Жребий (Жребий Салема) - Кинг Стивен - Страница 91

В конце концов он глотнул.

Энн Нортон вышла из машины, не потрудившись прихватить ключи, и направилась через больничную автостоянку в сторону ярко освещенного вестибюля. Над головой звезды скрылись за облаками — собирался дождь. Энн даже не взглянула на тучи. Она шагала, бесстрастно глядя прямо перед собой Внешним обликом Энн сильно отличалась от дамы, с которой Бен Мирс познакомился в тот вечер, когда Сьюзан в первый раз пригласила его поужинать с ее родными. Тогда Бена представили даме среднего роста, чье зеленое шерстяное платье хоть и не кричало о богатстве, но говорило о материальном достатке. На ту даму приятно было смотреть — некрасивая, но холеная, со свежей завивкой на седеющих волосах.

На этой женщине были только ковровые тапочки. Без маскирующих эластичных чулок на голых ногах вспухли больные вены — правда, не так отчетливо, как раньше, ведь давление несколько упало. Неглиже прикрывал рваный желтый халат. Поднявшийся ветер трепал космы спутанных волос. Лицо было мертвенно-бледным, а под глазами легли тяжелые коричневые круги.

Она же твердила Сьюзан: берегись этого Мирса и его дружков! Она же предостерегала дочь от человека, который убил ее! А подбил его на это Мэтт Бэрк. Они сговорились. Да, да. Энн знала — он все ей растолковал.

Весь день миссис Нортон нездоровилось — одолевал сон и буквально не было сил вылезти из постели. А когда после обеда муж уехал писать дурацкое заявление о пропаже дочери и Энн провалилась в тяжкую дремоту, во сне явился о н. Красивое, властное, дерзкое, приковывающее внимание лицо. Ястребиный нос, откинутые со лба волосы, а тяжелый притягивающий рот скрывал странно волнующие белые зубы, которые показывались, когда о н улыбался. Глаза же… эти красные глаза зачаровывали. Когда о н смотрел на вас, отвести взгляд было невозможно… да и не хотелось.

Он объяснил ей все: и что нужно сделать, и что потом у Энн появится возможность присоединиться к дочери и к великому множеству других… и к нему тоже. Да что Сьюзан — это ему хотела угодить Энн, чтобы получить взамен то, чего так страстно желала, в чем так нуждалась: касание, проникновение.

В кармане Энн лежал мужнин револьвер тридцать восьмого калибра.

Она вошла в вестибюль и поглядела в сторону регистратуры. Попытайся кто-нибудь ее остановить, она бы с ними разобралась. Нет, стрелять Энн не стала бы — пока она не попала в палату к Бэрку, никакой стрельбы. Так велел он. Если Энн схватят и остановят до того, как дело будет сделано, о н не придет, чтобы одарить ее в ночи жгучими поцелуями.

За стойкой сидела молоденькая девушка в белом халате и колпачке. Она разгадывала кроссворд в мягком свете лампы, прикрепленной к главной консоли. Санитар как раз уходил по коридору. Энн видела его спину.

Услышав шаги, дежурная сестра с заученной улыбкой подняла глаза, но, когда разглядела приближающуюся женщину в халате, с ввалившимися глазами, улыбка растаяла. Пустые глаза Энн странно сияли, словно она была заводной игрушкой, которую кто-то запустил. Может быть, заблудившаяся пациентка? — Мэм, если вы..

Энн Нортон вытащила из кармана своего балахона револьвер — ни дать ни взять рехнувшийся ганслингер из будущего, ткнула стволом в голову дежурной сестре и сказала:

— Повернись.

Сестра беззвучно пошевелила губами, судорожно втянула воздух…

— Не ори. А то убью.

Воздух со свистом вышел обратно. Сестра очень сильно побледнела.

— А теперь поворачивайся.

Сестра медленно встала и повернулась. Энн перехватила пистолет за ствол и приготовилась изо всех сил обрушить рукоятку дежурной на голову.

И тут ее сбили с ног.

Пистолет полетел.

Женщина в рваном желтом халате не закричала — она тонко заскулила, запричитала и огромным крабом бросилась за ним, но ошарашенный и перепуганный мужчина, который обнаружился у нее за спиной, стрелой метнулся туда же. Сообразив, что она первой доберется до пистолета, он пинком отправил его на другой конец ковра, застилавшего вестибюль.

— Эй! — завопил он. — Эй, на помощь!

Оглянувшись через плечо, Энн Нортон зашипела. Лицо стянулось в гримасу обманутой ненависти. Потом она снова принялась подбираться к пистолету. Бегом вернулся санитар, на миг он с тупым изумлением воззрился на происходящее, потом поднял лежавший почти у самых его ног револьвер.

— О Господи, — сказал он, — хреновина-то заряжена…

Энн атаковала его, прошлась скрюченными пальцами по лицу, и лоб с правой щекой пробороздили красные полосы. Изумленный санитар держал револьвер так, что ей было не достать. Не переставая причитать, женщина тянулась к нему похожими на когти пальцами. Зашедший сзади ошарашенный мужчина схватил Энн. Позже он будет рассказывать, что ему показалось, будто он ухватился за мешок со змеями — тело под халатом оказалось горячим, отталкивающим, каждый мускул плясал и извивался. Энн принялась вырываться. Санитар врезал ей по челюсти, она закатила глаза и упала.

Санитар с недоумевающим мужичком переглянулись. Регистраторша визжала, зажимая рот ладонями, отчего крики приобрели неповторимое звучание сирены в тумане.

— Ребята, а вообще-то, что тут у вас за больница? —спросил озадаченный мужичок.

— Чтоб я знал, — отозвался санитар. — Что, черт возьми, случилось?

— Иду это я навестить сестру — она родила, понял-нет? Тут подходит ко мне мальчишка и говорит: туда только что вошла тетенька с пистолетом. И…

— Какой мальчишка?

Обалделый мужичок, который пришел к сестре, огляделся. Вестибюль заполняли люди, но все они были уже в том возрасте, когда можно покупать спиртное.

— Сейчас его не видать, но он тут крутился. Пистолет заряжен?

— А как же, — сказал санитар.

— Так что тут у вас за больница такая, ребята? — спросил ничего не понимающий мужичок.

Они увидели, как мимо двери в сторону лифта пробежали две медсестры, а снизу лестничной клетки донеслись неясные крики. Бен поглядел на Джимми, но тот слегка пожал плечами. Мэтт дремал, раскрыв рот. Бен закрыл дверь и погасил свет. Джимми засел в изножье кровати Мэтта, а когда они услышали, как кто-то нерешительно останавливается у дверей, Бен уже стоял под ними наготове.

Дверь приоткрылась, в палату просунулась чья-то голова. Бен полунельсоном захватил ее и вжал в лицо крест, который держал в другой руке.

— Пустите!

Неизвестный поднял руки и забарабанил в грудь Бена, но без толку. Секундой позже вспыхнул верхний свет. Мэтт сидел в кровати и моргал, глядя на вырывающегося из рук Бена Марка Питри.

Джимми выскочил из засады, перебежал комнату и совсем уж собрался обнять мальчика, как вдруг заколебался.

— Подними подбородок.

Марк задрал голову, предъявляя присутствующим шею без единой отметины.

Джимми расслабился.

— Господи, я в жизни еще никому так не был рад. Где отче?

— Не знаю, — угрюмо ответил Марк. — Барлоу поймал меня… убил моих родителей. Они мертвые. Мои родители — мертвые. Он разбил им головы… друг об дружку… убил. Потом поймал меня и сказал отцу Каллахэну, что отпустит, если отец Каллахэн обещает бросить крест. Он пообещал. Я сбежал. Но сперва плюнул в него. Плюнул, и я его убью.

Мальчик пошатывался в дверном проеме. На лбу и щеках виднелись царапины — он бежал сквозь заросли ежевики, через лес, по той тропинке, где так давно Дэнни Глик с братом набрели на беду. Штаны выше колен были мокрыми — это Марк перемахнул ручей Тэггарт-стрим. Приехал мальчик на попутке, но кто его подвозил, вспомнить не мог. Помнил только, что играло радио.

У Бена отнялся язык. Он не знал, что сказать.

— Бедный мальчик, — тихо проговорил Мэтт. — Бедный храбрый мальчуган.

Лицо Марка исказилось. Глаза закрылись, а рот дернулся и напрягся.

— Моя ма-ма… мама..

Он слепо зашатался, и Бен подхватил его, обнял и стал укачивать, а рубашка намокала от яростных слез.

Отец Дональд Каллахэн понятия не имел, сколько времени уже шагает в темноте. Он, спотыкаясь, брел по Джойнтер-авеню к центру города, начисто позабыв, что оставил машину на подъездной дороге возле дома Питри. Иногда он забредал на середину мостовой, а иногда, покачиваясь, шел по обочине. Один раз на него выскочила машина с большими сияющими кругами фар, громко затрубил клаксон, и в последний миг автомобиль вильнул в сторону, взвизгнув шинами на мостовой. Один раз Каллахэн свалился в кювет. Когда до моргающего желтого огонька оставалось рукой подать, пошел дождь.