Драгоценности - Кингсли (Кингслей) Джоанна - Страница 16

Девушка отдалась во власть музыки. Голос Этторе Ланконы околдовал ее. Высокий, красивый щеголь герцог Мантуанский, очаровательный плут и обольститель, пленил воображение Петры.

– La donna e mobile, Qual piuma al vento… – пел он. – «Сердце красавицы склонно к измене».

Петра отождествила себя с Джильдой, дочерью горбуна Риголетто. Когда Ланкона посмотрел вверх на первые ряды лож, Петре показалось, что он поет только для нее.

– II sol dell' anima. «Любовь – это солнечный свет души». La vita e amore. «Любовь – это сама жизнь». – Музыка была прекрасна, голос Ланконы чист и безупречен, как бриллиант.

В антракте Петра не пожелала выйти из ложи, опасаясь, что чары музыки рассеются. Когда замерла последняя нота и опустился занавес, ошеломленная девушка не могла даже аплодировать.

Лишь голос герцога привел ее в чувство.

– Сейчас мы должны пойти за кулисы и поздравить Марию с успехом. Возможно, она согласится представить нас своему великому партнеру.

Петра спокойно кивнула, хотя затрепетала при мысли о встрече с Ланконой. Во время последнего акта он часто поглядывал на их ложу, и Петра надеялась, что тенор обратил на нее внимание.

Марию, как обычно, окружала толпа поклонников, но они расступились, чтобы пропустить герцога Монфалко и Петру.

– Эдуардо! – воскликнула примадонна. – Скажи мне, как я сегодня пела? Ты мой самый строгий критик.

Герцог склонился и поцеловал ее затянутую в перчатку руку.

– Твой голос неизменно очаровывает меня.

Мария рассмеялась.

– Ты постоянно льстишь мне. Впрочем, сегодня я сама знаю, что была хороша. Когда рядом Этторе, мой голос звучит прекрасно. Ланкона поразителен! – Она посмотрела на Петру. – Кто помог тебе выбрать такое восхитительное платье? – Мария расцеловала девушку и, отодвинувшись, оглядела ее. Маленькая морщина пролегла на ее безукоризненно гладком лбу. – Я не сомневалась, что ты очень изменишься, Петра, и ради Эдуардо была рада помочь тебе, но не предполагала, что это случится так скоро. Наверное, что-то тут не чисто, toute de suite.

Петра засмеялась, но не успела ответить, потому что к ним подошел сам великий Ланкона.

– Мария, – попросил он, глядя на Петру, – представь меня этой даме.

– Охотно, – улыбнулась Мария. Взгляды певца и молодой девушки встретились, и Петра подумала, что у него чудесные светло-ореховые глаза, напоминающие золото подсолнечников под вечерним осенним небом. Высокий

Ланкона был все же чуть ниже герцога. Густые черные волосы, зачесанные назад, придавали его лицу демоническое выражение. Общее впечатление дополняли широкие плечи, узкая талия и стройные бедра. Как верно заметил герцог, Ланкона совсем не походил на других, почти всегда полных теноров.

Петра чувствовала, как их взаимное притяжение растет с каждой секундой.

– Эдуардо – прозвучал поблизости голос Марии, – посмотри, здесь граф ди Бренациа. Он спрашивал о тебе.

Мария и герцог ушли.

– Маэстро, – тихо промолвила Петра, – это большая честь для меня…

Ланкона не сводил с нее глаз.

– Вы принадлежите ему? – без обиняков спросил он, сделав шаг к ней.

– Он мой покровитель.

– Но почему именно он?

Петра не знала что ответить. Уверенность, обретенная в последние два года, улетучилась. Она даже забыла об опасности.

– Скажи, – попросил Ланкона, – что сделал герцог для того, чтобы выиграть такой приз, как ты?

Рука Петры потянулась к бриллиантовым серьгам. Он уловил ее движение и улыбнулся.

– А-а. И это все? Я подарю тебе сотню бриллиантов. Тысячу.

– Он дает мне гораздо больше, чем бриллианты.

– И я дам тебе больше – все, что ты хочешь, все! Поедем со мной.

– Это было бы несправедливо. – Петра потупила взгляд.

Ланкона приподнял ее подбородок и посмотрел ей в лицо.

– Синьорина Манзи, мы не такие жалкие люди, чтобы подчиняться приличиям, не рабы мелочной морали. Я гордый орел, и до сегодняшнего вечера не встречал ни одной женщины, способной взлететь со мной.

Петра вспомнила о последнем подарке герцога – птице феникс, восставшей из пепла. Безудержные инстинкты боролись в ней с голосом разума.

– Я слишком многим обязана герцогу и не могу покинуть его.

– Ты веришь в предначертание судьбы? Когда судьба говорит нам, куда идти, мы не должны выбирать другую дорогу. – Он наклонился к ней. – Я с первого взгляда понял, что ты моя судьба, а я твоя. – Ланкона тихо напел ей строки из арии, те, от которых два часа назад у Петры захватило дух: – Adunque amiamoci, donna celeste. «Тогда разреши нам любить, божественная леди». – Он выпрямился. – Утром я пришлю за тобой экипаж.

Петру раздирали противоречия. Она знала, что если увидит завтра карету, то уедет к Ланконе не задумываясь и не оглядываясь.

И вдруг она ощутила руку герцога на своем локте.

– Петра, нам предстоит дальняя дорога. Синьор Ланкона, рад был познакомиться с вами и с наслаждением слушал ваше пение. – И герцог увел Петру.

Она оглянулась на красивого певца. Его золотистые глаза горели страстью, и тепло этого взгляда еще долго согревало ее.

По пути домой герцог молчал, но когда они приблизились к вилле, взял Петру за руку.

– Со мной будет все хорошо, Коломбина, – тихо сказал он. – Даже если ты уедешь, часть тебя останется здесь навсегда.

– О чем ты говоришь, Эдуардо?

– Пожалуйста, дорогая. – Он похлопал ее по руке. – Разве я не говорил тебе, что этот день придет? Я надеялся, что не так скоро, но такова жизнь. Я с самого начала знал, что не смогу сохранить тебя навсегда. Ты – мое произведение искусства, Петрина, и сейчас тебя должен узнать мир. Отправляйся с ним.

Она видела, что он все понял.

– О, Эдуардо, мой дорогой, добрый друг. – Петра обняла его за шею. – Мое сердце разрывается от боли…

– Оно излечится довольно скоро, отогретое жаром такой страсти, какой ты еще не знала. – Экипаж подкатил к ступенькам виллы. – А сейчас вытри глазки, малышка, и поднимайся. Антония поможет тебе собраться. Я видел блеск в глазах Ланконы, и Бог свидетель, он не захочет долго ждать.

Они вышли из экипажа, и герцог повернул Петру лицом к себе.

– Но обязательно скажи ему: если он когда-либо обидит тебя, я убью его.

Она печально кивнула и, быстро поцеловав герцога, подобрала юбки и побежала по лестнице. Герцог сел в карету, а Петра позвала Антонию.

Став подругой знаменитого певца, Петра резко изменила свою жизнь.

Главное – она познала любовь и романтическую страсть, о существовании которой не предполагала. Она любила герцога и испытала физическое наслаждение в его объятиях, но восторженная любовь к Этторе подняла Петру к еще неизведанным вершинам, откуда она спускалась в мир ярких цветов, красоты и музыки, наполненный только ими и их любовью.

Ланкона восхищался ею, она почитала его. Где бы он ни выступал – в «Ла Скала», в «Ла Фениче», в Риме или во Флоренции, – Петра следовала за ним. Он щедро дарил ей цветы, внимание и любовь. Памятуя о бриллианте герцога, Ланкона осыпал свою возлюбленную драгоценностями, как и обещал: изумрудами, сапфирами и рубинами, гранатами из Вены, миланским хризобериллом с блестящим тигровым глазом, жемчугом из Парижа, опалами из Мадрида. И бриллиантами – чаще, чем другими драгоценными камнями. Петра хранила их в шкатулке из кованого золота, купленной им в магазине на Понте Веккио, когда он пел во Флоренции.

Петра ценила в них яркий блеск, цвет, совершенство, но более всего то, что они символизировали преданность Этторе. Однако чем обширнее становилась коллекция, тем менее важны становились для Петры камни. Ей казалось, что в любви есть нечто более значительное.

Только одно омрачало их счастье. Давным-давно Этторе женился на дочери влиятельного торговца, простодушной молодой женщине, равнодушной к опере и к путешествиям. Этторе находил ее скучной. Но уже тогда, обнаружив в себе необыкновенный дар, он мечтал о карьере певца. Только его богатый свекор мог оплатить уроки у великих учителей пения, которые жили в далеких от родной деревни Ланконы городах – Милане и Риме.