Шопоголик и брачные узы - Кинселла Софи - Страница 44

Внезапно я вспоминаю разговор, подслушанный в саду. Люси отнюдь не казалась счастливой. Но и на то, что она задумала побег, тоже похоже не было.

— А как Том?

— Справляется, — говорит папа. — Он сейчас дома, с Дженис и Мартином, бедняга.

— Если хотите знать мое мнение, так он легко отделался! — заявляет мама. — А вот Дженис мне жаль. После того, как они устроили такую прелестную свадьбу! Эта девица всем им головы задурила.

Мы подруливаем к дому. К моему изумлению, у поворота на подъездную дорожку припаркованы два белых фургона.

— Это что такое? — удивляюсь я.

— Ничего, — отвечает мама.

— Водопроводчики, — говорит папа.

Но лица у обоих какие-то странные. Глаза у мамы блестят, и, пока мы идем к дверям, она пару раз косится на папу с заговорщицким видом.

— Ну что, готовы? — как бы между прочим спрашивает папа. Потом вставляет ключ в замок и распахивает дверь.

— Сюрприз! — хором кричат они, и челюсть моя стукается об землю.

Старых обоев больше нет. Нет и вытертого ковра в холле. Все отделано в светлых тонах, на полу покрытие из волокон алоэ, повсюду новые светильники. Я озираюсь, не веря своим глазам. На лестнице мужчина в комбинезоне красит перила, еще двое, забравшись на стремянку, возятся с люстрой. Везде пахнет краской и новизной. И потраченными деньгами.

— Вы дом перестроили, — слабым голосом бормочу я.

— К свадьбе! — Сияя, мама смотрит на меня.

— Ты же говорила… — Я сглатываю. — Ты говорила, что сделано мало.

— Мы хотели приготовить тебе сюрприз!

— Что скажешь, Бекки? — Папа обводит рукой вокруг. — Нравится? Одобряешь?

Он спрашивает шутливо. Но я-то знаю, как важно для него, чтобы мне понравилось. Важно для них обоих. Они сделали все это для меня.

— Это… фантастика, — хрипло произношу я. — Просто чудесно.

— А теперь пойдем, посмотришь сад!

Я безмолвно тащусь следом за мамой. Среди клумб копошится команда садовников в форме.

— Они высадят анютины глазки надписью «Бекки и Люк»! Как раз расцветут в июне. И еще будет новый пруд — прямо у входа в шатер. Я видела такой по телевизору.

— Звучит… грандиозно.

— А ночью все освещается, так что во время фейерверка…

— Какого фейерверка? — вырывается у меня. Мама смотрит на меня с удивлением.

— Я же тебе посылала факс про фейерверки, Бекки! Только не говори, что ты забыла.

— Нет! Конечно, нет!

В памяти всплывает кипа факсов, полученных от мамы; я виновато запихивала их под кровать, какие-то бегло просмотрев, а какие-то и вовсе не прочитав.

Что я творю? Почему я не обращала внимания на происходящее?

— Бекки, золотце, ты плохо выглядишь, — качает головой мама. — Наверное, устала после перелета. Давай-ка выпьем по чашке кофе.

Мы входим в кухню, и меня вновь охватывает паника.

— Бы и кухню заново обставили?

— Нет-нет! — весело откликается мама. — Просто кое-что перекрасили. Прелестно смотрится, правда? Ладно. Возьми этот чудесный рогалик. Это из новой булочной.

Она протягивает плетенку, но мне и кусок в горло не лезет. Мне плохо. Я понятия не имела о том, что здесь происходит!

— Бекки? — Мама смотрит на меня. — Что-то не так?

— Нет! — быстро говорю я. — Все… превосходно. И что прикажете делать?

— Знаешь… я, пожалуй, пойду распакую вещи. Разберусь немного.

Когда я закрываю за собой дверь спальни, бледная улыбка все еще лепится к моей физиономии, а в груди тяжело бухает сердце.

Это не по плану.

Это совсем не по плану. Новые обои? Пруд? Фейерверк? Как получилось, что я ничего не знаю? Я же должна была догадаться. Это все по моей вине. О господи…

Как я скажу маме с папой, что все это нужно отменить? Как можно такое сделать?

Я не могу.

Но я должна.

Но я не могу. Не могу — и все.

Это моя свадьба, напоминаю я себе, смутно надеясь, что вернется моя нью-йоркская упертость. Где хочу, там и выхожу замуж.

Но эти слова звучат гак фальшиво, что я морщусь. Может, в самом начале это и было правдой. До того, как было что-то сделано, до того, как в это вложили силы. Но теперь… теперь это уже не просто моя свадьба. Это подарок мамы с папой. Это самый большой подарок, который они сделали мне в жизни, и они вложили в него всю свою заботу и любовь.

И я собираюсь отвергнуть его. Собираюсь сказать: спасибо, дорогие, зря старались.

Где только была моя голова?

Лезу в карман за своими записками, которые накорябала в самолете Б преддверии разговора с мамой.

Причины, по которым наша свадьба должна состояться в «Плазе»

• Разве тебе не хочется съездить в Нью-Йорк, при том что все расходы будут оплачены?

• «Плаза» — фантастический отель.

• Тебе не придется тратить свои силы.

• Шатер только перевернет вверх дном все в нашем саду.

• Тебе не придется приглашать тетю Сильвиго.

• Получишь бесплатно таблички от «Тиффани»…

Какими убедительными казались эти аргументы, когда я их записывала. А теперь они смехотворны. Маме с папой ничего не известно о «Плазе». С чего вдруг они захотят лететь в какой-то расфуфыренный отель, которого и в глаза не видели? Почему они не могут хозяйничать на свадьбе, о которой всегда мечтали? Я их единственная дочь. Единственный ребенок.

Господи, что же делать?

Я сижу, устремив взгляд на листок бумаги и пытаясь что-нибудь придумать. Отчаянно ищу решение, лазейку, через которую можно было бы выбраться, не желая сдаваться, пока есть хоть малейшая зацепка. Кругами, кругами — и все на одном месте. Кругами, кругами — как заводной заяц, бьющий в барабан.

— Бекки?

Входит мама, и я в панике комкаю листок и зажимаю в кулаке.

— А, кофе! — бодро восклицаю я. — Как мило.

— Без кофеина, — говорит мама, вручая мне кружку с надписью «Не психуй, устраивая свадьбу, — пусть психует мама». — Я подумала, что ты сейчас, возможно, пьешь именно из такой.

— Нет, — с удивлением говорю я. — Но это не имеет значения.

— Как ты? — Мама присаживается рядом со мной, и я переправляю бумажный шарик из одной ладони в другую. — Устала немного? И наверное, не очень хорошо себя чувствуешь.

— Не то чтобы совсем плохо… — Я вздыхаю несколько тяжелее, чем следовало бы. — Хотя еда в самолете была та еще.

— Тебе надо поддерживать свои силы! — Мама сжимает мою руку. — А теперь… У меня кое-что есть для тебя, дорогая! — Она вручает мне листок. — Что скажешь?

Я разворачиваю лист и… столбенею. План дома. Дома с четырьмя спальнями. Дома в Оксшотте!

— Замечательно, правда? — Мама вся светится. — Ты только посмотри!

— Вы что, переехать хотите?

— Это не для нас, глупышка! Будете жить прямо рядом с нами, за углом! Видишь, здесь навес — для барбекю, в доме две ванные комнаты…

— Мама, мы живем в Нью-Йорке.

— Это вы сейчас там живете. Но это ненадолго. Вы же не собираетесь остаться там навеки, правда?

В голосе мамы внезапно слышится беспокойство, и, хотя она и продолжает улыбаться, я по глазам вижу — она вся напряглась. Я открываю рот, чтобы ответить, и вдруг, к своему собственному изумлению, спохватываюсь, что мы с Люком так далеко и не загадывали.

То есть я всегда полагала, что однажды мы возвратимся в Англию. Но когда?

— Бекки, вы не планируете поселиться там навсегда? — У мамы вырывается короткий нервный смешок.

— Не знаю, — смущенно говорю я. — Сама не знаю, что мы будем делать.

— Нельзя же целой семье жить в этой тесной квартирке! Вы захотите вернуться домой! В прекрасный дом с садом! Особенно теперь!

— Теперь — это почему?

— Так… — Мама делает неопределенный жест рукой.

— Ты о чем? Мама вздыхает.

— Бекки… Я понимаю, что ты немного… стесняешься говорить об этом людям. Но ничего страшного, дорогая! В наши дни это вполне допустимо. Этим уже нельзя заклеймить!

— Заклеймить? Ты что…

— Единственное, что нам надо знать… — мама выдерживает деликатную паузу, — это на сколько перешивать платье? К тому дню?