Обман - Ласки Кэтрин - Страница 3

— Кхе-кхе, — кашлянула сова.

Вздрогнув от неожиданности, Отулисса подняла голову от бумаг. Перед ней сидел Стрига.

— Ох, простите. Я чересчур увлеклась, — пробормотала она.

— О, я не хотел вас побеспокоить.

«Однако именно это ты и сделал, — с раздражением подумала Отулисса. Она терпеть не могла неряшливого использования слов. — Неужели нельзя было прямо сказать: „Извините за беспокойство, но мне нужно с вами поговорить?“»

— Могу ли я полюбопытствовать, в изучение какого вопроса вы столь глубоко погрузились? — спросил Стрига.

— Я занимаюсь изучением погоды и воздушных течений. Возможно, вы знаете, что я работаю в клюве всепогодников.

— Ах, вот оно что! — жизнерадостно воскликнул Стрига. — Это я одобряю.

Отулисса несколько раз моргнула. Честно говоря, она не совсем поняла, что он имел в виду.

— Что именно вы одобряете? — спросила она, склонив голову к плечу. «Во имя Глаукса, что тут нуждается в одобрении? И потом, кто ты такой, чтобы одобрять или не одобрять что-то?» Разумеется, она была слишком вежлива, чтобы задать эти вопросы вслух.

— Я одобряю полезные исследования, подобные изучению погоды, — охотно пояснил Стрига, медленно поворачивая голову. — Но при этом осуждаю любые непрактичные и, если мне будет позволено так выразиться, легкомысленные занятия. Сии занятия и книги я называю еретическими.

— Еретическими?

— О да. Вы ведь понимаете, что я имею в виду? Вредоносные, антиглауксовые книги, подобные той, над которой потешаются вот эти юные создания, — с этими словами Стрига кивнул на совят, сгрудившихся вокруг стола и весело хихикавших над книгой.

— Но это же сборник шуток! Было бы о чем говорить! — воскликнула Отулисса, а затем солгала, что вообще делала крайне редко: — Я сама читала его в детстве!

На самом деле Отулисса никогда не читала сборники анекдотов, однако ей и в голову не приходило отрицать право других сов наслаждаться подобными книгами.

— Но ведь эти книги есть не что иное, как легкомысленное излишество и суетное потакание собственным слабостям!

Отулисса пристально посмотрела на Стригу. «Что он несет?» И вообще, слово «излишество» в последнее время стало ей порядком надоедать.

— Боюсь, я не совсем понимаю, что вы имеете в виду под словом «излишество» применительно к литературе.

— Литература? — переспросил Стрига. — Ах, Отулисса, зачем вам думать о литературе, ведь вы ученая сова, занимающаяся полезными дисциплинами, такими как… я хотел сказать… в общем, погодой и тому подобным. Кстати, что вы сейчас читаете?

Этот вопрос совершенно не понравился Отулиссе. Что за навязчивость, как не стыдно совать свой клюв в чужие дела? С какой стати она должна докладывать ему, что читает и чем занимается? Хотя ей нечего было скрывать. Более того, Отулисса гордилась книгой, которую читала, поскольку она была написана Стрикс Эмерильдой, одной из ее дальних родственниц, замечательной ученой и предсказательницей погоды прошлого века. Книга имела довольно занудное название «Атмосферное давление и турбулентность: вводный курс», поэтому Отулисса с удовольствием перевернула ее обложкой вверх.

— Вот. Написана моей прапрапратетушкой по материнской линии.

— Думаю, вы должны ею гордиться, — тихо прошелестел Стрига.

— Разумеется. Я очень горжусь, — коротко ответила Отулисса.

— Но остерегайтесь гордыни, моя дорогая.

— То есть все того же излишества? — уточнила Отулисса, слегка подавшись вперед, чтобы повнимательнее рассмотреть своего собеседника. Только теперь она заметила, как сильно изменилось лицо Стриги с того дня, как он впервые появился на Великом Древе. Перья на лицевом диске стали гораздо реже. Глаукс великий, да его лицо почти совсем облысело! Под редким налетом синевы виднелась серая сморщенная кожа.

— Именно так, Отулисса, именно так.

Отулисса склонила голову к одному плечу, потом к другому, а затем завертела ею в разные стороны, как будто хотела разглядеть голубую сову во всех возможных ракурсах.

— Мне просто любопытно, — задумчиво произнесла она. — Что конкретно вы понимаете полсловом «излишество»?

— Ах, дорогая, как я счастлив, что вы задали мне этот вопрос!

«Охотно верю», — подумала про себя Отулисса.

— Как вам должно быть известно, я происхожу из Двора Дракона, самого непрактичного места на свете, — Стрига сделал особое ударение на слове «непрактичного». — Вы спросите, что сделало его непрактичным? Я отвечу — излишек роскоши, неги и всевозможное потворство собственным желаниям. Но сердцем и движущей силой этих отвратительных явлений, топливом для костра этой роскоши были именно излишества!

— Но что такое излишества? — повторила Отулисса.

— Ответ прост. Излишества суть все лишнее в жизни, безделушки, мишура и непрактичность, кои отвлекают нас от Глаукса и нашей подлинной совиности.

— Подлинной совиности? — вытаращила глаза Отулисса.

— Разумеется! Ведь мы, совы, по природе своей весьма скромные существа.

— Хммм, — фыркнула Отулисса, вспомнив о Сумраке. «Вот уж точно всем скромникам скромник!»

— Мы должны следовать путем скромности, — продолжал Стрига. — Все иное есть излишество. Суета, так сказать.

Отулиссе очень хотелось заметить: «У всех свои представления об излишествах», но она вовремя удержалась. Вместо этого она сказала:

— Позвольте задать вам еще один вопрос, последний.

— Разумеется! — прошелестел Стрига, но при этом так и впился глазами в ее лицо.

— Скажите, пожалуйста, вы страдаете облысением? Я заметила, что перья на вашем лицевом диске заметно поредели.

— Ах, не стоит беспокоиться! Это совершенно не то, что вы подумали! — с непонятной радостью воскликнул Стрига. — Нет-нет. Видите ли, на протяжении долгого времени я был отягощен грузом излишне развитого оперения. Эти длинные перья были не чем иным, как воплощением излишества. Мы, драконовы совы, отращивали их с омерзительной смесью гордости и удовольствия и целыми днями ухаживали за своим оперением. У нас были даже особые слуги, вся работа которых заключалась в том, чтобы перебирать и расчесывать наши перышки. — Стрига так разволновался, что у него даже голос задрожал. — Не могу вам передать, насколько все это было омерзительно!

— Однако вы делали это. Вы тоже ухаживали за своим длинным голубым оперением.

— Я не знал лучшей доли. Я был обманут, — ответил Стрига.

Отулисса поморгала. Вообще-то она очень многого не понимала в жизни дворца Панцю и Двора Дракона. В последнее время она нередко вспоминала о Тео, благородном мудреце далекой древности, герое старинных легенд. Во время своего пребывания в Серединном царстве Отулисса узнала, что Тео изобрел оригинальный способ обезвреживать сов со злыми намерениями — окружать их неслыханной роскошью. В результате Двор Дракона стал средоточием великой праздности, а его обитатели были настолько поглощены собой и своими прихотями, что у них не оставалось сил ни на что другое. Эта гениальная стратегия позволила полностью обезвредить опаснейших сов, некогда отыскавших путь в Серединное царство.

— Боюсь, я все-таки не совсем вас поняла, — заметила Отулисса. — Как так случилось, что у вас стало меньше перьев, чем у любого из нас? Особенно на лице.

— Я их выщипал, дорогая. Это жестокое наказание, которое я самолично возложил на себя. Таким образом я избавляюсь от излишеств.

— Честно говоря, я никогда не думала, что перья могут быть излишеством. По-моему, они являются одной из наиболее существенных составляющих нашего тела, — заметила Отулисса и, помолчав, добавила: — Иными словами, в них воплощена наша совиность, — она намеренно подчеркнула последнее слово.

— Вы совершенно правы! Перья относятся к телу, но не к духу. Как может дух воспарить к бессмертию, если он отягощен излишеством костей и оперения? — спросил Стрига, уставившись на Отулиссу своими бледно-желтыми глазами.

Отулисса совершенно запуталась. Что значит «воспарить к бессмертию»? Всем известно, что жизнь существует здесь и сейчас. Можно воспарить в воздух, оторваться от земли и полететь. Но не более. И потом, разве не является выщипывание перьев оскорблением самого Глаукса, подарившего совам оперение, чтобы они были сами собой? Спор всегда был стихией Отулиссы, но сейчас у нее не было никакого желания дискутировать со Стригой по этому вопросу. Более того, после этого странного разговора она на некоторое время онемела, что случалось с ней всего несколько раз в жизни.