Дикие орхидеи - Деверо Джуд - Страница 34

Но тут до меня донесся запах, который не спутаешь ни с чем, — запах шкворчащего на сковороде окорока. Я так торопился, одеваясь, что перепутал правый ботинок с левым.

На кухне Джеки стояла спиной ко мне, и обычная крохотная одежда плотно облегала се миниатюрную фигурку. Я был так рад видеть ее, что еле удержался, чтобы не броситься обниматься.

Однако мне удалось взять себя в руки.

— А я думал, ты уезжаешь, — угрюмо проворчал я.

— И тебе доброго утра, — сказала она, снимая со сковороды кусок окорока.

— Джеки, я думал, мы договорились, что ты покинешь этот город.

Она поставила на стол тарелку с окороком, яичницей и хлебцами из цельной пшеницы. Я понял, что это, вероятно, для меня, и сел перед тарелкой.

— Я размышляла об этом, — сказала она и придвинула к себе тарелку с чем-то, напоминавшим заваренные опилки. — Так как никто не знает, что я помню Коул-Крик, значит, никто и не подумает, что я, возможно, видела убийство, будучи ребенком. Верно?

— Думаю, да, — проговорил я с набитым ртом.

Она приготовила яичницу именно так, как я люблю.

— Значит, если никто никому не расскажет, что я помню этот городок, никто и не узнает, что я здесь бывала раньше. В таком случае мы можем задавать вопросы и расследовать это дело, а если убийца до сих пор жив, он...

Она осеклась и взглянула на меня широко распахнутыми глазами.

— Захочет убить только меня, когда я узнаю слишком много, — закончил я.

— Да, наверное, так. — Она уставилась в свою тарелку с перемолотой древесиной. — Не очень хорошая идея, по правде говоря.

Да, по правде говоря, не очень хорошая. Отвратительная идея. Но во мне снова взыграло любопытство: почему, почему, почему?

— У тебя глаза делаются все шире и шире. Как блюдца. Пар из ушей не повалит?

— Только если я подпалю тебе хвост, — огрызнулся я.

Я намекал на хвост дьявола, но Джеки изогнула бровь, как будто я опять пошутил о сексе. Я с отвращением почувствовал, как лицо заливается краской. Она улыбнулась и вернулась к своему блюду «от шеф-плотника».

— Так какой у тебя план? — спросила она.

— Не знаю. — Я беззастенчиво лгал. — Мне надо кое-что написать, это займет пару дней, так что почему бы тебе не... — Я махнул рукой.

— Не заняться своими делами? Отстать от тебя? Пойти поиграть с другими детишками?

— В той или иной степени.

— Отлично. — Она отнесла свою пустую миску в раковину.

Судя по тому, как она это сказала, Джеки что-то задумала, но я прекрасно понимал, что если заставлю ее рассказать что, то мне и самому придется раскрыть карты.

После завтрака я пошел в кабинет, чтобы сделать несколько звонков. С моим издательством сотрудничала одна известная писательница, автор «документальных детективов». Через редактора я добыл ее телефон, и мы имели очень длинный разговор. Я понятия не имел, как расследовать давнее убийство, и она дала мне несколько советов и кое-какие номера из личной телефонной книжки.

Не открывая подробностей, я рассказал ей о найденном скелете, который полиция забрала в лабораторию. Она спросила даты и пообещала перезвонить. Через несколько минут она и вправду перезвонила и дала мне координаты человека в Шарлотте, который знает об этом деле.

Я позвонил ему, представился, пообещал шесть книг с автографами (записал имена, которые нужно подписать), и он выложил все, что знал:

— Мы так и не выяснили ее имени. Пришли к выводу, что это туристка, на которую обрушилась стена.

— Значит, вы так и не узнали, кто ее... Я имею в виду, вы считаете это несчастным случаем?

— А вы считаете, что ее убили?

— Не знаю. Но я слышал, что подростки, которые ее нашли, сочинили историю...

— Про дьявола? Да, один из полицейских мне рассказывал. Кто-то говорил, что она спуталась с дьяволом, поэтому горожане забросали ее камнями.

Я глубоко вдохнул и медленно выдохнул, чтобы голос не сорвался. Вот еще один человек, который слышал историю Джеки.

— Это необычно, правда ведь? Я имею в виду, история с дьяволом вроде этой.

— Да нет! Практически каждое тело вроде этого — я имею в виду тело давно умершего человека — имеет свою легенду. А эти останки нашла истеричная девушка, которая заявила, что слышала женский плач.

— У вас великолепная память, — восхитился я.

— Не-а. Бесс позвонила мне чуть раньше, и я поднял дело. Красивая она была...

— Бесс? — уточнил я, подразумевая автора детективов. Я видел фотографии — красивой ее ну никак не назовешь.

— Нет!— Мой собеседник посмеялся.— Женщина, которую завалило камнями. У нас остался один из гипсовых слепков ее головы.

У меня глаза чуть не выскочили из орбит, как говорит Джеки.

— Скажите, а вы могли бы переслать мне копии всего, что у вас есть?

— А почему бы и нет? Мы показывали фото ее гипсового портрета по всему городу... Как он там называется?

— Коул-Крик.

— Да, точно.

Я услышал на заднем фоне чей-то голос, и мой собеседник на несколько секунд отошел, потом снова взял трубку.

— Слушайте, мне пора идти. Я вышлю вам эти материалы как можно скорее.

Я дал ему свои координаты, повесил трубку, откинулся в кресле и взглянул на потолок. Зачем я все это делаю? Я не сыщик. У меня нет ни малейшего желания как-нибудь темной ночью в грозу повстречаться с убийцей.

Я всего лишь хотел...

Вот в этом-то и кроется основная проблема. У меня нет цели в жизни. Денег у меня столько, что я мог бы безбедно прожить целую вечность, но человеку нужно нечто большее.

Я прикрыл глаза и предался воспоминаниям о первых годах жизни с Пэт. Какое чудесное время! Ничто на свете не сравнится с радостью, какую испытываешь, когда книгу принимают в печать, — глубочайшее удовлетворение, бальзам на душу.

Помню, как я думал: кто-то хочет прочитать то, что написал я! Потом я говорил себе: они же не про меня хотят читать, а про маму Пэт. Как-то я осознал, что все-таки продаю себя. Приятно быть востребованным! Но я все это потерял, потерял эту движущую силу еще до смерти Пэт. С тех пор мне уже не бывало хорошо.

До нынешнего момента. Я чувствовал, как с каждым днем возвращаю частицу самого себя. Я чувствовал, как возвращается прежний Форд — тот, кто будет драться за правое дело не на жизнь, а на смерть. В юности я дрался, как питбуль, за право поступить в колледж. И что бы ни делали и ни говорили мои отсталые, дубинноголовые родственнички — ничто не могло сбить меня с пути истинного. Я ни на секунду не выпустил свою цель из виду.

Но после смерти Пэт я ничего не делал. Я не ощущал потребности писать, не ощущал потребности вообще что-либо делать. Еще при ее жизни я достиг всех целей, какие себе ставил, и еще много чего.

Однако теперь... Теперь все меняется. Может, дело в Джеки? Может, это она возвращает меня к жизни? Только если косвенно, конечно. По правде говоря, тут много факторов: дом, городок... История. История, которая таит ответы на извечный вопрос «почему?».

С каждым шагом я приближаюсь к разгадке тайны. Мне казалось, что я уже доказал правдивость истории Джеки. Однако сегодня я услышал самые лучшие новости. Возможно, страшную историю о смерти этой женщины сочинили местные ребята. Это значит, что, если Джеки в детстве жила здесь, она могла ее услышать от каких-то юных садистов, которые наслаждались, пугая малышей до полусмерти своими россказнями.

С другой стороны, не исключено, что подростки просто выложили все, что знали. Раз останки нашли только в девяносто втором, то и история берет свое начало примерно в это время. Если так, то Джеки была уже достаточно взрослой, чтобы запомнить, услышала ли она все это или увидела...

Я обхватил голову руками. Это уже чересчур для меня. Кроме того, у меня заурчало в животе. Я направился вниз. Интересно, остался ли еще окорок? Кстати, с чего это Джеки изменила мнение? То она категорически не приемлет окорок, то поджаривает мне большущий кусок. Может, она хочет, чтобы у меня случился сердечный приступ? Какие у нее мотивы? Хм... Кроется ли за этим еще какая-то история?