Зеленая миля - Кинг Стивен - Страница 42

– Я убил эту мышь, – сказал он уже не очень уверенно.

– Пойди и сам убедись, – предложил я. – Здесь свободная страна.

– И пойду, – ответил он. – Пойду.

Он прошел мимо нас, поджав губы и поигрывая рас-ческой в маленьких ручках (Уортон был прав, они дей-ствительно были прелестны). Он поднялся по ступенькам и нырнул в дверь в мой кабинет. Мы с Брутом остались рядом с Олд Спарки, ожидая его возвращения, и мол-чали. Не знаю, как Брут, но мне нечего было сказать. Я даже не знал, что подумать о только что увиденном.

Прошло три минуты. Брут поднял тряпку Перси и стал натирать толстые перекладины спинки электрического стула. Он уже закончил одну и приступил ко второй, когда вернулся Перси. Он споткнулся и чуть не упал на пол, спускаясь по ступенькам из офиса, а к нам подошел неровной походкой. Лицо у него было недоумевающее.

– Вы их заменили, – сказал он дрожащим, обвиня-ющим голосом. – Вы как-то подменили мышей, ублюдки. Играете со мной, но вы очень пожалеете, если не прекратите! Вас выбросят на улицу, если не перестанете! Кто вы такие?

Он замолк, задыхаясь и сжав кулаки.

– Я расскажу тебе, кто мы такие, – ответил я. – Мы – люди, с которыми ты работаешь. Перси... но больше уже не будешь. – Я протянул руки и сжал его плечи. Не сильно, но все-таки сжал.

Перси это не понравилось.

– Убери свои...

Брут схватил его за правую руку, и она вся – маленькая, мягкая и белая – исчезла в загорелом кулаке Брута.

– Заткни пасть, сынок. Если понимаешь, что тебе лучше, то воспользуйся последним шансом, чтобы прочистить уши.

Я повернул Перси, поднял на платформу и толкал до тех пор, пока он ногами не ударился о сиденье электрического стула и не сел. Его спокойствие улетучилось вместе с апломбом. Не забывайте, что Перси был очень молод. И в его возрасте это качество как тонкий слой фанеры, как тень на поверхности эмалевой краски. Этот слой еще можно проткнуть. И я понял, что сейчас Перси готов слушать.

– Я хочу, чтобы ты дал слово, – сказал я.

– Какое еще слово? – Он еще пытался усмехаться но в глазах читался испуг. Электричество в аппаратной не было включено, но у деревянного сиденья Олд Спарки есть своя сила, и в тот момент я понял, что Перси ее чувствует.

– Дай нам слово, что если мы поставим тебя распорядителем завтра ночью, ты тут же перейдешь в Бриар Ридж и оставишь нас в покое. – Брут говорил с яростью, которой я у него раньше не слышал. – Что ты подашь заявление о переходе на следующий же день.

– А если нет? Если я просто позвоню кое-кому и скажу, что вы меня мучали, запугивали и угрожали?

– Мы можем вылететь отсюда, если твои связи так же хороши, как тебе кажется, – заявил я. – Но уж позаботимся, чтобы и твоей крови на полу осталось немало, Перси.

– Из-за мыши? Ха! Вы думаете, кого-то волнует, что я наступил на любимую мышку осужденного убийцы? За пределами этого сумасшедшего дома, да?

– Нет. Но три человека видели, как ты стоял, засунув палец в задницу, когда Буйный Билл Уортон пытался задушить Дина Стэнтона своей цепью. Это людей будет волновать, я тебе, Перси, обещаю. Об этом даже твой высокопоставленный дядюшка-губернатор за-волнуется.

Щеки и лоб Перси покрылись красными пятнами.

– Вы думаете, они вам поверят? – спросил он, но голос его потерял злую силу. Он ясно понимал, что кто-нибудь сможет нам поверить. А Перси не любил попадать в неприятности. Нарушать правила можно. Но вот чтобы тебя поймали, – этого нельзя.

– А еще у меня есть фотографии шеи Дина, когда синяки еще не сошли, – добавил Брут. Я не знал, правда это или нет, но звучало убедительно. – И знаешь, о чем говорят эти снимки? Что Уортон успел хорошо потрудиться, пока его не оттащили, хотя ты стоял там, да еще с той стороны, где Уортон тебя не видел. Тебе придется отвечать на довольно трудные вопросы, понял? А такие случаи накладывают на человека своего рода клеймо. И оно останется надолго после того, как его родственники оставят государственную службу и будут сидеть дома, попивая мятный джулеп на веранде. Запись в рабочей карточке может стать сильной и интересной штукой, ведь в карточку будут заглядывать многие в течение твоей жизни.

Глаза Перси недоверчиво перебегали с одного на другого. Левой рукой он пригладил волосы. Он не сказал ничего, но я подумал, что мы его почти уже сделали.

– Ну давай, и покончим с этим. Ведь ты не желаешь оставаться здесь дольше, чем мы этого хотим, правда?

– Я ненавижу здесь все! – выкрикнул он. – Я ненавижу, как вы со мной обращаетесь, как не даете проявить себя!

Последнее было очень далеко от правды, однако я счел несвоевременным это оспаривать.

– И еще я не люблю, когда меня запугивают, Мой папа учил меня, что однажды ступив на этот путь, скорее всего кончишь тем, что потом всю жизнь позволишь людям запугивать тебя. – Его глаза, почти такие же прелестные, как руки, засверкали. – Особенно не люблю, когда меня запугивают такие громадные обезьяны, как этот тип. – Он посмотрел на моего старого друга и фыркнул – «И ты, Брут!» – подходящая кличка.

– Ты должен кое-что понять. Перси, – сказал я. – С нашей точки зрения, это ты нас запугиваешь. Мы все время подсказываем тебе, как нужно вести себя здесь, а ты продолжаешь все делать по-своему, когда же все идет не так, прикрываешься своими связями. Типичный пример – когда ты наступил на мышь Делакруа, – Врут поймал мой взгляд и я быстро поправился. – Когда ты попытался наступить на мышь Делакруа. Ты все время угрожаешь, угрожаешь и угрожаешь. И в конце концов мы поступаем с тобой так же, вот и все. Но, послушай, если ты сделаешь так, как надо, все получится и ты вый-дешь чистеньким, как молодой человек, делающий карь-еру, и благоухающим, как роза. Ну, что скажешь на это? Поступай, как взрослый. Перси. Пообещай, что уйдешь после казни Дэла.

Он обдумал наше предложение. Через пару секунд в его глазах появилось выражение, какое бывает у людей, когда в голову приходит хорошая мысль. Мне это не очень понравилось, потому что любая идея, хорошая для Перси, совсем не обязательно хороша для нас.

– К тому же, – добавил Брут, – подумай, как здорово будет избавиться от этого мешка с дерьмом – Уортона.

Перси кивнул, и я позволил ему встать со стула. Он одернул форменную рубашку, заправил ее сзади, причесал волосы расческой. Потом поглядел на нас.

– Ладно, я согласен. Я распоряжаюсь завтра ночью на казни Дэла, а на следующий день подаю прошение о переводе в Бриар Ридж. И мы квиты. Идет?

– Идет, – согласился я. В его глазах все еще сохранялось прежнее выражение, но в тот момент я уже расслабился и не придал ему значения.

Он протянул руку:

– Ну что, по рукам?

Я пожал ему руку. Брут тоже.

И опять мы остались в дураках,

4.

Следующий день был самым жарким, хотя именно в тот день и закончилась эта странная октябрьская жара. Когда я приехал на работу, на западе собиралась гроза и темные тучи понемногу закрывали небо. Они спустились к вечеру, и из них стали выбиваться голубовато-белые зигзаги молний. В десять часов вечера над графством Трапенгус прошел ураган – погибли четыре человека, сорвало крышу с платной конюшни, а над Холодной Горой бушевали жестокие грозы и дули сильные порывистые ветры. Позже мне стало казаться, что сами небеса протестовали против ужасной смерти Эдуара Делакруа.

Сначала все шло нормально. Дэл провел спокойный день в своей камере, иногда играя с Мистером Джинглзом, но чаще просто лежа на койке и лаская его. Уортон пару раз пытался затеять скандал: то он орал Дэлу что-то про мышьбургеры, которые будут готовить после того, как старина Пьер станцует тустеп в ад, но маленький французик не отвечал, и Уортон, полагавший, что это его самая остроумная шутка, сдался.

В четверть одиннадцатого пришел брат Шустер и привел нас в восторг сообщением, что собирается читать Дэлу молитву «Отче наш» на французском. Это было похоже на хорошее предзнаменование. Но мы, конечно же, ошибались.