Вампир высшего класса - Набокова Юлия - Страница 49

— «Асфальт — стекло. Иду и звеню. Леса и травинки — сбриты. На север с юга идут авеню, на запад с востока — стриты», — внезапно продекламировал Вацлав, беря меня за руку и увлекая вперед по улице.

Я с удивлением взглянула на него:

— Твои стихи?

Он ухмыльнулся.

— Спасибо за комплимент. Но это Маяковский.

— Мне больше нравится Блок, — не смутилась я. — Но стихи неплохие. Как там дальше?

— «А между — (куда их строитель завез!) — дома невозможной длины. Одни дома длиной до звезд, другие — длиной до луны…» Это из стихотворения «Бродвей», — после паузы добавил Вацлав, — оно написано в тысяча девятьсот двадцать пятом году во время поездки Маяковского в Америку. А ведь правда, с тех пор здесь ничего не изменилось?

Действительно, прошло больше восьмидесяти лет, а небоскребы не стали короче и по-прежнему достают крышей до самых звезд. Как вон та высотка, возвышающаяся над всеми остальными и похожая на остро отточенный карандаш. Ее узкий длинный фасад, весь в желтых окошках-светлячках, сужался кверху и заканчивался высоким шпилем с красным огоньком-звездочкой. Верхние этажи были подсвечены синими и красными полосами, и от избытка красного мне сделалось не по себе — показалось, что фасад испачкан кровью.

— Вон то здание, которое нам нужно, — указал на высотку Вацлав, и чувство тревоги усилилось.

— Сколько же в ней этажей? — поразилась я.

— Сто два. Разрушенные башни-близнецы были выше, но сейчас это самое высокое здание Нью-Йорка.

Вдобавок оно показалось мне знакомым, как будто я его видела в кино.

— А что в нем находится? — заинтересовалась я.

— Офисы.

Да уж, судя по строгому виду высотки, явно не магазины.

— Что, узнаешь? — спросил Вацлав. — «Кинг-Конг» смотрела?

— Точно! — осенило меня. — Это же сюда в финале взбирался Кинг-Конг, а вокруг кружили истребители. — Я запнулась. — Ну вот, зачем ты мне это сказал! Я всегда плачу, когда смотрю эту сцену.

— Ну, не переживай, — усмехнувшись, он обнял меня за плечи. — Это же все понарошку.

Грустить было некогда: вокруг шумела толпа, гудели измученные пробкой водители, гремели мелодии уличных музыкантов, блестели огни театров, сверкали вспышки фотоаппаратов. Какой-то турист столбом встал посреди улицы и снимал текущую мимо толпу на камеру, но никто не ругался, все с пониманием обходили его стороной. Попали в объектив и мы. Сам себе режиссер улыбнулся, и я помахала ему рукой.

— Поздравляю, ты попала на ю-тьюб, — иронически прокомментировал Вацлав.

Голова шла кругом, вокруг переливались огнями вывески знаменитых мюзиклов — «Призрак оперы», «Мамма миа!», «Чикаго», «Король Лев». На другой стороне улицы показался солидный Карнеги-холл, где, как пояснил Вацлав, выступают лучшие симфонические оркестры в США. Не успела я опомниться, как отведенные нам на прогулку двадцать минут истекли, и Крис просигналил нам из машины, притормозив у тротуара.

— Скажи, — полюбопытствовала я, пока мы шли к «лексусу», — ты чем-то помог Крису? Кажется, он перед тобой в долгу.

— А, это! — Вацлав пожал плечом. — Было дело. Крис из богатой семьи. Уже когда он был Гончим, его младшую сестренку похитили и требовали выкуп. Я помог ее освободить.

Теперь понятно, почему Крис так рад услужить Вацлаву и пригласил нас остановиться у него дома.

Спустя десять минут мы были на месте. До начала вечеринки оставалось всего полтора часа.

Крис жил в многоквартирном доме, выходящем фасадом на шумную улицу. Его квартира казалась сошедшей со страниц журнала по дизайну. В том смысле, что при всем ее модном и современном интерьере в стиле минимализма, к которому явно приложил руку дорогой дизайнер, она была такой же стерильной и пустой. Светлые стены, темная мебель, идеальный порядок. Даже удивительно, что в доме молодого мужчины не видно ни коробки от пиццы, задвинутой под диван, ни футболки, забытой на спинке стула, ни журнала, брошенного на диване.

— Ты недавно переехал? — спросила я. Возможно, Крис только справил новоселье и все вещи, которым надлежит создавать беспорядок в этом идеальном жилище, пока томятся в коробках в ожидании своего часа.

— Нет. — Крис изрядно удивился. — Я живу здесь уже два года.

— У тебя здесь такой порядок.

— А, это все Шона, — он широко улыбнулся, — моя домработница.

Что ж, наличие приходящей уборщицы объясняет чистоту в доме, но отсутствие всяких следов жизни настораживает. Пока Вацлав с Крисом обсуждали дела Гончих, я прошлась по гостиной и удивилась количеству пустых полок. Нигде не было видно ни фотографий в рамочках, ни милой безделушки, подаренной кем-то из друзей, ни сувенира, привезенного из путешествия, ни наполовину сгоревшей свечи, оставшейся после романтического ужина, ни грамоты или диплома, которые, если верить кино, американцы обожают вешать на самом видном месте для демонстрации своих личных успехов гостям. Ничего такого, что рассказывало бы о хозяине. Как будто Крис не считал это место своим домом, а оно было просто временным жилищем. Или как будто у него не было никакого прошлого. А может, это прошлое было таким горьким, что Крис всеми силами стремился его забыть… Интересно, квартира Вацлава такая же пустая и необжитая?

— Жанна, — окликнул меня Вацлав, и я вздрогнула. — У нас час на сборы. Что тебе нужно для того, чтобы быть готовой?

— Для начала принять душ.

Крис показал мне свою ослепительно сверкающую ванную и вручил полотенце, пахнувшее лавандовым ополаскивателем. Я заперла дверь и огляделась. Ванная, как и гостиная, производила впечатление отеля. Все красиво, все чисто, все необходимое в наличии: полотенца, шампунь, гель для душа, мыло, расческа, зубная щетка. Только во всем этом нет никакой индивидуальности. Ни малейшего присутствия хозяина квартиры. Чем больше я здесь находилась, тем сильней меня терзало подозрение, что своей широкой улыбкой и веселым поведением Крис маскирует огромную, ничем не восполнимую пропасть в сердце. И именно эта пропасть и привела его когда-то в Гончие.

По-быстрому приняв душ и вымыв голову, я пожалела о том, что не взяла в ванную чистые вещи. Пришлось снова влезать в джинсы и водолазку. Ничего, через пять минут разворошу в спальне чемодан и переоденусь в новое. Я уже взялась за ручку ванной, когда перед моим внутренним взором золотым шрифтом по красному картону вспыхнула надпись «Форма одежды — вечерняя» из приглашения. Я бросила отчаянный взгляд на часы: до начала вечеринки чуть больше шестидесяти минут. Разве я успею купить себе приличное платье? Времени только на то, чтобы высушить волосы. Платья, в которых я блистала в Париже, заняли отдельный чемодан и вместе с Аристархом улетели в Москву. В Прагу я взяла с собой только самое необходимое. Кто же знал, что оттуда нам придется отправиться в Лондон, а из Лондона в Нью-Йорк, где доведется попасть на закрытую вечеринку высшего света? И что-то мне подсказывало, что даже при наличии волшебного пригласительного в обычной одежде нас с Вацлавом к Пандоре не пустят.

В дверях я столкнулась с Вацлавом, который тоже хотел освежиться с дороги. Но не успела я заикнуться о своей (хотя почему только своей? Нашей общей!) проблеме, как он перебил меня:

— Загляни в спальню.

Я удрученно вздохнула, глядя на захлопнувшуюся перед моим носом дверь ванной. Видимо, мне предлагается соорудить вечерний наряд из того, что имеется в наличии в моем чемодане. Однако, как только я ступила за порог спальни, я онемела от восторга. На кровати лежало красивейшее платье золотисто-кремового цвета, достойное голливудской звезды. Элегантная классика, узкий силуэт с юбкой в пол, расширяющейся книзу наподобие лилии, бюстье с изящной вышивкой и прямым вырезом декольте, атласный бант на талии и тонкая шнуровка по спине. Я уже хочу, чтобы Вацлав увидел меня в нем! Для вечернего приема больше подошло бы черное или красное, но в это платье я влюбилась с первого взгляда и не променяла бы его ни на какое другое. Я коснулась пальцами прохладного шелковистого атласа, знакомясь с платьем, и затем подхватила его с кровати, приложив к себе. Что ни говори, не платье красит девушку, а девушка — платье.