Деда - Кинг Стивен - Страница 3

— Ты пожалеешь, — произнес малыш. Шеридан нетерпеливо взглянул на него, словно оторванный от сладкого сна наяву, в котором у него двадцать раз подряд оказывался стрит, а мистер Реджи ползал у него в ногах, заливаясь потом и умоляя остановиться. Ребенок снова заплакал, и слезы его отливали тем же странным розовым оттенком, хотя здесь не было ярких огней универмага. Шеридан впервые заволновался, нет ли у звереныша какой-то заразной болезни. Он подумал, что теперь уже поздно беспокоиться, и выкинул это из годовы.

— Когда мой Папся найдет тебя, ты пожалеешь, — настаивал мальчик.

— Да, — согласился Шеридан и закурил. Он свернул на шоссе № 28, на его неразмеченный даухшмосный участок. Слева тянулось огромное болото, справа стоял нетронутый лес. Мальчишка потянул наручники и засопед.

— Перестань. Это бесполезно. Тем не менее он снова потянул. На этот раз послышался стонущий скрип, который Шеридану совсем не понравился. Он обернулся и был поражен, увидев, как изогнулась металлическая стойка, которую он сам приварил рядом с сиденьем. «Черт! — подумал он. — У него зубы, как бритвы, а силы, как у бычка. Если он бальной способен на такое, Боже меня упаси было бы хватать его, когда он чувствовал себя хорошо». Он прикоснулся к мягкому плечу и сказал:

— Перестань!

— Не перестану! Малыш снова дернулся, и Шеридан увидел, что стойка изогнулась еще больше. Господи, да какой ребенок способен на такое? «Страх, — сказал он себе. — Вот почему у него получается». Однако никому больше такое не удавалось, а многие из них на этой стадии игры испытывали гораздо больший страх. Он открыл ящик для перчаток в центре приборной доски. Вынул шприц. Турок дал ему этот шприц, предупредив, что пользоваться им можно только в случае крайней необходимости. Наркотики, сказал турок (он произносил «налготки»), мо^т ишполтить тофал.

— Видишь? Ребенок искоса взглянул на шприц и кивнул.

— Хочешь, чтобы я им воспользовался? Тот мгновенно замотал головой. Сильный-то он сильный, а уколов боится панически, как все дети, с удовлетворением отметил Шеридан.

— Он очень мощный. Он тебя вырубит. — Он помолчал. Он не хотел этого говорить — в общем-то он был неплохой парень, если бы не влез в петлю, — но придется. — Ты можешь даже умереть. Мальчик уставился на него. Губы его дрожали, щеки побелели от страха.

— Ты не будешь дергать наручники, а я уберу шприц. Лады?

— Лады, — прошептал малыш.

— Обещаешь?

— Да. — Ребенок приподнял губу, обнажив белые зубы. На одном из них запеклась кровь Шеридана.

— Клянешься мамочкой?

— У меня никогда не было мамы.

— Дерьмо, — с отвращением произнес Шеридан и снова взялся за руль. Теперь они ехали чуть быстрее, и не только потому, что выбрались на шоссе. Этот мальчишка хуже приввдения. Шеридан хотел поскорее сбыть его турку, получить деньга и смыться.

— Мой Папся правда очень сильный, мистер.

— Да ну? — спросил Шеридан, а про себя подумал: «Спорю, что так и есть. Единственный среди стариков, кто может отжаться на кольцах, так, что ли?»

— Он найдет меня.

— Угу.

— Он учует меня по запаху. В это Шеридан верил. Он сам чуял запах этого ребенка. Что страх имеет запах, он знал еще по прежним своим экспедициям, но от этого ребенка несло какой-то странной смесью пота, грязи и медленно разлагающейся кислоты из аккумулятора. Шеридан все больше убеждался, что с мальчишкой что-то всерьез не так… но скоро это будет проблемой мистера Мага, а не его, и берегись, покупатель, как говаривали древние люди в тогах. Берегись, распроклятый покупатель. Шеридан опустил стекло со своей стороны. Слева все тянулось болото. Блики лунного света отражались в стоячей воде.

— Папся умеет летать.

— Да, — заметил Шервдан, — после пары бутылок «ночного поезда» могу спорить, он летает, как распроклятый орел.

— Папся…

— Хватит этой ерунды про Папсю, ладно? Мальчик замолчал. За семь километров от этого места болото расширялось, образуя большой пустой пруд. Шеридан свернул на грунтовку вдаль северного берега пруда. Через десять километров он свернет направо и выберется на шоссе № 41, откуда рукой подать до холмов Талуда. Он посмотрел на пруд, плоское серебристое зеркало которого мерцало в лунном свете… и вдруг лунный свет исчез. Будто его стерло. Сверху донесся хлопающий звук, будто ветер развевал белье на веревке.

— Папся! — закричал мальчик.

— Заткнись. Это просто птица. Но внезапно он насторожился. Он взглянул на ребенка. У того снова обнажились зубы. Зубы были белые и очень большие. Нет… не большие. Большие — не то слово. Они были длинные. Особенно два крайних… как они называются? Клыки. Внезапно у него в мозгу снова развернулась бешеная скачка со щелчками. «Я сказал ему, что хочу пить». «Зачем Папсе ходить туда, где они…» (он хотел сказать «едят»?) «Он найдет меня». «Он чует меня по запаху». «Папся умеет летать». Что-то с тяжелым глухим стуком опустилось на крышу фургона.

— Папся! — снова закричал мальчик, пьянея от радости, и тут Шеридан понял, что не различает дороги — громадное перепончатое крыло с пульсирующими венами полностью закрыло ветровое стекло. «Папся умеет летать». Шеридан вскрикнул и надавил на тормоз, надеясь таким образом сбросить странное существо с крыши. Справа снова послышался скрежет изгибаемого металла, за которым последовал короткий треск. Мгновение спустя пальцы мальчишки вцепились ему в лицо, разрывая щеку.

— Он украл меня, Папся! — вопил ребенок странным, птичьим голосом, обращаясь к тому, что сидело на крыше фургона. — Он украл меня, он украл меня, злой дядька украл меня! «Ты не понимаешь, малыш, — думал Шеридан. Он потянулся за шприцем и достал его. — Я не злой дядька, просто так сложились обстоятельства». И тут рука, больше напоминавшая коготь, вышибла боковое стекло и вырвала шприц из рук Шеридана — вместе с двумя пальцами. Минуту спустя Папся сорвал водительскую дверцу, и петли обвисли блестящими кусочками бесполезного скрученного металла. Шервдан увидел развевающуюся пелерину, черную снаружи, подбитую красным шелком изнутри, и галстук этого существа… хотя это скорее был шарф, но действительно синий — мальчик говорил правду. Папся вышвырнул Шеридана из машины; его когти, прорвав пиджак и рубашку, глубоко вонзились в плечи. Зеленые глаза Папси вдруг налились кровью и сделались красными, словно розы.

— Мы пошли в универмаг, потому что мой внучек захотел ниндзей-черепашек, — прошептал Папся, и из его рта запахло засиженным мухами мясом. — Которых показывают по телеку. Все дета их хотят. Ты должен был оставить его в покое. Оставить нас в покое. Он тряс Шеридана, как тряпичную куклу, несмотря на его вопли. Шеридан слышал, как Папся спрашивал ребенка, хочет ли он еще пить, а тот отвечал, что да, очень, плохой дядька его обидел, и у него все горло пересохло. Лишь на секунду Шеридан увидал ноготь большого пальца Папси, прежде чем тот вонзился во впадину у него под подбородком, толстый, обгрызенный ноготь. Этот ноготь перерезал ему горло прежде, чем он сообразил, что происходит. И последнее, что он увидел перед тем, как погрузиться в вечную тьму, был мальчик, подставлявший ладошки, подобно тому как сам Шеридан ребенком подставлял их под водопроводный кран в жаркий летний день… И Папся, нежно трепавший волосы внука.