Однажды ночью в Лас-Вегасе - Гордон Люси - Страница 23

За дверью в коридоре послышались шаги. Дверь распахнулась. На пороге стоял Никатор. Его глаза сверкали, лицо пылало, грудь тяжело вздымалась. Петра поняла, что ее ждут проблемы.

– Привет, братишка, дорогой, – приветливо сказала она, подчеркнув слово «братишка».

Но это было бесполезно, и она знала это.

– Только не это! – вскричал Никатор. – О, Петра, только не это!

Он бросился на колени перед ней и протянул руки, чтобы обхватить ее за талию, Петра с трудом сдерживала отвращение. Последний раз они виделись две недели назад, перед тем как она уехала на Корфу.

– Ты не хочешь, чтобы я называла тебя «дорогой»? Хорошо, я не буду, тем более что я сердита на тебя. Как тебе взбрело в голову сказать Лисандросу, что мы уехали вместе в Англию?

Никатор судорожно вцепился в нее. Она попыталась освободиться, но у него неожиданно оказалась железная хватка.

– Я ничего не мог с собой поделать. Я так сильно люблю тебя, что не отвечаю за свои действия. Я хотел спасти тебя от Димитриу…

– Но я не хочу, чтобы меня спасали, – сказала Петра, пытаясь воззвать к его здравому смыслу. – Я люблю его. Попытайся понять это. Я люблю его, а не тебя.

– Это потому, что ты не знаешь, какой он. Тебе кажется, что знаешь. Ты веришь тому, что он сказал тебе о Бригитте, но она не должна была умереть! Если бы он не терроризировал ее безжалостно, она бы не оказалась одна, когда… – Никатор сел на кровать рядом с ней, вцепившись ей в плечи. – Он одурачил тебя, – выдохнул он. – Он хочет тебя только потому, что ты моя. Ему необходимо отобрать все у меня. И так всю мою жизнь.

– Никки…

– Ты не знаешь, что это такое, когда тебе всегда твердят, что Димитриу счастливая семья, потому что у них есть такой сын, который может стать достойным наследником, а у моего отца есть только я. Все восхищаются им, потому что он со своей жестокостью может заставить людей подчиняться, а я нет. Я не могу быть жестоким.

– Но ты не можешь быть и раболепным, правда? Взрослей, мальчик!

– Не называй меня так! – закричал он. – Я не ребенок. Я докажу тебе это.

Она попыталась оттолкнуть его, но он только крепче сжимал ее в своих объятиях. Потом вскочил на ноги, опрокинул на кровать и навалился на нее. В следующую минуту он прижался губами к ее губам, стараясь разомкнуть их своим языком.

Петра в отчаянии крутила головой, пытаясь защитить рот рукой.

– Уйди от меня! – выдохнула она. – Никки, ты слышишь? Убирайся!

– Не борись со мной. Позволь мне любить тебя… позволь спасти тебя…

Сделав последнюю попытку, она освободилась от него и оттолкнула с такой силой, что он грохнулся на пол. В мгновение ока она вскочила, бросилась к двери и распахнула ее.

– Убирайся отсюда и не смей возвращаться! – взорвалась она.

Но Никатор напал на нее снова, вынудив Петру нанести решительный удар коленкой в пах. Он взвыл, схватился рукой за ушибленное место и, спотыкаясь, вышел в коридор, вызвав недоумевающие взгляды нескольких горничных.

– Ты еще пожалеешь об этом, – сказал он тихо.

Петра долго не могла успокоиться. Она знала, что Никатор может быть неприятным, но он оказался еще хуже, чем она предполагала.

Но откуда ему известно, что Лисандрос рассказал ей о Бригитте?

Глава 11

Через два дня состоялось триумфальное возвращение Гомера и Эстел под прицелом объективов камер. Тут же решено было приступить к разработке плана проведения приема, хотя сначала Аминте пришлось решить некоторые проблемы со слугами. Никатор обвинил нескольких горничных. Те обратились за помощью к Петре и тут же получили ее.

– Извините, Гомер, я не собиралась ссориться с вами или вашим сыном, – сказала она, – но Никатор имел весьма жалкий вид, уходя из моей комнаты, и боюсь, что горничные видели это. Поэтому сейчас он испытывает недобрые чувства к ним.

Гомер был мудрым человеком и прекрасно знал отрицательные стороны своего сына. Он поблагодарил Петру и велел Никатору извиниться перед Петрой.

Но Никатор, похоже, начал действовать. Спустившись однажды вниз, Петра увидела его с большой картиной, которую тот купил в качестве подарка своему отцу. На картине были изображены фурии – внушающие ужас создания со змеями вместо волос и окровавленными глазами. Петра с интересом рассматривала эту картину.

– Дело в том, что фурии никогда не отступали, – сказал Никатор. – Если они прицепились к кому-то, то уж навечно.

Уж не намек ли это на то, что он никогда не простит ей оскорбление? Никатор бы причинил неприятность ей или Лисандросу, если бы смог. Но они оба бдительно следили за ним, и он ничего не мог сделать.

Предстоящий сегодня прием должен был стать грандиозным светским событием сезона. Голливудские кинозвезды слетелись, чтобы потанцевать, попеть и поднять бокалы в бутафорском Парфеноне. Все афинские бизнесмены стремились попасть сюда, в надежде встретить какую-то кинозвезду или кинорежиссера.

Уже наступил вечер, а Никатора нигде не было видно. Гомер пожаловался на такое неуважение к себе, но Петре показалось, что при этом прозвучала некоторая нотка облегчения.

– Может быть, когда вы с Лисандросом будете официально обручены, станет легче? – тихо сказала ее мать. – Тогда Никатору придется смириться. Только не тяните с этим. Так будет лучше для всех.

– Неужели Лисандрос для него конкурент?

– Соперник, а не конкурент. Гомер считает, что, если бы наши две семьи могли примириться, это было бы замечательно.

– А как же Никатор? Не сможет же Гомер игнорировать его.

– Безусловно, не сможет выбросить его ни из своей жизни, ни из своего сердца, а вот отстранить от судостроительного бизнеса – сможет. Он может купить ему какой-нибудь игорный дом или что-то еще, что могло бы обеспечить парню безбедную жизнь.

Петра на время решила выбросить все это из головы. В данный момент самым важным для нее был предстоящий прием, на котором она снова увидит своего возлюбленного и будет танцевать в его объятиях.

Она выбрала платье из темно-синего, почти черного атласа. Платье было облегающим, подчеркивающим ее безукоризненную фигуру и со скромным декольте, чтобы сделать приятное Лисандросу.

«Какой же он красивый!» – подумала она, когда он подходил к ним. Гомер восторженно приветствовал Лисандроса, а тот с улыбкой вежливо ответил ему. Петра вспомнила, как Лисандрос отрицал какую бы то ни было причастность Гомера к трагедии Бригитты. Так что предположение Эстел могло оказаться правильным. Брак Петры с Лисандросом мог бы дать новый старт судостроительному бизнесу Греции, и все знали это. Включая Никатора.

Держа Петру под руку, Лисандрос обошел всех, здороваясь. И каждый смог оценить достоинства этой пары.

– Кто-нибудь говорил тебе, что они о нас думают? – пробормотал он, когда они танцевали.

– Все выстроились в очередь ко мне, чтобы это сказать, – засмеялась Петра. – За нами наблюдали, когда мы были на Корфу. Эстел говорит, что нас видели вместе, когда мы разъезжали по улицам и плавали на катере.

Он пожал плечами:

– Это публичные места. Люди должны были увидеть нас. Наша свадьба, как я понимаю, тоже будет публичной… – Он улыбнулся и тихо добавил: – По крайней мере, ее первая часть.

– Правда? – пробормотала Петра. – Что-то я не припомню, чтобы мне делали предложение.

– Ты получала предложение каждую минуту в последние дни и прекрасно знаешь это, – сказал он твердо и тут же смягчил диктаторский тон: – А вот получил ли я ответ?

– Ты получил ответ в тот первый раз, когда мы занялись любовью, – сказала она. – А ты тогда даже не задал мне вопрос.

– А сейчас, когда я его задал и получил ответ, мы могли бы объявить всем! – предложил он.

– Всей этой толпе? Мне казалось, что ты ненавидишь, когда на тебя глазеют.

– Если они видят меня с самой красивой из присутствующих здесь женщин, меня это вполне устраивает.

Он крепче обхватил ее за талию и закружил под смех и аплодисменты окружающих. Петра вспоминала это потом, потому что это был самый последний момент ее безоблачной радости.