Дикие орхидеи - Деверо Джуд - Страница 39

— Они возвращаются. Соберитесь, — посоветовала она.

Я улыбнулся, смахнул навернувшиеся слезы, пару раз шмыгнул носом.

Десси закрыла скульптуру.

— Почему бы вам не прийти ко мне на обед в воскресенье? — спросила Десси. — Обсудим воплощение в бронзе.

Я кивнул. Мне стало легче, но я еще не вполне доверял своему голосу.

— Только вы. Один. В час.

Я обернулся и посмотрел на нее: это было больше, нежели просто приглашение на обед. Она давала мне понять, что если я заинтересован, то она не против. О да, заинтересован, да еще как! Я кивнул, она ответила улыбкой — и весь вечер мы держались порознь.

Но Джеки нам провести не удалось. Спустя примерно три с половиной секунды после того, как за последним гостем закрылась дверь, она сообщила мне, что мы с Десси вели себя «неприлично».

— А что ваше поколение знает о приличиях? — возмутился я. — Вы расхаживаете по улицам в топиках шириной с мой носок, выставляете напоказ пупок — и думаете, что вам что-то известно о приличиях?

К моему крайнему раздражению, Джеки ответила мне только холодной улыбкой и вышла из комнаты.

До следующего утра я ее не видел. Я ожидал, что утром она в приступе ревности будет греметь и швыряться сковородками и кастрюлями. И почему женщины такие ревнивые? Хотел бы я знать...

Но Джеки на кухне не было. Хуже того, не было на кухне и завтрака. Мне пришлось обшарить весь дом, прежде чем я нашел ее. Она укладывала камеру и всякие принадлежности в большую мягкую сумку. Меня поразили ее ботинки — высокие, на толстенной подошве, весом, наверное, фунтов по двенадцать каждый.

— Куда-то намылилась?

— Ага. Сегодня суббота. Я беру выходной. День обещает быть чудесным, и я иду фотографировать цветы.

Мне совсем не хотелось целый день просидеть в огромном пустом доме. Шесть лет я прожил один и несколько недель — с людьми. И теперь я, кажется, не переношу одиночества.

— Я пойду с тобой, — сказал я.

Джеки насмешливо фыркнула и осмотрела меня с ног до головы. На мне были старая футболка и мешковатые штаны — мой спальный костюмчик. Ладно, за последние несколько летя набрал пару лишних фунтов, но я-то знаю, что под ними — мышцы!

— Я собираюсь лазать по горам, — сказала она таким тоном, словно это исключало всякую возможность моего присутствия. — К тому же у тебя нет ни подходящей обуви, ни даже фляжки!

Ну, с этим не поспоришь. Я никогда не был фанатом туризма, особенно горного. Весь день карабкаться по горам, в итоге десять минут полюбоваться каким-нибудь неописуемым видом — и спускаться обратно. Уж лучше я останусь дома и почитаю книжку.

— Мне кажется, возле «Уол-марта» я видел магазинчик под названием «Горное что-то там».

— Он там есть. — Джеки надела рюкзак. — Но он открывается часов в девять, а сейчас семь, и я готова к выходу.

Она улыбнулась и пошла к лестнице. Я вздохнул:

— Ладно, позвоню Десси, спрошу, что она сегодня делает...

Джеки остановилась и посмотрела на меня так, словно хотела убить с особой жестокостью.

— Одевайся, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Синие джинсы, футболка, рубашка с длинным рукавом.

Я в шутку отдал ей честь и пошел одеваться.

Спортивный магазин открывался в десять. Я успел плотно подкрепиться перед испытаниями грядущего дня и заглянуть в книжный магазин, где я накупил нужных книг на сто пятьдесят шесть долларов. Джеки порядком издергалась. Она три раза объясняла мне что-то про уровни освещенности и положение солнца — все сводилось к тому, что из-за меня она пропускает лучший свет. Думаю, она отыгралась, навесив на меня достаточно снаряжения для покорения Эвереста.

Когда мы с Джеки закончили с покупкой снаряжения, стрелка часов перевалила за одиннадцать. Джеки, увидев, что я поглядываю на часы, прорычала:

— Клянусь всем святым, что у меня есть: если ты заикнешься про ленч, то пожалеешь, что родился на свет!

Меня мучило любопытство, как именно она собирается воплотить эту угрозу в жизнь, но я решил промолчать. В рюкзаке у меня лежали энергетические батончики и орехово-злаковые смеси в пакетиках, так что я, несомненно, выживу даже без ленча. Я осклабился:

— Я готов идти.

Джеки отвернулась. Кажется, она пробормотала себе под нос что-то вроде «есть Бог на свете».

Мы забрались в грузовичок. Джеки указывала дорогу. Я хотел поинтересоваться, как она собиралась без меня добраться до горной тропы, но она была явно не в настроении отвечать на вопросы.

Мы сворачивали с одной проселочной дороги на другую, пока не доехали до фунтовой дороги, заросшей сорняками. Очевидно, ею уже много лет никто не пользовался.

— Я так понимаю, ты это место не по карте нашла, — заметил я.

Она больше не выглядела сердитой и восхищенно осматривалась по сторонам.

— Да, — ответила Джеки. — Я просто знаю этот путь.

Ну, начинается, подумал я. Какая-то часть меня тут же пожалела, что мы сюда заехали. Но я был рад, что увязался с ней, — я не хотел, чтобы она шаталась по окрестностям Коул-Крик одна. Я боялся не столько того, что с ней может случиться, сколько того, что она может увидеть. Вдруг Джеки наткнулась бы на разрушенную хижину? Место, где женщину погребли заживо...

Я вывел грузовик на полянку. Джеки собралась вылезать, но я перехватил ее за руку.

— Это не то самое место... Ну, ты понимаешь?

— Где женщина разговаривала с дьяволом?

Она улыбнулась, и я улыбнулся в ответ. Хорошо, что она больше не сердится.

— Нет, не то. Я, конечно, не уверена, но интуиция подсказывает мне, что оно на другой стороне Коул-Крик.

Она снова засобиралась вылезать, но я не отпускал ее.

— Слушай, если ты все-таки ошиблась и мы увидим разрушенную хижину...

— Я развернусь и брошусь наутек так быстро, что даже сам черт меня не поймает.

— Обещаешь? — серьезно спросил я.

— Чтоб мне провалиться.

— Это не тот ответ, который мне хотелось услышать.

Мы рассмеялись и выбрались из пикапа.

Спустя два часа я проклинал свою глупость. Зачем я только потащился с ней? Чего я боялся? Побыть в одиночестве? Посидеть в тишине и полистать книжку? Или поваляться в ванне с бутылочкой пива и почитать? Вздремнуть на диванчике? Я действительно так сильно всего этого не хотел?

Я поднимался в гору следом за Джеки по такой узкой тропе, что каждый шаг был проверкой на равновесие. Я спотыкался о палки, камни, муравейники, ямы, скрытые под мхом, поскальзывался на раскисших растениях и лужицах черной грязи. Ноги у меня болели, спина ныла, я промок до нитки. Хотя сверху палило солнце, его лучи не достигали нижнего яруса леса. Здесь капало отовсюду. Нам на головы падало что-то белое, желтое, зеленое, много зеленого. Судя по всему, все пауки штата собрались в этих местах поиграть в чехарду, и невидимые липкие нити паутины постоянно попадали мне налицо. Как я ни старался, мне не удавалось снять их все, и я чувствовал себя мушкой, которую готовят к обеду.

— Разве это не самое прекрасное место, которое ты видел в жизни? — Джеки развернулась ко мне лицом и шагала по предательской тропе спиной вперед.

Я снял шесть длинных клейких нитей с языка. Я мог бы идти с закрытым ртом, но в воздухе висела такая влажность, что приходилось дышать вдвое чаще, чтобы в кровь поступало хоть сколько-то кислорода.

— Ага, очень красиво... — Я прихлопнул на себе какого-то жука. Я знакомился с формами жизни, которых прежде не видала ни одна человеческая душа.

Спустя десять минут Джеки впала в своеобразный экстаз: она узрела крупные розовые цветы, заявила, что это те самые орхидеи и она жаждет их сфотографировать. Я хотел присесть на бревнышко, но она завопила, чтобы я не садился. Мол, сначала надо исследовать место на предмет присутствия «водяных щитомордников, медноголовых и гремучих змей».

Когда она наконец-то объявила, что тут безопасно и я могу присесть, я с нежностью вспоминал о кузене Ноубле. Если бы ему вздумалось фотографировать орхидеи (да, сложно представить, но это не имеет значения), он бы заявился сюда на своем внедорожнике — к черту экологию! — и все уважающие себя змеи в округе бежали бы в страхе.