Шопоголик и брачные узы - Кинселла Софи - Страница 5

Я разворачиваюсь — и вот он, Люк, стоит в дверях с довольной ухмылкой. Лицо раскраснелось от холода, в темных волосах блестят снежинки. Он так высок, что комната вдруг начинает казаться немного меньше.

— Люк! — вскрикиваю я. — Ты нас напугал.

— Извини, — говорит он. — Я решил, что ты по — j чувствуешь мое присутствие.

— Что-то такое я и почувствовала, — отвечаю я с оттенком вызова в голосе.

— Конечно, почувствовала. — Люк целует меня. — Привет, Дэнни.

— Привет, — откликается Дэнни, глядя, как Люк уверенными движениями снимает свое темно-синее кашемировое пальто, расстегивает манжеты и развязывает галстук.

Однажды, когда мы крепко выпили, Дэнни спросил меня:

— Люк и любовью занимается так же, будто открывает бутылку шампанского?

Я, конечно, тогда врезала Дэнни, заявив, что это не его дело, и все же я поняла, что он имеет в виду. Люк никогда не возится, не колеблется, не теряется. Он всегда точно знает, чего хочет, и неизменно это получает — нового клиента для своей компании или что-нибудь в постели, и все с такой, легкостью, с какой он откупоривает шампанское.

Ладно. Проехали. Скажем так: с тех пор как мы с Люком вместе, мои горизонты значительно расширились.

Люк просматривает почту.

— Так как дела, Дэнни?

— Спасибо, хорошо. — Дэнни кусает яблоко. — А как поживает мир крупных финансов? Моего братца сегодня не видел?

Рэндал, брат Дэнни, работает в финансовой компании, и они с Люком пару раз обедали вместе.

— Сегодня не видел, — отвечает Люк.

— Ну, когда увидишь, спроси, не прибавил ли он, часом, в весе. Как бы между прочим. Просто скажи: «Эй, да ты, никак, поправился», И брось что-нибудь вскользь насчет осмотрительности в выборе десертов. У него паранойя развилась на почве ожирения. Со смеху лопнуть можно.

— Братская любовь, — ухмыляется Люк, — разве она не прекрасна?

Перебрав всю почту, Люк слегка хмурит лоб и поворачивается ко мне:

— Бекки, уведомление о состоянии нашего счета еще не приходило?

— А-а… Нет. Еще нет. — Я подбадривающе улыбаюсь. — Думаю, завтра придет!

Это не совсем правда. Уведомление из банка пришло еще вчера, но я запихала его в ящик с бельем. Меня немного тревожат некоторые пункты, — может, мне удастся что-нибудь придумать, чтобы изменить ситуацию к лучшему. Ведь, говоря по правде, что бы я там ни пела Дэнни, с нашим совместным счетом не все так просто.

Не поймите меня неправильно, я всей душой за то, чтобы делить деньги. Ладно, признаюсь как на духу: мне нравится делить деньги Люка. Но мне совсем не нравится, когда Люк вдруг спрашивает: «А эти семьдесят долларов в „Блумингдейлз“ — на что?» — а я не могу вспомнить.

Внезапно меня посещает гениальное озарение. Надо пролить что-нибудь на уведомление — так, чтобы Люк не смог его прочитать!

— Приму душ, — говорит Люк, откладывая почту. На пороге он вдруг останавливается. Очень медленно оборачивается — и его взгляд упирается в бар для коктейлей. Можно подумать, будто он ничего подобного раньше не видывал.

— Что это такое? — выдавливает Люк.

— Бар для коктейлей! — радостно сообщаю я.

— Откуда он взялся?

— Он… ну… Купила сегодня.

— Бекки… — Люк прикрывает глаза. — Я думал, мы договорились: больше никакого барахла!

— Это не барахло! Это подлинный шедевр тридцатых годов! Мы каждый вечер сможем готовить изумительные коктейли! — Что-то в выражении лица Люка действует мне на нервы, и я сбивчиво бормочу: — Послушай, я помню, что мы решили не покупать больше мебели. Но это же совсем другое. В смысле, если видишь такую уникальную вещь, ее надо хватать!

Смешавшись, я закусываю губу. Люк молча приближается к бару. Проводит рукой по крышке, потом берет шейкер… Челюсти его плотно сжаты.

— Люк, я ведь думала, что это будет так занятно! Думала, тебе понравится. Продавец в магазине сказал, что у меня наметанный глаз.

— Наметанный, — эхом отзывается Люк, словно отказываясь верить в происходящее.

И подбрасывает шейкер в воздух — я только ахнуть успеваю. С содроганием жду, как шейкер со звоном грохнется на деревянный пол… Но Люк ловко подхватывает его. Мы с Дэнни, разинув рты, следим, как он снова подкидывает шейкер, вертит его, перекатывает по руке.

Глазам не верю. Я живу с Томом Крузом!

— На летних каникулах я подрабатывал барменом, — сообщает Люк, расплываясь в улыбке.

— Научи меня, как это делается! — в возбуждении кричу я. — Я тоже так хочу!

— И я! — подхватывает Дэнни. Он берет другой шейкер, неуклюже переворачивает его и перебрасывает мне. Я пытаюсь поймать, но шейкер плюхается на диван. — Руки-крюки! — хихикает Дэнни. — Давай, Бекки, тренируйся — тебе букет на свадьбе ловить.

— Еще чего!

— Валяй! Хочется ведь быть следующей?

— Дэнни… — Я изображаю беззаботный смех.

— Вы двое определенно должны пожениться, — продолжает Дэнни, игнорируя мой выразительный взгляд, потом подбирает шейкер и принимается перекидывать его из одной руки в другую. — Это превосходно. Посмотрите на себя: живете вместе, убить друг дружку не порываетесь, и не родственники… Я бы сшил тебе ослепительное платье. — Внезапно посерьезнев, Дэнни ставит шейкер на место. — Слушай-ка, Бекки, пообещай, что если вы поженитесь, то платье тебе сошью я.

Плохо дело. Если он будет продолжать в том же духе, Люк решит, что я оказываю на него давление. И, чего доброго, подумает, что я специально подговорила Дэнни.

Надо спасать положение. Срочно.

— Вообще-то я замуж не хочу, — слышу я свой собственный голос. — По крайней мере, не в ближайшие лет десять.

— Серьезно? — Дэнни растерян. — Не хочешь?

— В самом деле? — Люк поднимает голову, на лице его какое-то странное выражение. — Я этого не знал.

— Разве? — откликаюсь я, стараясь говорить как можно небрежнее. — Ну, теперь знаешь!

— Почему ты не хочешь выходить замуж еще десять лет? — спрашивает Дэнни.

— Я… — На меня вдруг нападает кашель. — Как водится, очень многое хотелось бы сделать прежде. Например, заняться своей карьерой, и… исследовать свой потенциал, и… узнать саму себя, сформировать собственную личность.

Я умолкаю и с вызовом встречаю иронический взгляд Люка.

— Ясно, — кивает он. — Что ж, звучит разумно. — Он смотрит на шейкер у себя в руках и ставит его на место. — Пожалуй, пойду в душ.

Погодите. Он же не должен был со мной соглашаться.

2

Мы прибываем в Хитроу в семь утра на следующий день и садимся в арендованный автомобиль. Пока мы едем к дому родителей Сьюз в Гэмпшире, мои затуманенные глаза разглядывают заснеженный пейзаж, изгороди, поля и деревушки — так, словно я никогда не видела их раньше. После Манхэттена все кажется таким маленьким и… изящным. Впервые я понимаю, почему американцы всё в Англии считают «старомодным».

— Куда теперь? — спрашивает Люк на очередном перекрестке.

— Здесь точно налево. То есть… направо. Нет-нет, налево.

Пока машина ездит по кругу, я выуживаю из сумочки приглашение — проверить адрес.

Сэр Гилберт и леди Клиф-Стюарт будут рады видеть Вас…

Словно загипнотизированная, я смотрю на крупные, с завитушками, буквы. Даже не верится, что Сьюзи и Таркин собрались пожениться.

То есть, конечно, я верю. Как-никак они уже год с лишним живут вместе, и Таркин фактически переехал в квартиру, которую я так долго делила со Сьюзи, — хотя, похоже, они все больше и больше времени проводят в Шотландии. Оба такие милые и непосредственные — все дружно сходятся на том, что они составят прекрасную пару.

Но порой, когда мысли о них застают меня врасплох, мой мозг вдруг издает вопль: «Че-его? Сьюзи и Таркин?»

Я привыкла думать о Таркине как о странном, немножко придурковатом кузене Сьюз. На протяжении многих лет он был просто нескладным парнем в допотопной куртке, да еще со склонностью распевать мелодии Вагнера в общественных местах. Таркин редко отваживался на вылазки из своего медвежьего угла — шотландского замка, а когда однажды все-таки отважился, то пригласил меня на худшее свидание в моей жизни (потом мы ни разу не говорили об этом).