Наследник - Ласки Кэтрин - Страница 5

Гвиндор всмотрелся в отражение пламени в черных глазах Нирока, и у него похолодело в желудке. Ему показалось, будто в глазах юнца он увидел отражение Угля Хуула…

Как и все кузнецы, Гвиндор знал, что огонь живой и что устройство его не слишком отличается от устройства совы. Есть у огня и сердце, и, разумеется, желудок. Лишь немногие совы обладают даром заглянуть в душу огня и увидеть этот желудок.

Не только Гвиндор, но даже Бубо, знаменитый кузнец Великого Древа, и тот не видел души огня. Говорят, из всех живущих сов таким даром обладал лишь старый Орф, кузнец из Северных царств, с острова Черной Гагары, который ковал лучшие боевые когти во всем совином мире.

Даже в давние времена на свете было всего несколько сов, умевших видеть желудок огня. Но никто из них не сумел отыскать легендарный Уголь Хуула.

Много легенд сложено об этом Угле, много сказаний сказывают о страшных силах, которые таятся в его глубокой синеве. Говорят, синева его похожа на цвет самых горячих углей, которые так ценят кузнецы. Но Уголь Хуула был не просто горячим угольком, совсем не просто…

Гвиндор никогда еще не видел, чтобы сова так пристально смотрела в огонь, как этот юнец. Глаукс, да он же совсем птенец! Что он там увидел? Кузнец покачал головой. Не зря он не хотел лететь в каньоны, ох, не зря! Он не желал иметь ничего общего с Чистыми.

После последней битвы Гвиндор решил держаться подальше от этих безумных сов с их завиральными идеями о какой-то особой чистоте сипух. Кстати, о чистоте… Почему эта пепельная сова стоит так близко к наследнику великого Клудда? Это противоречит всем обычаям Чистых!

Почему же Гвиндор все-таки отправился сюда из самого царства Амбалы? Он отлично помнил ту ночь, когда принял решение лететь. Рано вечером к нему прилетела странная пятнистая сова по имени Мгла, которая жила с орлами. Поговаривали, будто бы под именем Мглы на самом деле скрывается легендарная Гортензия, героиня Амбалы, которая когда-то была лазутчицей в каньоне Сант-Эголиус.

Героические подвиги Гортензии давным-давно вошли в историю и предания Амбалы; с тех пор там всех сов называли Гортензиями, независимо, будь то самец или самка. Гвиндор не знал, правдивы ли слухи по поводу Мглы. Он просто любил поболтать с ней, когда она прилетала. Мгла была совсем старой, и так выцвела с годами, что стала еще больше напоминать туман, чем живую сову.

Гвиндор давно заметил, что после встречи с Мглой ему снятся странные сны, которые он плохо помнил после пробуждения…

То же случилось и в ту ночь. Накануне Жуткоклюв и Зверобой, два лейтенанта Ниры, просили его прилететь на церемонию Клеймения в каньоны. Гвиндор поначалу отказался, как отказались и другие кузнецы, к которым обращались посланцы. Но в ночь после визиты Мглы он вдруг проснулся от странного сна и решил — без всякой видимой причины — что должен лететь и оказать Чистым эту небольшую услугу, хотя терпеть не мог ни Ниру, ни ее приспешников. Стершийся из памяти сон каким-то непонятным образом поселился у него в желудке и гнал в дорогу.

И вот теперь, глядя на молодого совенка, не сводившего немигающих глаз с сердца огня, Гвиндор снова подумал о том, что же призвало его сюда. Да-да, он был призван. Он с самого начала чувствовал, что его влечет какое-то важное дело, не имеющее ничего общего с церемонией Клеймения.

«И дело совсем не в мертвых костях!» — внезапно понял Гвиндор.

Он снова взглянул на Нирока, на его огромное белое лицо, столь напоминавшее лицо его матери, лунным диском светившееся в оранжевом сумраке пещеры.

«Все дело в нем. Но что я должен делать?»

«Время подскажет, — услышал Гвиндор голос из своего полузабытого сна. — Время подскажет».

Первая добыча

Нирок не мог забыть огонь. Никогда в жизни он не видел ничего подобного. Ему казалось, будто пламя хотело рассказать ему какую-то историю, но он не понял, какую. Что это была за страна? Что за странные существа? И какого цвета была сердцевина огня? Неужели, в самом деле, зеленого?

Но всё это были мелкие вопросы. Нирок же чувствовал, что самое главное заключалось совсем в другом. Он увидел в огне что-то еще, правда, так и не успел рассмотреть хорошенько… Это «что-то» пугало его. Наводило ужас. Нирок чувствовал, что оно как-то связано с убийцей отца, ужасным Сореном.

— Нирок! — вывел его из задумчивости пронзительный крик матери. — Будь внимательнее! Что с тобой происходит в последнее время? Ты стал рассеянным, как чайка. Я тебя не узнаю, сын. Совершенно не узнаю. Если ты не можешь выследить бурундука, то как ты собираешься охотиться на мышей, которые куда меньше размером? Или Всещедрый Глаукс напрасно подарил тебе слух?

И Нира склонила голову сначала в одну сторону, потом в другую, демонстрируя сыну, как нужно слушать дичь.

— Ты права, мать-генеральша, — виновато ответил Нирок. — Я отвлекся. Прости меня.

Он приносил свои извинения именно таким тоном, которого ждала его мать. Он давно научился демонстрировать полную покорность.

— Знаешь, я до сих пор не могу успокоиться после церемонии погребения отца.

Тут он три раза моргнул. Материнские слова снова зазвучали у него в голове.

«Скоро ты вырастешь, и отцовские когти станут тебе впору. Знай, что это священная реликвия Чистых. Ты единственный, кто достоин носить их в бою. Посмотри на них хорошенько, мой наследник!»

Нирок затаил дыхание. Он представил, как боевые когти отца вонзаются в плоть врага. Сегодня — сейчас! — пришло время его первой битвы, церемонии Первой Добычи!

Нирок повертел головой, как только что сделала его мать, наводя слух. Через несколько секунд он различил внизу тихий шорох, доносившийся с подветренной стороны. Ага, левое ухо получило сигнал чуть раньше правого! Нирок изогнул хвост и полетел в ту сторону, откуда доносился шорох.

Это был бурундук, теперь он точно знал это. Нирок услышал топот бурундучьих лапок, а потом быстрое дыхание зверька, которое на этот раз почти одновременно достигло обоих его ушей. Нет, разница, пожалуй, все-таки была — на долю секунды.

Еще через три секунды Нирок смертоносной спиралью начал спускаться вниз. Всё это время он продолжал ощущать безмолвную связь со своей добычей. Даже когда земля стремительно ринулась навстречу, Нирок ни на миг не отвел глаз от полосатой спинки бурундука.

Зверек до самого последнего момента не замечал опасности. Только когда острые когти Нирока впились в его пушистые бока, он еле слышно взвизгнул, но скорее от изумления, чем от боли. Бурундук был совсем маленький, непонятно даже, откуда в нем взялось столько крови?

Нирок услышал над головой радостные крики. Он и не знал, что на его церемонии Первой Добычи присутствуют другие совы. Жуткоклюв, Зверобой, Пыльнобровка и даже кузнец Гвиндор кружились над ним и громко прославляли нового охотника.

— Ура! Ура! Ты добыл свою первую дичь! — разносились в ночной тиши гулкие крики сов. А потом Нира взяла убитого бурундука и выдавила его кровь на голову Нироку…

Когда они вернулись в свою скальную пещеру, белое лицо Нирока стало красным от крови. Его слегка подташнивало, и его желудок как-то странно сжимался. Засохшая кровь липкой маской стягивала его лицевые перья.

Этой же ночью на каменном выступе Филиновых ворот состоялся большой праздник в честь нового охотника.

Нира беседовала с кузнецом Гвиндором, когда вдруг заметила Нирока, который одиноко сидел на краю каменного выступа, глубоко погруженный в свои мысли. Она подлетела к сыну и слегка шлепнула его крылом. Совы его возраста весело кружили в теплых воздушных потоках между рогами Филина, но ни один из них почему-то не пригласил Нирока в свой круг.

— Не будь букой, сынок, — упрекнула сына Нира. — Сегодня твой праздник. Почему ты не выглядишь счастливым? О чем ты все время думаешь?