Девица-Яга (СИ) - Чепенко Евгения - Страница 8

— У него не могу. Ты знаешь.

— М. — Протянула девушка. — Согласна. Хотя ты сам виноват.

Дубравко пожал плечами.

— Я не относился к нему так, как он думает. Я просто был подозрителен.

— И поэтому вел себя как холеный высокомерный аристократ?

Парень хмыкнул.

— Происхождение никуда не спрячешь.

Мирна разозлилась.

— В той жизни может и да! Но не в этой. — Девушка глубоко вздохнула. — Горан давно тебе это простил. Обещай мне, что поговоришь с ним?

Дубравко с минуту изучал точеный профиль.

— Обещаю.

— Хорошо. — Сестра задумалась. — Я тебе не говорила… Ты все равно ведь никогда не спрашивал. Теперь, наверное, можно рассказать. Горан меня спас.

— Что? То есть как?

— Понимаешь, я… Помнишь, ты велел мне сидеть в землянке, а я не послушалась.

Дубравко кивнул. Еще бы не помнить. Йосип тогда подобрался слишком близко и ему пришлось далеко уводить старика за собой. Вторая мировая мешала все карты. Увел, а когда вернулся, Мирна уже где-то верзилу-зверя достала.

— Так вот. Я сидела. А потом… потом услышала звук охоты. Тот запах травли и смерти, который оставляли за собой СС. Ты ведь тоже его помнишь.

Дубравко перевел стеклянный взгляд на неоновые огни. Сейчас груз прожитых лет лег на плечи брата с сестрой и отразился на их лицах и в позах. Случайный человек, если бы он мог в такое время оказаться на крыше, никогда не осмелился бы предположить сколько им лет.

— Я слышала, как шуршит трава под сапогами, а еще запах жженого керосина. Жужжащий звук огня из трубы. И писк. Детский, задушенный плач и писк. — Мирна потерла глаза ладонью. — Я не могла слушать — кинулась на звук. Там деревня… И женщина с ребенком на руках в лес бежит, А рядом девочка, маленькая. И они сзади. Я прыгнула… Успела. Женщина с детьми оглядываться не стала. Убежала. Солдат двое было. Один завизжал, пока я второго ела. На визг еще семь выскочило. Четверых загрызла, прежде чем остальные очухались… Ты и сам знаешь, автоматная очередь — ерунда, раны заживают быстро, только время то теряешь. А они все-таки не простые солдаты. Они, как мы, охотники. Слабые злобные, но охотники. Решили, что добыча им по зубам. И тут с ревом вылетел Горан. Помнишь, какой он верзила? Как охотится?

Дубравко хмыкнул.

— Такого забудешь!

Мирна улыбнулась нежно.

— Вот. Сейчас-то он человечный и вполсилы все. А тогда я сначала даже не поняла кто он. Облик звериный совсем, только что в общем человек. Перебил всю группу, встал посреди и на меня смотрит. Я сначала испугалась, потом пригляделась, а у него самого глаза перепуганные. — Девушка засмеялась. — Я ему шаг на встречу, а он отскочил, как ошпаренный и по-прежнему смотрит так, словно меня бояться надо. Это потом я узнала, что он не меня испугался, а того, что я его испугаюсь. Он за нами наблюдал, пока мы в землянке жили. Тогда и влюбился. — Дубравко скрипнул зубами. Запах смерти забивает все. Он Йосипа пропустил и, как теперь выяснилось, Горана тоже. В любое другое время он бы учуял зверей. Но война…

Сестра меж тем вновь засмеялась. — Я его за руку когда взяла, он так на меня посмотрел, что ноги подкосились.

— Как посмотрел?

Мирна пожала плечами.

— Не знаю. Так будто я сокровище какое бесценное, которое попало к нему. Сложно объяснить. Облик совсем не мешал.

— Спрашиваю: тебя как звать, а он молчит и смотрит. Я снова повторяю. С третьей попытки выяснила. Влюбилась как-то сразу. Он был такой сильный со всеми и такой беззащитный со мной. И до сих пор все так же.

Дубравко засмеялся.

— Да я заметил. Ты ж из него веревки вьешь! Как Мирна скажет, так и бу…

Сестра кинулась на смеющегося брата, не дав ему договорить. Они кубарем покатились по крыше, снеся несколько антенн.

— Вот влюбишься, — рычала девушка, — посмотрим, как запоешь!

В пятницу в пять утра, пока на улице не так много народу, Яга пустилась за город. Только у кромки леса сбавила скорость и пошла шагом. Молодец явится еще не скоро, можно было воспользоваться случаем и просто прогуляться, полностью ощутить такой родной ей лес. По дороге она с размаху поймала пару жирных мух и посадила в сетку молодому пауку, за что снискала живейшую благодарность. С утра лесная нежить не имела привычки высовывать носы, зато птицы, зверье и насекомые так и проносились мимо. С той ночной прогулки, она прекрасно запомнила дорогу: каждый кустик, каждое дерево, травинка…

Постепенно девушка вышла на нужную поляну. Она остановилась, огляделась вокруг, прислушалась к шуршащим неподалеку животным, разглядела в траве насекомых, улыбнулась и вдохнула полной грудью прохладный утренний воздух, затем сняла с плеча сумку и осторожно поставила ее на землю.

Дубравко сидел на толстой сосне, вне поля зрения, и наблюдал за ней. Всю неделю он, словно одержимый, провел возле окон ее квартиры. Он знал о Дане все: что она ест, что любит пить, какие книги читает, в какой позе спит, как смеется и сердится, как разговаривает с кем-то невидимым в квартире. Чем больше он о ней узнавал, тем больше она ему нравилась. Теперь насмешки Горана не казались такими уж нелепыми. Стоило ему оказаться вдали от Дани, как перед глазами всплывало смешливое лицо с веселыми серыми глазами. Но после вчерашнего происшествия, он уже не мог думать о девушке, как о друге или интересной знакомой.

Поздним вечером он сидел на своем дереве, которое за прошедшую неделю благополучно успело стать его вторым домом, напротив кухонного окна. Небольшие щели в задвинутых шторах дарили ему прекрасный обзор. Марина ночевала у своего парня. Даня села заниматься курсовой. Она заметно нервничала, будто утром ей предстояло нечто важное (что, в общем, было не далеко от истины, учитывая настоящие обстоятельства). Дубравко наблюдал как она, не разгибая шеи, колдовала над клавиатурой, но потом, устав, изящно потянулась на стуле. Одного этого грациозного движения было достаточно, чтобы представить ее в своих объятиях. Уверенная в том, что ее никто не видит, она включила проигрыватель и стала кружиться по комнате в каком-то диком танце. Безразмерная майка приподнималась от каждого движения рук, открывая стройные ноги с тонкими лодыжками. Гибкая, статная, восхитительно дикая, она спустя какое-то время, обессиленная и смеющаяся, упала на кровать. Дубравко только потом заметил, что все время танца не дышал, боясь спугнуть видение.

Ну а после… девушка спала, он же всю ночь провел, позволив себе грезить наяву. Каково это целовать ее, чувствовать хрупкое тело в своих руках, вдыхать ее неповторимый запах, слушать ее голос…

Дубравко мотнул головой, отгоняя восхитительные воспоминания и мечты. Не за тем он сюда явился.

Даня лежала на земле, нежась в лучах утреннего солнца. Сейчас Дубравко мог бы написать ее портрет. Волосы сверкают медью, веснушки золотой россыпью покрывают задорный нос, полные мягкие губы слегка растянуты в улыбке. Длинная юбка, коих в ее гардеробе видно водится в избытке, задралась до колен, куртка валяется рядом. Восхитительная картина, достойная лучших мастеров.

Между тем Даня поднялась и принялась на четвереньках ползать по поляне. Отломанной от дерева сухой веткой очертила на одной стороне, ближе к лесу, круг. Внутри круга нарисовала несколько символов. На другой стороне поляны из своей безразмерной сумки извлекла… кота, прижала к груди и стала что-то шептать. Черное животное в ее руках ощетинилось и прижало уши к голове.

Деревья вокруг поляны зашелестели, застонали, вылезшая из земли весенняя травка пригнулась обратно, словно ищя защиты. Птицы и звери в лесу замолкли, ни одно насекомое не шевельнулось. И тут он услышал ее. Слова, что произносила девушка раздавались в его мозгу и исходили от всей окружающей природы. Звук заклинания все нарастал и нарастал. Даже толстая ветвь под ним начала постанывать. А затем в воздухе запахло смертью. Парень отчетливо чувствовал его. Мышцы непроизвольно сжались, готовые к любой неожиданности.

Часть поляны, где девушка начертала символы, заволокло густым непроглядным туманом, но то длилось не более минуты. Будто морская волна он нахлынул и плавно откатился назад, оставив за собой деревянный дом, опирающийся на сухие корявые стволы деревьев, как морская вода оставляет на пляже пустые пластиковые бутылки. Его вроде не было, и вот он есть, вынесенный на поляну волной смрадного дыма и, странным образом жило в сознании ощущение, что был здесь всегда. Вкруг дома стоял частокол, усеянный черепами животных. А у корявых «ног» дома остались медленно клубиться остатки «волны».