Операция «Единая Россия». Неизвестная история партии власти - Жегулев Илья - Страница 24

В 1999 году трамплином во власть для многих оказалось министерство по чрезвычайным ситуациям: Шойгу стал лидером «Единства», и в партийный аппарат потянулись отставные военные и просто хорошие «доверенные лица». Отец Воробьева тоже работал в МЧС, да не кем-нибудь, а первым замом Шойгу. Они и жили в одном доме, и дружили семьями. К началу проекта «Единство» Андрей Воробьев уже успел отслужить в дивизии особого назначения имени Дзержинского, побывать в горячих точках – в Нагорном Карабахе, Узбекистане и Азербайджане, окончить Академию внешней торговли и заняться собственным бизнесом. Зачем бизнесмену политика? Многие, включая самого Шойгу, как вспоминают работавшие с ним тогда люди, отговаривали молодого предпринимателя. «Был семейный совет. Отец мне сказал: “Хочешь идти в политику – иди. Будет трудно”, – рассказывал Воробьев-младший в интервью одному из авторов книги.

Сын повторил судьбу отца: в 1971 году тот закончил Красноярский институт цветных металлов и около 10 лет проработал по специальности «инженер-металлург», потом продвинулся по партийной линии, а в 1992 выпускнику Российской академии управления вручили диплом политолога (в 1996 году он стал кандидатом политических наук). Теоретические знания пригодились на практике: незадолго до этого он получил назначение на должность заместителя председателя Российского корпуса спасателей (прообраз будущего МЧС).

Опыт отца показывал: чем ближе к власти, тем круче карьерная лестница.

Свою политическую карьеру Воробьев-младший начал с высокого старта – стал помощником вице-премьера Шойгу. А поработав полгода в его секретариате, возглавил фонд поддержки «Единой России». Воробьев пробовал себя и в публичной политике: в 2002–2003 годах работал сенатором и параллельно писал кандидатскую диссертацию «Формирование и развитие инвестиционного потенциала депрессивного региона Юга России». Еще через пару лет, поняв, что навыков профессионального политика ему не хватает, поступил в Институт коммуникационного менеджмента при Высшей школе экономики. Теперь он непринужденно вставляет в беседу изречения Адама Смита и легко проводит исторические параллели с текущим политическим моментом. Иногда слишком легко. «Американские демократы правили непрерывно почти 40 лет. Скажете, плохо?» – задавался он риторическим вопросом в интервью одному из авторов этой книги. Неплохо, конечно, если не считать, что так долго в истории Штатов до них не доминировала ни одна партия.

Вместе с Воробьевым «Единая Россия» приобрела и полезную финансовую технологию. В то время в партийном законодательстве были обременительные нормы, касавшиеся денег. Одно юрлицо не могло жертвовать более 10 млн руб. в год. Дочерние предприятия крупных корпораций очень часто были самостоятельными юридическими лицами и формально имели право оказывать партиям финансовую помощь, но хозяева компаний боялись показывать слишком активную политическую заинтересованность.

«Федеральные компании с годовыми GR-бюджетами в несколько миллионов долларов выкручивались с помощью “веерного финансирования”: вся сумма разбивалась на транши и проводилась через цепочку нейтральных посредников», – объяснял бывший вице-президент по GR крупной металлургической компании. В этом были и неудобство, и доля риска. Проводить деньги через фирмы-однодневки и в перспективе получить проблемы с налоговой мало кому хотелось.

Спрос на посредников порождал комичные ситуации. В 2003 году «Единая Росия» получила почти $2 млн от пяти общественных организаций инвалидов, писал деловой еженедельник SmartMoney. Но на следующий год одна из этих контор, тульская городская организация инвалидов «Надежда», разочаровалась в политике партии и правительства и перечислила 9,7 млн руб. ЛДПР. А в 2005 году «Надежда» пожертвовала партии Жириновского еще 6,46 млн руб [5]. «Это абсолютный нонсенс, когда организации инвалидов финансируют партии», – возмущалась член ЦИК Елена Дубровина. Но по формальным признакам нонсенс был легален: давать деньги на политику было запрещено благотворительным организациям, а общественным – можно.

Созданный Воробьевым-младшим фонд поддержки партии снимал проблему посредников: появилось «приличное место», куда можно было нести деньги. Государственные инспекторы не придерутся, а сторонним наблюдателям фонд своих жертвователей не раскрывал. Кроме «своих», об этом никто не знал и избирателям не рассказывал.

Предприниматель Воробьев приветствовал капиталистический подход к работе и в «Единой России»: региональные отделения должны были сами зарабатывать себе на жизнь. Это создавало понятные правила игры и для потенциальных кандидатов. В 2007 году один из основателей водочной артели «Ять» Виктор Звагельский занимался не бизнесом, а партийным фандрайзингом: продав свою долю в компании «Росспиртпрому», сосредоточился на сборе денег с бизнесменов в фонд поддержки «Единой России». Точную сумму, собранную за год, Звагельский не называет. «Много, очень много», – вот и все, что он говорил тогда. В награду за доблестный труд партия поставила его на проходное 11-е место в московском списке [6].

И все же, когда речь шла о федеральных кампаниях, Воробьев оказывался отнюдь не главным партийным фандрайзером. Подробнее об этом мы расскажем в следующей главе.

Бизнес-навыки – это то, что Воробьев-младший, придя в политику, не стремился афишировать. Пять лет назад один из авторов книги писал для журнала SmartMoney историю о продвижении молодых карьеристов в «Единой России». Андрей Воробьев, ставший одним из ее героев, легко согласился на интервью, ответил на все вопросы, но попросил прислать цитаты на согласование – обычная в общем-то практика. Никакой существенной правки Воробьев не внес. Единственным серьезным пожеланием партаппаратчика было убрать из его биографии упоминание о том, что он был в числе основателей группы компаний «Русское море» – одного из крупнейших продавцов рыбы и морепродуктов в России.

Нет, никакого искажения фактов тут нет, признала пресс-служба, просто какое отношение это имеет к партийной деятельности? Да, может, и не имеет, сопротивлялась редакция, но из песни-то слова не выкинешь. Переговоры редактора с пресс-службой продолжались около часа и растянулись на несколько раундов. Упоминание о рыбном прошлом Воробьева в тексте в итоге осталось, но этот странный эпизод разбудил любопытство автора. Если уж так сильно аппаратчикам хотелось закрыть эту тему, может, рыбный вопрос и в самом деле имеет какое-то отношение к «Единой России»?

Что же связывает Андрея Воробьева с рыбой? С 1997 по 1999 год работал управляющим по производству ЗАО «БогородскРыба». Именно с этого рыбоперерабатывающего завода в подмосковном Ногинске началась история ЗАО «Русское море», специализировавшегося на переработке селедки, скумбрии, кильки, а также производстве деликатесов из лососевых пород. Тогда же Воробьев создает и возглавляет ЗАО «Русская рыбная компания», которая довольно быстро станет крупнейшим импортером селедки, лосося и креветок – со всех континентов, кроме Австралии. На нее приходилось около 70 % выручки всей группы.

В 1999 году, уходя в Белый дом к Шойгу, Воробьев ушел из оперативного управления рыбным бизнесом, но остался в числе собственников. «В 2002 году перед тем, как возглавить фонд поддержки партии “Единая Россия”, я продал свои акции брату Максиму», – говорил Воробьев в интервью «Коммерсанту» [7]. Речь шла о 60 % ЗАО «Русское море». Однако похоже, что владельцем акций он оставался и 5 лет спустя.

В 2007 году ЗАО «Русское море» на 100 % принадлежало кипрскому офшору Avrora Industries Ltd. В квартальных отчетах ЗАО отмечалось, что в феврале – мае 2007 года «Русское море» взяло четыре кредита у Avrora Industries, и в качестве лиц, заинтересованных в сделке, указан один-единственный человек, владеющий более чем 20 % акций в каждой стороне сделки, – Андрей Воробьев [6].

Интересно, кстати, что в отчетности для Центризбиркома, которая подавалась уже осенью 2007 года перед выборами в Госдуму, Воробьев эти доли не указал. И с выборов его за это снимать никто не стал. Это вам не история с бывшим генпрокурором Юрием Скуратовым, отстраненным от предвыборной гонки в 2003 году за неполноту сведений о себе – не указал, что является профессором Социального университета, хотя и написал, что является там завкафедрой. Позже Европейский суд по правам человека признал, что Скуратов был отстранен незаконно, и обязал Россию выплатить ему 8 тыс. евро. С Воробьевым таких промашек возникнуть не могло: он же не расследовал дело Mabetex и не обвинял членов президентской семьи в коррупции, а собирал деньги для партии власти. Почувствуйте разницу.