Сияние богов - Грановский Антон - Страница 26

– Знаю. Мне не хочется тебя мучить. Но мы не всегда делаем в жизни то, что хотим. Пока мы не начали тебя пытать, подумай и скажи: быть может, ты знаешь, где нам искать твоего сына? Или подскажи нам способ его поймать. Ведь должны же и у него быть какие-то слабые стороны. Может быть, он боится воды? Или глухих дебрей? Или теряется при виде голой бабы? Не молчи, мать. Я все равно узнаю, что хочу, даже если мне придется убить тебя медленной, мучительной смертью.

Пожилая женщина смотрела на седовласого ученого испуганным, недоуменным взглядом.

– Милый, ты скажи хоть, чем мы с Лудобоком провинились? Я все пытаюсь вспомнить, понять… Но ничего не вспоминается. Я всегда учила сына главному правилу – не делай другому того, чего не желаешь себе. Что же такого он сделал, что ты так его ненавидишь?

Урфин поморщился. Объяснять старухе истинные причины своей жестокости ему не хотелось. И долго, и трудно, и незачем. Он повернулся к ратнику, разогревающему клещи, и грубо окликнул:

– Эй, вой, долго еще?

– Да нет… – глухо отозвался ратник. – Еще чуток подержать…

Урфин шагнул ближе и заглянул в печь. Клещи давно раскалились докрасна, но видно было, что у ратника нет никакого желания доставать их оттуда.

– Леший! – выругался Урфин и обвел взглядом лица ратников, стоящих у стены. Те смотрели на седовласого начальника хмурыми, холодными глазами. – Ишь, уставились, – в сердцах проговорил он. – Думаете, я злодей? А вы, значит, добренькие? Ты, рыжая бестия! – обратился он к самому мощному из ратников. – Думаешь, я не знаю, как ты лютуешь в захваченных деревнях? Не ты ли на спор разрубил мечом пополам десятилетнего отрока? – Он перевел взгляд на другого ратника, лысоватого, с рассеченной нижней губой. – А ты, вой? Я ведь знаю, как ты охоч до девок! Сколько из них ты изнасиловал? А скольких после задушил?

– Это было только во время войны, – угрюмо проговорил ратник с рассеченной губой.

– Вот как? – ощерился Урфин. – Значит, ты думаешь, что во время войны дозволено все? Тогда представь себе, что мы на войне и что эта старуха – мать вражеского сотника, который зарезал твою сестру!

Ратник еще больше нахмурился и потупил взгляд.

– Лицемеры, – презрительно проговорил Урфин. – За каждым из вас – гора трупов, а вы стоите тут и морщите ваши поганые носы. Хватит мучить клещи. Вынимай их!

Ратник недовольно крякнул, но ослушаться седовласого начальника не посмел.

– А теперь жги ей клещами ногу. Ну!

Ратник встретился взглядом со старухой, и клещи в его руках задрожали.

– Если сей же час не сделаешь того, что я велю, – с угрозой проговорил Урфин, – я пожалуюсь на тебя князю, и он сдерет с тебя шкуру живьем. Ну!

Но ратник не шевельнулся. Он по-прежнему стоял перед старухой с клещами в руках и не смотрел ей в глаза. Тогда старуха улыбнулась ему и сказала:

– Сынок, делай то, что он говорит. И ничего не бойся.

Ратник нахмурился и склонился над старухой. Но раскаленные клещи не успели коснуться ноги старухи.

– Не мучь ее! – раздался громкий возглас от двери. – Я пришел!

Урфин повернул голову на голос.

– Надо же, – улыбнулся он. – Я совсем не слышал, как ты вошел. Слава богам, что ты успел вовремя и мне не пришлось мучить твою мать. Проходи в комнату, Лудобок, и садись в кресло, которое мы для тебя приготовили. Оно не слишком удобное, зато очень надежное.

Старуха подалась вперед, и ремни впились ей в предплечья.

– Сынок! – горестно воскликнула она. – Зачем ты…

– Все в порядке, мама, – оборвал мать Лудобок и улыбнулся ей улыбкой доброго увальня. – Они ничего нам не сделают.

– На твоем месте я бы не был столь самонадеян, – заметил Урфин, которого уверенные слова тюфяка слегка задели за живое.

«Впрочем, не такой уж он тюфяк, – напомнил себе Урфин. – А если честно, то и вовсе не тюфяк, а совсем наоборот».

Тем временем двое ратников подошли к креслу и пристегнули руки Лудобока ремнями к широким подлокотникам. Потом опустились на корточки и пристегнули к ножкам кресла его ноги.

– Ну вот, – с видимым облегчением проговорил Урфин. – Теперь ты никуда не убежишь.

Лудобок посмотрел седовласому агенту в глаза и спросил:

– Зачем я тебе, иноземец?

– Скажем так: мне поручено узнать, откуда ты такой взялся, – ответил Урфин. – И можно ли научить тому, что ты умеешь, других людей.

– Я не смогу ответить на твои вопросы, ученый муж. Не смогу, потому что не знаю ответов. Мое умение нашло меня само, я не просил богов делать меня особенным.

Урфин улыбнулся:

– Я верю тебе, Лудобок.

– Теперь ты меня отпустишь? – с надеждой в голосе спросил парень.

Урфин покачал головой.

– Нет. Мы будем вместе искать ответы на мои вопросы. И как только я узнаю истину, я тут же поделюсь ею с тобой, Лудобок.

Агент хотел еще что-то добавить, но вдруг повернул голову и уставился на скамью, на которой еще несколько секунд назад сидела старуха Листопадка. Скамья была пуста.

– Где старуха? – взволнованно спросил Урфин. – Эй, ты, где старуха?! – прикрикнул он на ратника, который стоял возле скамьи.

Тот растерянно посмотрел на опустевшую скамью и пробормотал:

– Не знаю. Она только что была здесь.

Урфин повернулся к Лудобоку и уставился ему в глаза.

– Твоя работа? – гневно спросил он. И, не дождавшись ответа, добавил: – Как ты это сделал?

Увалень пожал округлыми плечами и ответил:

– Это было несложно. Я остановил для нее время, и она освободилась.

– Но почему ты сам не ушел?

– Я пытался, ученый муж. Но твои ратники слишком крепко стянули мне руки и ноги ремнями. Я не сумел освободиться, а она – сумела.

Лицо Урфина побагровело от ярости.

– Не вздумай со мной играть, отрок! – прорычал он. – Последний, кто пытался это сделать, лежит на дне глубокого омута с переломанными костями.

– Я и не пытался, – смиренно проговорил Лудобок, глядя на Урфина широко раскрытыми, синими, как безоблачное небо, глазами. – Я говорю тебе честно, ученый муж: если я почувствую, что могу сбежать, я сделаю это. Но ведь и ты на моем месте поступил бы точно так же. Разве нет?

Некоторое время Урфин молчал, усмиряя в душе приступ гнева, затем нехотя признал:

– Твоя правда, отрок. Однако сбежать тебе больше не удастся.

– Что будет дальше? – спросил Лудобок.

– Дальше? Дальше мы погрузим тебя на телегу, сунем в рот кляп, накроем сверху рогожей и повезем туда, где тебя давно заждались.

2

Княжество Голядь.

Тридцать верст к западу от деревни Верходонки

– Хорошо поешь, Первоход! – похвалила Зоряна.

Глеб глянул на нее и хмыкнул.

– Пел когда-то в школьном хоре, – сообщил он. – Между прочим, имею грамоту за второе место на областном смотре художественной самодеятельности.

Зоряна захлопала глазами, и Глеб вздохнул.

– Кому я это рассказываю… Вы и понятия не имеете о том, что такое художественная самодеятельность.

– Чего ж тут непонятного? – отозвался Хлопуша. – Глотку драть – дело нехитрое. Я тоже так могу. – Здоровяк набрал полную грудь воздуха и заголосил:

Облакаст засмеялся, Тиш криво усмехнулся, Рамон с Огнеродом остались невозмутимы, а Зоряна наморщила нос.

– Ну и голос, – насмешливо проронила она. – Таким голосом только кротов из нор выдувать.

– Тебе не нравится мой голос? – возмущенно пробасил Хлопуша.

– Нравится. Но уж больно знаком. Задница моего деда после тарелки гороховой каши разговаривала таким же голосом!