не видел.

Махараджа проскакал ярдов пятьдесят, прежде чем ответил:

— Что, о нем тоже говорят там, откуда вы приехали?

— Конечно, все американцы знают, что это самое большое сокровище в Индии. Об этом сообщается во всех путеводителях, — беспардонно солгал Тарвин.

— А в ваших книгах написано, где оно находится? Ведь англичане знают все на свете. — Махараджа глядел прямо перед собой и едва заметно улыбался.

— Нет, но там сказано, что вы знаете, где оно, а мне очень хотелось бы взглянуть на него.

— Вы должны понять, сахиб Тарвин, — задумчиво произнёс махараджа, — что это не просто одна из драгоценностей, принадлежащих государству, это главная государственная драгоценность, символ нашего государства. Это вещь божественная. Даже я не могу держать её при себе и не имею права отдать приказ показать её вам.

Тарвин расстроился.

— Но, — продолжал махараджа, — если я скажу, где оно, вы можете отправиться туда на собственный страх и риск, не вмешивая в это дело правительство. Я видел, что вас трудно испугать, а человек я благодарный. Может быть, жрецы покажут вам его, а может, и нет. А может, там и вовсе нет священников. Ах, я совсем забыл — оно совсем не в том храме, о котором я думал. Нет, должно быть, оно в Гай-Мухе — Коровьей Пасти. Но священников там нет, и никто туда не ходит. Да-да, конечно, оно там, в храме Гай-Мух. А я почему-то думал, что оно в городе, — закончил махараджа. Он говорил так спокойно, как будто речь шла не о драгоценном ожерелье, а о потерянной лошадиной подкове или о тюрбане, который положили не на место и потому никак не могут найти.

— Ах, да, конечно! В Коровьей Пасти — в Гай-Мухе, — повторил Тарвин, как будто и об этом было написано в американских путеводителях.

Король снова засмеялся и продолжал:

— Клянусь Богом, только очень смелый человек отважится войти в Гай-Мух — такой смелый, как вы, сахиб Тарвин, — добавил он, бросив на собеседника цепкий взгляд. — Хо-хо! Пертаб Сингх-Джи туда бы не сунулся, нет. Даже под охраной того отряда, который не сумел напугать вас.

— Приберегите ваши похвалы до тех времён, когда я смогу принимать их заслуженно, — сказал Тарвин. — Подождите, пока я перекрою реку. — Он некоторое время молчал, как бы переваривая те сведения, которые только что получил от махараджи.

— А что, ваш город похож на этот? — спросил полуутвердительно махараджа, указывая на стены Ратора.

Тарвин уже в какой-то степени преодолел то презрительное чувство, с которым взирал на Гокрал Ситарун и на город Ратор. Теперь он относился к ним добрее, что вообще было присуще его натуре.

— Топаз в будущем станет крупнее, чем Ратор, — пояснил он.

— А когда вы были там, каково было ваше официальное положение? — спросил махараджа.

Тарвин, не говоря ни слова, достал из нагрудного кармана телеграмму, полученную от миссис Матри, и молча вручил её королю. Когда дело касалось выборов, то даже похвала насквозь пропитанного опиумом раджпута была ему небезразлична.

— Что это означает? — спросил король, и Тарвин в отчаянии всплеснул руками.

Он объяснил, как связан с правительством своего штата, и представил Законодательное собрание штата Колорадо одним из парламентов Америки. И если бы махараджа захотел обращаться к Тарвину официально, то ему следовало бы называть Ника достопочтенным господином Николасом Тарвином.

— Вроде тех членов провинциальных советов, которые иногда приезжают сюда? — предположил махараджа, вспомнив седовласых господ, которые время от времени навещали его и были облечены властью, лишь отчасти уступавшей власти вице-короля. — Но вы же не станете писать донесения в своё Законодательное собрание по поводу того, как я управляю своими владениями? — спросил он подозрительно, снова вспоминая приехавших из-за моря сверхлюбопытных эмиссаров британского парламента, плохо державшихся в седле и ведущих нескончаемые разговоры о хорошем управлении каждый раз, когда ему хотелось спать. — А главное, — прибавил он медленно, с расстановкой, когда они приблизились к дворцовым воротам, — вы ведь настоящий друг махараджи Кунвара, да? И ваша подруга, леди-докторша, вылечит его, правда?

— Да, — сказал Тарвин, и под влиянием внезапного порыва добавил: — Ведь для этого мы здесь и находимся!

XII

Безрезультатная экспедиция в мёртвый город, где находилась Коровья Пасть и где, по словам махараджи, следовало искать Наулаку, отняла у Тарвина два дня и чуть было не закончилась его гибелью в зубах священного крокодила. Тарвину хотелось сейчас одного: высказать махарадже все, что он о нем думает. Но, к сожалению, это было невозможно. Скучающий монарх, что было теперь совершенно очевидно, послал его в Гай-Мух либо для того, чтобы посмеяться над ним и тем самым прогнать ненадолго скуку, либо чтобы отбить у Тарвина всякую охоту заниматься розысками ожерелья. Но король был единственным человеком, от которого зависело, добьётся ли Тарвин своего — получит ли он Наулаку. И потому махараджа никогда не услышит от Тарвина, что он о нем на самом деле думает.

К счастью, махараджу так занимали работы, которые Тарвин затеял на реке Амет, что он не стал интересоваться у своего молодого друга, ездил ли тот за Наулакой в Гай-Мух. На следующее утро по возвращении из этого страшного места Тарвин получил аудиенцию у короля и, явившись к нему с видом человека, который не ведает страха и не знает разочарований, весело потребовал от короля исполнить обещание. Потерпев крупную неудачу в одном деле, он стал без промедления закладывать фундамент нового здания, подобно жителям родного Топаза, которые на следующее после пожара утро начали отстраивать свой город заново. То, что он пережил в Коровьей Пасти, лишь укрепило его дух: теперь к его решимости добиться намеченной цели прибавилась мрачная готовность свести счёты с человеком, отправившим его на верную смерть.

В то утро махараджа чувствовал особую потребность в развлечениях и охотно согласился исполнить обещанное: он приказал, чтобы высокому белому человеку, с которым он играл в пахиси, выделили столько рабочей силы, сколько ему потребно. Тарвину казалось, что в этой стране, чтобы спрятать от чужих глаз свои истинные намерения, совершенно необходимо поднять много пыли. И это ему удалось — облако пыли, клубившейся над Аметом и грандиозными прожектами Тарвина по добыче золота, было огромных размеров. С того самого момента, когда было основано местное государство, никто не видывал здесь ничего подобного. Махараджа отдал ему всех заключённых из всех своих тюрем, и Тарвин отвёл свою маленькую армию, состоявшую из закованных в ножные кандалы кайди, в лагерь, расположенный в пяти милях от городских стен. Толпа каторжан с корзинами, мотыгами и лопатами, походным порядком двигавшаяся к месту работ или возвращавшаяся оттуда в лагерь, нагруженные вырытой землёй ослы, взрывные работы, ведущиеся с огромным размахом, а главное, царившая повсюду суета и неразбериха — все это доставляло удовольствие махарадже, который радостно хлопал в ладоши, присутствуя при очередном взрыве, устроенном специально для его потехи. Тарвину казалось: в том, что король платит из своего кармана за порох, да и за все развлечение в целом, была некая справедливость.