Сияние богов - Грановский Антон - Страница 15

Ратник покачал головой и возразил:

– Не получится.

– Что? – рассеянно переспросил Урфин. – О чем ты говоришь, ратник?

– Ты сам только что сказал, что этот парень видит будущее. А раз так, то он увидит и каждую нашу ловушку за минуту до того, как в нее попасться. И с облавой у нас ничего не выйдет. Если он таков, как ты говоришь, то уж точно найдет способ спрятаться от нас прежде, чем мы выйдем к тому месту, где он был минуту назад.

Выслушав длинную тираду своего воина, Урфин нахмурился и неохотно признал:

– Ты прав. И что же нам, по-твоему, делать?

Ратник пожал могучими плечами.

– Коли он таков, как ты говоришь, то ничего ты с ним не сделаешь. Легче поймать зайца голыми руками, чем колдуна, который знает и видит все наперед.

Агент Урфин пригладил ладонью седые волосы, посмотрел на воина в холодный прищур и сказал:

– Ты, ратник, сильный и умелый воин, но думать головой тебе стоит поменьше.

– Почему?

– Потому что голова может лопнуть, – с усмешкой пояснил Урфин. – А теперь идем в деревню. Я знаю, что нам надо делать.

– И что же? – с любопытством спросил ратник.

– Этот нелюдь очень сильно любит свою мать, так?

– Так.

– Вот на этой его любви мы и сыграем.

Ратник обдумал слова начальника, неодобрительно хмыкнул и спросил:

– А ежели он догадается?

– Не догадается, – ответил агент Урфин. – Лудобок предвидит всего на минуту вперед. А мать его больна и тяжела на подъем. Как бы ловок ни был этот толстый бес, он не успеет ее увести.

Глава третья

ОХОТА ГЛЕБА

1

У тех, кто ходит в Гиблое место за чудны€ми вещами или бурой пылью, как правило, нет друзей. Ходоков в места погиблые остальные люди считают чем-то вроде темных тварей, временно заключивших союз с людьми. В народе бытует мнение, что тот, кто больше трех раз сходил в Гиблое место, уже не может называться человеком, потому что проклятая чащоба переделала его, перекроила на свой лад.

Глеба Первохода все считали первейшим и лучшим из ходоков. Глеба боялись и уважали. Но любой из нормальных людей предпочел бы лучше сунуть голову в пасть медведю, чем сесть с ним за один стол или пригубить из его кубка вино.

Лишь три человека во всем Хлынском княжестве могли назвать себя друзьями Глеба. И двое из них сидели сейчас в кружале «Три бурундука» и пили водку. Первый был огромный, как бык, и с такой же толстой шеей. Пузо у него было таким обширным, что в нем легко мог уместиться целый ягненок с парой гусей в придачу. Лицо верзилы было широкое и конопатое, а бороденка – русая и такая реденькая, что просто стыд, а не бороденка.

Собутыльник великана был полной его противоположностью. Невысокий, стройный и ладный, как юноша, с длинными, черными, вьющимися волосами и аккуратно подстриженной бородкой. Чернявый был красив свежей, девичьей красотой, а его большие, темные глаза смотрели спокойно и смиренно.

Верзила хлопнул об деревянную тарелку недоеденной бараньей ногой и прорычал:

– А я тебе еще раз говорю, Рамон, наш друг Первоход сошел с ума!

– А я тебе еще раз говорю, что твои слова – полная чепуха, – сказал на это Рамон. – Первоход умнее и трезвее, чем я и ты. А здравого смысла и расчетливости у него побольше, чем у всех хлынских купцов, вместе взятых.

Верзила шумно вздохнул и проговорил недовольным голосом:

– Ты меня совсем не слушаешь, толмач. Один парень рассказывал мне, что Глеб стоял у стойки, хлестал олус и весь вечер разговаривал сам с собой. А от другого я слышал, что Первоход наведывался к вещунье Голице, а после его ухода Голица упала на пол и лишилась чувств. Говорят, она до сих пор немощна. Но и это еще не все. Говорят, Первохода видели с какой-то девкой. И эта девка…

– Довольно, Хлопуша, – строго, но мягко проговорил Рамон. – Я больше не желаю слушать подобное. Глеб – мой друг. Я не знаю, для чего он позвал меня сюда, но когда придет время, я выслушаю все, что он скажет, и отнесусь к этому со всей серьезностью, на какую только способен.

Верзила уставился на приятеля и вздохнул.

– Замысловато ты выражаешься, Рамон. Никак не могу к этому привыкнуть. А насчет Глеба – я тоже его выслушаю. Я просто хотел, чтобы ты был готов.

– К чему? – вскинул черную бровь толмач.

Толстяк пожал плечами.

– Сам не знаю.

– Ты считаешь себя более здравым и вменяемым, чем Глеб? – нахмурился Рамон.

Хлопуша хотел было ответить, да не успел, ибо дверь кружечного дома распахнулась, и в зал вошел Глеб Первоход.

– Здравствуй, Первоход! – радостно воскликнул Хлопуша и вскочил с лавки.

– Приветствую тебя, Первоход! – улыбнулся Рамон.

Глеб обнял верзилу, пожал узкую, смуглую ладонь толмача и уселся за стол. Хлопуша брякнулся рядом и только сейчас заметил, что возле стола стоит незнакомая девка.

Была эта девка молода и хороша собой, но черные, чуть раскосые глаза ее глядели ни Первохода сердито, а на его друзей не глядели вовсе.

– Эй, милая, – даже не посмотрев на нее, негромко позвал Первоход. – Присаживайся за стол.

– Я могу и постоять, – недовольным голосом отчеканила девка.

– Сударыня, Первоход прав, – мягко проговорил красавчик Рамон, с ласковым, многообещающим любопытством разглядывая строптивую незнакомку. – В ногах правды нет. А присев с нами за стол, вы сможете попробовать сладкого сбитня и отведать жареного гуся с яблоками, которого уже несет нам разносчик.

Разносчик и впрямь приближался к столу с огромным блюдом в руках. Пораздумав еще пару секунд, Зоряна решила сменить гнев на милость и, сердито выпятив нижнюю губу, села на лавку и придвинулась к столу.

Тут подоспел и разносчик. Он поставил на стол блюдо с жареным гусем, весело глянул на девку и проговорил:

– Вижу, в вашей шайке появился еще один «разбойник». Теперь уж моему гусю точно несдобровать.

Глеб посмотрел на широкое лицо верзилы Хлопуши, который пялился на яство замаслившимися от предвкушаемого удовольствия глазами, и заметил:

– У твоего гуся и до этого не было ни одного шанса, приятель. – Затем кивнул на девку, которую привел с собой, и сказал: – Эту юную красавицу зовут Зоряна. Впрочем, я не уверен, что она красавица. И совсем не уверен, что она юная.

Хлопуша удивленно вскинул брови, после чего посмотрел на Рамона выразительным взглядом, дескать: «Ну? Что я тебе говорил?»

Затем верзила вздохнул и потянулся к гусю, намереваясь оторвать от него ножку. Рамон, однако, остался спокоен и невозмутим.

– Не знаю, что означают твои слова, друг, – проговорил он, обращаясь к Глебу, – но на вид эта девушка юна и хороша, как майская роза.

Первоход усмехнулся, перевел взгляд на Зоряну и коротко приказал:

– Покажи им.

Она нахмурилась и вдруг сказала, обратившись к Хлопуше голосом самого Хлопуши:

– Какого лешего вы притащили сюда этого гуся? Я и без вашего гуся такой толстый, что забыл, как выглядит то, что помещается промеж коленями и пузом!

Верзила поперхнулся гусиным мясом и закашлялся. Рамон постучал ему ладонью по спине.

– Чу… деса, – сдавленно выговорил Хлопуша, выкатив на Зоряну изумленные глаза.

Но Зоряна на этом не закончила. Она посмотрела на Рамона, и вдруг лицо ее посмуглело, волосы почернели и завились в кудри, а на подбородке выросла аккуратная черная бородка.

– Милая, Глеб прав, – проворковала она мягким голосом толмача. – Сядь рядом со мной и послушай, как я говорю. Я ведь так неотразим, что даже мой голос способен доставить девушке удовольствие. Да, и не удивляйся, если сегодня же ночью ты окажешься в моей постели. Так делают все девушки. А иногда даже и юноши.

Рамон покраснел и сдвинул брови. Хлопуша, уже успевший прийти в себя, хлопнул итальянца по плечу и весело проговорил:

– Отлично она тебя приложила! Да и меня тоже. Одно непонятно – неужто у меня и впрямь такой противный голос?

– Увы, Хлопуша, но голос твой именно таков, – заверил его Рамон. Потом взглянул на Глеба и спросил: – Первоход, зачем ты привел сюда эту лицедейку?