Крепкие мужчины - Гилберт Элизабет - Страница 12

Иногда Ангус говорил:

– Ну это же надо – чтобы так везло, а? Иногда он говорил:

– У безрукого руки и то лучше работают. А иногда:

– Ну кто так сдает? Просто дрянь, а не карты. Отец Рут порядочно обыгрывал Ангуса. Тот положил свои карты на столик и рассказал ужасный анекдот.

– В общем, как-то раз пошли мужики порыбачить и здорово набрались, – начал Ангус. Отец Рут тоже положил карты на стол и откинулся на спинку стула. Ангус старался вложить в интонацию многозначительность: – Так вот, рыбачат, значится, эти мужики. И все у них складно да ладно, ну и надираются помаленьку. В общем, напились в зюзю. Так надрызгались, что один из них – ну, скажем, мистер Смит – свалился за борт и потонул. Черт! Ну все, приехали. Какая уж тут развеселая рыбалка, коли приятель потонул? В общем, тяпнули они еще и сильно загоревали, потому как никому неохота топать к миссис Смит и сообщать ей, что ее супружник утоп.

– Какой же ты гадкий, Адамс, – прервал его отец Рут. – Разве можно сегодня такой анекдот рассказывать?

Ангус, как ни в чем ни бывало, продолжал:

– И тут одного мужика осенило. Он и говорит: «Может, нам Балабола Джонса попросить, чтоб он сообщил миссис Смит эту страшную новость?» А у них в городке есть такой малый, Джонс, страшенный говорун. Язык без костей. «Балабол Джонс все расскажет миссис Смит про ее супружника, да притом так, что она и не огорчится вовсе». Остальные думают: «Ну, это просто класс!» Ну, находят они этого Балабола Джонса. Он соглашается: «Все сделаем, без проблем». В общем, наряжается этот Балабол Джонс в свой самый лучший костюм, галстук нацепил, шляпу. И топает, значит, к миссис Джонс. Стучит в дверь. Она открывает. Балабол Джонс к ней обращается: «Прошу пардону, мэм, а не вы ли будете вдова Смит?»

Отец Рут от смеха чуть пивом не захлебнулся. Комья пены упали на карточный столик. Ангус Адамс поднял руку. Анекдот еще не был закончен, и он рассказал его до конца.

– Дамочка говорит: «Ну да, я миссис Смит, но я не вдова!»

А Балабол Джонс ей и говорит: «Черта с два вы не вдова, милочка!»

Рут мысленно поиграла с последним словом: «милочка», «миии-лоо-чка».

– Ох, ну и жуть. – Отсмеявшись, отец Рут вытер губы. – Просто жуть, Ангус. Господи, ну надо же было тебе рассказать такой кошмарный анекдот. Просто не верится, как ты такой анекдот мог выдать именно сегодня. Ох, Господи Иисусе…

– А что такого, Стэн? Думаешь, похоже на кое-кого из наших знакомых? – хмыкнул Адамс и вдруг странным фальцетом спросил: – Не вы ли будете вдова Поммерой?

– Ангус, это просто жуть, – выдавил отец Рут, расхохотавшись еще пуще.

– Ничего тут жуткого нету. Просто анекдотец рассказал, подумаешь.

– Ты жуткий, Ангус. Ты жуткий.

Они еще долго хохотали. А потом снова стали играть в крибидж и немного притихли.

Иногда отец Рут восклицал:

– Господи Иисусе! Иногда он ворчал:

– Пристрелить меня надо за такую игру! В итоге Ангус Адамс выиграл одну партию, а Стэн Томас – две. Они обменялись какой-то мелочью. Рут убрала доску для крибиджа в шкафчик в отцовской спальне. Ангус Адамс сложил карточный столик и убрал его за диван. Мужчины перешли в кухню и сели за стол. Рут вернулась. Отец похлопал ее по попке и сказал Ангусу:

– Вряд ли Поммерой оставил своей жене хоть какие-то денежки. Небось она даже за этот отличный гроб не расплатилась, который сколотил твой братец.

Ангус Адамс фыркнул:

– Шутишь? Ясное дело, Поммерой женушке ни гроша не оставил. Ни гроша нету у этой чертовой семейки. И на похороны ни гроша не было, и на гроб. Даже на то не было, чтобы ветчинную кость купить и натереть этому идиоту задницу, чтобы псы утащили его труп.

– Надо же, – сильно побледнев, выговорил отец Рут. – Не знал, что так принято делать. Это что, традиция такая?

Ангус Адамс расхохотался и сказал, что Стэн жуткий.

– Это я-то жуткий? – возмутился Стэн. – Я жуткий? Это ты жуткий.

Обоим это показалось ужасно смешным. Они долго хохотали. Отец Рут и Ангус Адамс, закадычные приятели, весь вечер обзывали друг дружку: «Жуткий!» – «Жуткий!» – их это словно бы утешало. Они обзывали друг дружку: «жуткий», «гнилой», «пропащий».

Они сидели допоздна, и Рут сидела с ними, пока не расплакалась, потому что хотела спать, но старалась не заснуть. Неделя выдалась долгая и тяжелая, а ей было всего девять лет. Она была спокойной и крепкой девочкой, но она побывала на похоронах, слушала разговоры, которые ей были непонятны, и вот теперь, уже за полночь, усталость охватила ее.

– Эй, – проговорил Ангус. – Рути? Рути? Ну, не плачь. Что такое, а? А я думал, мы с тобой друзья, Рути.

– Бедняжка, – сказал отец Рут.

Он усадил ее на колени. Ей хотелось перестать плакать, но не получалось. Ей было очень стыдно. Она терпеть не могла, чтобы ее слезы кто-то видел. Но она плакала и плакала, пока отец не послал ее в гостиную за колодой карт, а потом снова взял на руки и попросил стасовать их. В эту игру они играли, когда Рут была совсем маленькая. А сейчас она была слишком большая, чтобы сидеть на руках у отца и тасовать карты, но это ее немного утешило.

– Ну, будет тебе, Рути, – сказал Ангус. – Улыбнись уже.

Рут попробовала улыбнуться, но улыбка получилась так себе. Тогда Ангус попросил, чтобы Рут и ее отец разыграли для него самую смешную сценку, которую он просто обожал. И они разыграли эту сценку.

– Папоцка, папоцка, – пропищала Рут голосом маленькой девчушки. – А поцему это другие детки ходят в сколу, а я дома сизу?

– Заткнись и карты сдавай, – прорычал ее отец. Ангус Адамс хохотал до упаду.

– Жуть! – восклицал он. – Вы оба жуткие!

2

Прошло девять лет.

Когда Рут Томас подросла, ее отправили в частную школу для девочек, расположенную в далеком штате Делавер. Училась она хорошо, но не блестяще, как того можно было ожидать – при ее-то уме. Она вкладывала в учебу ровно столько труда, сколько было нужно для получения приличных отметок, но ни на йоту больше. Она не хотела, чтобы ее посылали в эту школу, хотя для нее так было лучше. В то время, в тысяча девятьсот семидесятых, на острове Форт-Найлз дети ходили в школу только до тех пор, пока им не исполнялось тринадцать лет. Для большинства мальчиков (то есть будущих добытчиков омаров) этого было более чем достаточно. А для других – для девочек и более или менее способных мальчиков – нужно было что-то предпринимать. Как правило, их отправляли на материк, к какой-нибудь родне в Рокленд, и там они ходили в государственную среднюю школу. На остров они приезжали только на долгие каникулы или летом. Отцы навещали их в Рокленде, отвозя туда омаров на продажу.

Такой вариант Рут Томас был больше по душе. Средняя школа в Рокленде ее бы вполне устроила. Она, собственно, и ожидала, что ее пошлют туда. Но для нее сделали исключение, очень дорогостоящее исключение – частное образование вдали от дома. Мать Рут, которая теперь жила в Конкорде, штат Нью-Гемпшир, считала, что девочка должна в своей жизни увидеть что-то еще, помимо рыбаков, пьянства, невежества и сурового климата. Отец Рут угрюмо и молчаливо дал согласие, так что у нее не было выбора. Она уехала в эту частную школу, ни от кого не скрывая, что это ей совсем не нравится. Она читали книжки, учила математику, не обращала внимания на других девочек. Каждое лето она приезжала на остров. Мать предлагала другие варианты, ну, к примеру, летний лагерь, путешествия, поиск интересной работы, но Рут от всего этого отказалась настолько решительно, что мать от нее отстала.

Рут Томас для себя твердо решила, что ее место – на острове Форт-Найлз, только там, и нигде больше. Для нее было принципиально важно то, что на Форт-Найлзе она чувствовала себя счастливой, хотя чаще всего она там жутко скучала. Находясь вдали от острова, она по нему тосковала, но стоило Рут туда вернуться, как вдруг обнаруживалось, что ей там положительно нечем заняться. Как только она возвращалась домой, она первым делом отправлялась на долгую прогулку по берегу («Я об этом весь год мечтала!» – говорила она), однако прогулка длилась всего несколько часов, а о чем она думала во время прогулки? Да почти ни о чем. Там она видела чайку, там – тюленя, потом – еще одну чайку. Местность была ей знакома, как потолок в ее спальне. Она уходила на берег с книжкой, утверждая, что обожает читать под шум прибоя, но вот ведь беда: на земле существовало немало мест, куда более приятных для чтения, нежели мокрые прибрежные камни, поросшие морскими желудями. Когда Рут находилась в Делавэре, родной остров виделся ей далеким раем, но стоило ей вернуться – она видела, что здесь холодно, сыро, ветрено и неуютно.