Зачем вы, девочки, красивых любите, или Оно мне надо? - Славачевская Юлия - Страница 4

— Понятно, — подвела я черту. Подумала о последствиях, прикинула возможности и отказалась: — Не согласна! Можно передоверить предложенную честь?! Я обеими руками «за»!

Ой! А что такого я сказала? Эти монстры-заговорщицки переглянулись и бросились на несчастную девушку. Я честно пыталась спастись бегством, благо космодром, ошибочно названный кроватью, это вполне позволял. Подвели непривычно длинные лохмы. Запутавшись в них, я рухнула и мигом попала в руки довольных преследователей, после чего была безжалостно вынута из занавешенного пространства на белый свет.

И тут моим эльфийским очам предстала комната во всей красе. Я даже присвистнула от удивления, чем застопорила этап утаскивания моего тела куда-то вглубь. Задержка позволила насладиться необычайно колоритным зрелищем.

Мы находились практически в центре актового зала, зачем-то декорированного в гламурном розовом цвете. По крайней мере, на Земле назвать спальней данное помещение точно никто не осмелится.

— У вашего дизайнера было безрадостное детство? — сглотнула я набежавшую слюну и сфокусировала зрение. У меня в глазах крутился унылый розово-сиреневый узор калейдоскопа.

— А? — отвлекся лекарь. — Вы о чем?

— О том! — хмыкнула я. — Ну вот какой нормальный человек, будучи в своем уме, додумается оклеивать стены и высокий потолок розовыми шпалерами, тисненными серебром, и тут же мостить ярко-сиреневый ковер, уснащать будуар дамы всем розово-сиренево-лиловым и вдогонку привесить на окна все те же шторы незабываемого ярко-розового колера?! А ширма, не хочу уточнять ее оттенок? А ночники? А люстра под свечи, прикрытая щитками из ткани, не хочу повторять какой?

— Неужели вам не нравится? — с изумлением воззрилась на меня одна из теток-близнецов. — Это же последний крик моды!

— Скорее, писк умирающего, — поправила ее. — Уже в глазах до голубизны порозовело! Сказала б я «художнику» от слова «худо» пару-тройку ласковых слов по поводу чрезмерного использования нервирующего оттенка и реализации детских комплексов.

Видимо, им сравнение не понравилось. Активизировавшись, они дружненько доволокли меня до… ванной?

— Эй! — запротестовала я. — Мы так не договаривались! Я там уже была!

Вопль вопиющего в пустыне услышан не был, и меня заволокли внутрь.

— Бог троицу любит, — мрачно пробормотала я себе под нос, ожидая третьего утопления за день.

Топить меня, правда, на этот раз не стали. Зато выпроводили за дверь мужчину и, засучив рукава, взялись за меня основательно. Замочили в ароматной воде, замариновали в благовонных маслах, смазали благоухающими кремами.

— Забыли, — на последнем этапе сообщила я усердным теткам.

— Что? — Меня не поняли.

— Говорю, яблоко в зубы забыли дать, бумажные розочки в уши вставить — и на стол! — (Про «в попу перышко» я благоразумно упоминать не стала. Все равно неправильно поймут.)

Не говоря ни слова, на меня мстительно вылили целый ушат мерзких приторных духов.

— Надеюсь, моего драгоценного супруга от парфюма стошнит раньше, чем он ко мне подойдет, — откашлявшись, угрюмо пожелала добрая жена.

Когда меня извлекли из ванной комнаты и, усадив, взялись за укладку волос, ничего хорошего от сей процедуры я не ждала. И правильно делала. Окружив мое кресло и застив белый свет, доморощенные садистки дергали волосы, плели, наматывали, закалывали, поддерживая мою несчастную голову. Закончив издеваться, отошли в сторону, открывая зеркало. Я ошалела…

Видит бог, эти дамы построили из моих волос Пизанскую башню, утыкав ее жлобскими блестящими железяками! Почему Пизанскую? Да потому, что ее сразу перекосило!

— Если у вас принято мужей встречать в таком виде, то как они еще не вымерли, подобно динозаврам? — ужаснулась я, поддерживая отяжелевшую (хотелось сказать — падающую) голову двумя руками. — От одного лишь взгляда получишь пожизненное заикание, нервный тик плюс импотенцию в придачу!

Мало того, вместо розовой ночнушки они пропихнули меня в необъятный балахон с рюшечками и оборками такого же противного цвета, абсолютно одинаковый по длине и по ширине! А чтобы взор не тосковал однообразием, по жуткому савану шли разводы лилово-розово-бордового, сделанные на манер батика.

— Какой ужас! — прошептала я, жестоко страдая от созерцания нового предмета туалета. — Зачем столько ткани?

Девы, громко сопя, молча наматывали простыню, декорировали чудовищные складочки и не разменивались на лишние пререкания.

— А-а-а-а, дошло! — злопыхательски начала я комментарий. — Это чтобы меня там искать было дольше и веселей! Точно! Как же я могла забыть! — Высвободив руку, хлопнула себя по лбу. — В этом же деле главное не результат, главное — напряженный поиск! Ну-ну!

Под мое неласковое бормотание: «Посмотрим! Будет ему выполнение договора, когда русалка на шпагат сядет!» — вокруг поводили хороводы, убедились в плодах рук своих. Пошушукались за спиной и наконец пришли к заключению о моей готовности. Одна из дам выскользнула за дверь. Куда это она дернула? Что мне еще уготовлено?

Гадать и ждать пришлось недолго. Дверь в комнату распахнулась, и внутрь начала заваливать толпа крайне странного вида. Впереди шел жгучий брюнет, смуглолицый мужчина с обнаженной грудью, задрапированный в черное с золотом полотнище на манер дхоти и демонстрирующий всем окружающим довольно стройные ноги. Не волосатые. По количеству драгоценностей, шнурочков, тряпочек и перышек он меня в два раза перещеголял. Натуральная сорока мужского рода.

Приглядевшись, я поменяла мнение: не в два, в три раза. Минимум. А хорошо у них тут жрецы зарабатывают, если могут себе такую роскошь на шею повесить и в шевелюру повтыкать.

В том, что это жрец или служитель культа, я нимало не сомневалась. У него в руках присутствовала штуковина, похожая на маршальский жезл с блестящей фиговиной наверху. Рукоять и навершие «волшебной палочки» щедро утыкали перьями. Выражение физиономии жреца было сосредоточенным, он выглядел глубоко погруженным в себя. И что там в себе ищет? Или оно упало на дно и нужен фонарь?

За ним следовали десять женщин, укутанные в полупрозрачную ткань по самую макушку и разукрашенные перьями различных расцветок. Каждая тащила в руках по треножнику. Треножники, сделанные из драгметалла, даже на вид смотрелись очень тяжелыми. Несчастные женщины перли их изо всех сил, пыхтя и отдуваясь. Во! И у них на баб самую тяжелую работу скидывают! Мужчинка вон палочкой помахивает и козликом скачет, а дамочки еле тащатся, обливаясь потом. Мрак!

Ни слова не говоря, вся эта процессия начала расставлять свое оборудование. В центре комнаты поместили большое кресло и окружили его треножниками. По завершении жрец мрачно зыркнул на моих прислужниц и указал жезлом на кресло в середине. Они тут же подхватили меня под белы рученьки и водворили мое седалище в требуемое место. Я пока молчала, выжидая, «чем дело кончится и чем сердце успокоится».

Мужчинка посверлил темными глазами мою невозмутимую физиономию и заскакал вокруг треножников, завывая на непонятном языке и направляя оперенную железяку на каждый из них. После этих манипуляций в треножниках загорелся огонь и повалил густой, сладко пахнувший дым.

Служители культа бухнулись на колени, воздели руки к потолку и завыли. Что они там выли, дословно сказать определенно не могу, но по звуку напоминало следующее.

Жрец: «Вилли тили! Вилли мыли! Вилли дили!»

Помощницы: «Дам вилли, трам вилли, тили-тили!»

Прислужницы: «А то, а то! Хадаба-хадаба-задаба!»

— Сгинь, нечистая сила! Это я где? — Протерла глаза руками, убеждаясь в реальности происходящего. — Какого так много дымить?.. Никотин вредит цвету лица. Фу, как воняет!

Через несколько минут отравления моего организма вредными воскурениями мозги напрочь отказались нормально работать и только жалели бедного незнакомого Вилли, которому доставалось от души: «И дам, и трам». Ужас!

Кажется, я проспала часов пять или шесть. Потом немножко очухалась.

С остекленевшими глазами наблюдала за выделывающим различные танцевальные па жрецом и тихо отъезжала мозгами. Спустя какое-то время меня пробило на жалость к Вилли, которого «тили-тили», и я прослезилась. Мое невменяемое состояние углядел жрец. Подойдя ко мне и подбоченившись одной рукой, он поелозил у меня перед лицом пучком перьев и грозно провыл: