Наулака: История о Западе и Востоке - Киплинг Редьярд Джозеф - Страница 11

Тарвин стоял, освещённый солнцем, и оглядывался по сторонам. Он снял свою мягкую широкополую шляпу, слишком тёплую для этого климата, и вытер вспотевший лоб. Если бы некий недоброжелатель, спрятавшийся в этой таинственной и прекрасной комнате и лелеющий злые замыслы по отношению к Тарвину, увидел бы сейчас этого стройного и сильного человека, у него бы пропала всякая охота нападать на него. Ник покрутил свои длинные усы, спускавшиеся по углам рта и давно уже принявшие своеобразную форму из-за привычки дёргать их в раздумье, и произнёс вполголоса несколько колоритных замечаний, употребив слова, к которым стены этой комнаты не привыкли. Разве был у него шанс связаться с Соединёнными Штатами Америки из этой пропасти забвения? Даже проклятие, сорвавшееся с его уст и возвратившееся из глубины купола, показалось ему чужим и невыразительным.

На полу лежала какая-то фигура, укрытая простыней.

— Да, здесь нужен мертвец, чтобы вести дела в этом местечке! — воскликнул Тарвин, обнаружив тело. — Эй, привет! Вставай-ка, дружище!

Человек ворча поднялся на ноги, сбросил с себя покрывало, и перед Тарвином предстал заспанный туземец в костюме из серого атласа.

— Ой! — воскликнул он.

— Да-да, — ответил Тарвин невозмутимо.

— Вы хотите меня видеть?

— Нет, я хочу отправить телеграмму, если только в этой гробнице есть электрический ток.

— Сэр, — ответил туземец приветливо, — вы пришли в нужное место. Я оператор телеграфной связи и главный почтмейстер этого государства.

Он уселся на полуразвалившийся стул, выдвинул ящик письменного стола и начал там что-то искать.

— Что вы ищете, молодой человек? Потеряли связь с Калькуттой и не можете найти, да?

— Большинство джентльменов приносят свои собственные бланки, — отвечал он, и в его мягкой и вежливой интонации прозвучало что-то похожее на упрёк. — Вот он, бланк. Карандаш у вас есть?

— Послушайте, я не хочу, чтобы вы утруждали себя из-за меня. Не лучше ли вам пойти и снова лечь спать? Я сам отобью телеграмму. Какой у вас код для связи с Калькуттой?

— Вы не знаете, как пользоваться аппаратом, сэр.

— Это я-то не знаю? Посмотрели бы вы, как я перехватываю телеграфные сообщения во время выборов.

— Этот аппарат нуждается в о-очень умном обращении, сэр. Вы пишите свою депешу, а я её пошлю. Это будет настоящее разделение труда. Ха-ха-ха!

Тарвин написал такую телеграмму:

Он указал тот адрес в Денвере, который дала ему миссис Матри.

— Ну же, пускайте её да побыстрее! — сказал Тарвин, передавая бумагу через стол улыбающемуся индусу.

— Хорошо. Не волнуйтесь. Я здесь для этого и нахожусь, — ответил туземец, понимая, что клиент спешит.

— Дойдёт ли она до места? — растягивая слова, задумчиво произнёс Тарвин, облокачиваясь о стол и глядя в глаза индийца в атласном одеянии. Вид у него при этом был самый что ни на есть компанейский, словно приглашающий телеграфиста посвятить его в подробности обмана, если, конечно, здесь был какой-то обман.

— О, да, безусловно, завтра же. Денвер находится в Соединённых Штатах Америки, — отвечал туземец, гордясь своими познаниями, как ребёнок.

— Вашу руку! — воскликнул Тарвин, протягивая свою волосатую пятерню. — Вы получили хорошее образование.

Он с полчаса дружески болтал с телеграфистом о предметах, знакомых им обоим, и видел, как тот отбил телеграмму; при первом стуке аппарата его сердце понеслось на родину, домой. Посреди разговора индиец внезапно нырнул в ящик стола и, вытащив оттуда запылённую телеграмму, протянул Тарвину, который тут же подверг её самому внимательному осмотру.

— Не знаете ли вы какой-нибудь новый англичанин, приезжающий в Ратор, по имени Терпин? — спросил он.

Тарвин на секунду остановил свой взгляд на адресе, потом разорвал конверт и обнаружил, как и ожидал, что телеграмма была адресована ему. Она была от миссис Матри, которая поздравляла его с тем, что он избран в Законодательное собрание штата Колорадо большинством в 1518 голосов против Шериффа.

Тарвин заревел от радости, исполнил боевой танец индейцев на белом полу мечети и, вытащив из-за стола изумлённого телеграфиста, закрутил его в бешеном вальсе. Затем, отвесив низкий поклон совершенно сбитому с толку индийцу и сказав на прощанье салям, он вылетел из мечети, размахивая телеграммой над головой, и, дурачась и шаля, вприпрыжку побежал по дороге.

Когда Тарвин вернулся в гостиницу, он отправился принять ванну, где ему предстояла серьёзная битва с грязью и пылью, въевшейся в кожу. А в это время на веранде коммивояжёры рассуждали о нем. Он с наслаждением отмокал в громадной глиняной посудине, а темнокожий водонос обливал его с головой из бурдюка с водой.

Чей-то голос, раздавшийся на веранде и прозвучавший чуть громче других, долетел до Тарвина:

— Вероятно, он приехал сюда искать золото или нефть, но нам об этом не скажет.

Сидя в ванне, Тарвин хитро подмигнул сам себе.

VII

На постоялом дворе, если стоит он посреди пустыни, обыкновенно не бывает слишком много мебели или ковров. Стол, два стула, вешалка для одежды на двери и перечень услуг с расценками — вот и все, что встретишь в номере; постельные принадлежности путешественник привозит с собой. Тарвин с интересом прочёл перед сном прейскурант и обнаружил, что сие заведение лишь с натяжкой можно было именовать отелем и что он не застрахован от того, что, прожив здесь день и переночевав, не получит предупреждения и в течение последующих двадцати часов не будет изгнан из этого неуютного дома.

Прежде чем лечь спать, Тарвин попросил принести ему ручку и чернила и на бланке своей компании написал письмо миссис Матри.

Этой ночью он видел во сне, как махараджа обменивал Наулаку на земельные участки в Топазе, а сам Тарвин надевал ожерелье на шею миссис Матри, в то время как спикер штата Колорадо объявлял, что с момента прибытия «Трех К» Топаз официально провозглашается столицей Запада. Потом, поняв, что спикером-то является он сам, Тарвин засомневался в истинности этих слов и проснулся. Небо над Ратором уже начинало светлеть и звало на подвиг не во сне, а наяву.

На веранде он столкнулся с седобородым солдатом-туземцем, приехавшим на верблюде. Тот подал ему маленькую коричневую книжицу, весьма засаленную, с надписью: «Прочтите и напишите, что ознакомились».

Тарвин расценил это новое обстоятельство как весьма интересное, но внешне удивления не выразил. Он уже успел постичь одну из тайн Востока — никогда ничему не удивляться. Он взял книжку и прочёл на заложенной странице следующее объявление:

«Да, из-за ерунды здесь рано вставать не будут, — размышлял Тарвин. — Служба в 7.30. Когда же они обедают?»

— Ну, и что мне с этим делать? — спросил он вслух у солдата. Верблюд и всадник взглянули на него и что-то проворчали, уезжая. Их это не касалось.

Тарвин буркнул им вслед что-то нечленораздельное. Да, это не та страна, где можно заниматься делами, когда стоит невыносимая жара. Он с нетерпением ждал того момента, когда с ожерельем в кармане и вместе с Кейт он вновь обратит свой взор на запад.

И первое, что он должен был сделать для достижения своей цели, — нанести визит миссионеру. Он был американцем, и если кто и мог рассказать Тарвину что-нибудь о Наулаке, так это был именно он. Кроме того, Тарвин предчувствовал, что сможет узнать от него и про Кейт.

Дом миссионера, находившийся прямо у городской стены, был тоже из красного песчаника. Он очень напоминал здание станции Раджпутана: голый одноэтажный куб и кругом ни листика винограда, никакой другой зелени и никаких признаков жизни. Но внутри дома, как выяснилось в следующий момент, жили люди, сердечные и гостеприимные, оказавшие ему радушный приём. Миссис Эстес была из породы тех добрых и милых женщин, что наделены прирождённым даром вести хозяйство и способны даже пещеру превратить в уютный дом. У неё было круглое, очень приятное лицо, нежная, мягкая кожа и спокойные глаза счастливого человека. Лет сорока, с гладкими, зачёсанными назад ещё не поседевшими волосами, она, чувствовалось, могла дать отдохнуть душой любому, кто оказывался подле неё.