Однажды ночью в Лас-Вегасе - Гордон Люси - Страница 16

Он лишь усмехнулся:

– Понятно.

По дороге домой он остановился, чтобы купить продукты, и Петра поняла, что он запасся на несколько дней. Она улыбнулась. Это полностью отвечало ее интересам.

Солнце садилось, когда они вошли в дом и, запершись, отрезали себя от всего мира. В полутемном холле Лисандрос обнял ее и поцеловал долгим поцелуем. Ощущение его поцелуя на губах одновременно успокаивало и возбуждало. Лисандрос частично принадлежал ей, а она хотела, чтобы он был полностью ее. Так, как она уже принадлежала ему…

Он поцеловал ее в шею, нежно прикасаясь губами, потом замер, уткнувшись лицом, словно искал убежища. Она гладила его волосы, пока он не поднял глаза и не взглянул на нее. Их взгляды встретились, и они вместе поднялись по лестнице в спальню.

Прошлой ночью они заявляли права друг на друга с неистовым нетерпением. Сегодня они могли позволить себе не спешить, уверенные друг в друге и в своих чувствах.

Лисандрос положил ее на кровать и присел на минуту, смотря на нее собственническим взглядом.

– Позволь мне посмотреть на тебя, – прошептал он.

Увидев на его лице выражение человека, который неожиданно открыл сокровище, она заложила руки за голову и гордо выставила напоказ свою наготу, потому что знала, что ей было чем гордиться. Он нежно прижался губами к ее груди. Она прерывисто вздохнула и подалась всем телом к нему.

– Да, – пробормотала Петра, – да…

– Тсс, мы не должны спешить.

Как он мог так говорить? Но он умудрялся владеть собой, дразня и возбуждая ее.

– Ты дьявол, – прошептала она.

Ничего не ответив на это, он только поднял голову. И его полные юмора глаза сказали яснее всяких слов, что, насколько он знал, она и хотела, чтобы он был дьяволом. И он собирался исполнить ее страстное желание.

Он стал действовать еще медленнее, чтобы возбудить ее, но она уже горела нетерпением.

– Пора, – выдохнула она. – Пора!…

Не успела она договорить, как он погрузил ее в безумие наслаждения.

Потом она крепко прижала его к себе, словно для того, чтобы он защитил ее в этом новом открывшемся для нее мире. Но тут она поняла, что они оба не были защищены. Это был триумф.

Он поднял голову, и она увидела его взгляд.

– Ты… – тихо сказал он, – ты…

– Я знаю, – прошептала она. – Я чувствую то же самое, что и ты.

Ее слова словно нажали в нем какую-то пружину, отпустив что-то, что принесло ему успокоение. Лисандрос снова положил голову ей на грудь и через мгновение уснул.

Они провели в постели почти весь следующий день. Не занимаясь любовью, они просто крепко обнимались, разговаривали, потом опять крепко обнимались. Такое еще недавно было невозможно даже представить. Мужчина, который доставлял ей такое сексуальное удовольствие, удивительным образом располагал к уюту, покою и умиротворению.

– Не знаю, что бы я делал, если бы потерял тебя, – пробормотал он, когда они лежали, тесно прижавшись друг к другу. – Я словно находился в тюрьме, ключ от которой каким-то образом оказался у тебя, и ты смогла помочь мне освободиться.

– Ты несколько раз подходил к заветной двери, – напомнила Петра, – а потом снова отходил и захлопывал эту дверь.

– Я терял самообладание. Не знал, справлюсь ли, поэтому отступал и снова запирался. Но я не мог оставаться внутри, зная, что ты снаружи и кричишь мне, что этот мир – прекрасное место. Ты спасла меня в первый раз, и я знал, что сможешь спасти меня снова…

– Каким образом я спасла тебя?

Он ответил долгим молчанием, и у нее упало сердце. Они так часто подходили к тому рубежу, когда он мог поделиться с ней, но всегда его демоны оттаскивали его назад. На этот раз, как Петра надеялась, их теплые отношения позволят ему довериться ей.

Но похоже, нет. Возможно, так ничего и не изменилось…

Она почти потеряла надежду, когда Лисандрос тихо проговорил:

– Я никогда не говорил тебе, почему оказался в Лас-Вегасе. Дело в том, что я не ладил со своей семьей. Но вдруг мне стало ненавистно, что мы так много воюем. Я больше не хотел этого. Уехав из дома, я отправился «жить собственной жизнью». Но я пошел вразнос. В ту ночь, когда мы встретились, я жил в таком состоянии уже два года и был на грани катастрофы, если бы не случилось нечто, что спасло меня. Но это случилось. Я встретил тебя.

– И повздорил со мной, – сказала она, слегка поддразнивая его.

– Мы не повздорили, – возразил он. – Но этот насмешливый намек на Ахиллеса, хандрившего в своем шатре…

– То была никакая не насмешка. Я просто упомянула про эту легенду. Как обычно, ляпнула, не подумав.

Она дотронулась до его руки и почувствовала, как он благодарно сжал ее пальцы.

– Тот твой намек дошел до меня, – сказал он наконец. – Мне было двадцать три года, и… думаю, я был не очень зрелым. Я уехал от отца, чтобы попытаться жить самостоятельно. Ты помогла мне понять правду о себе. Я много размышлял и на следующий день приехал домой, и сказал отцу, что готов занять свое место в семейном бизнесе. Мы стали партнерами. А когда он умер десять лет назад, я уже был способен руководить бизнесом. Благодаря тебе.

– Но ты не выглядишь счастливым человеком.

Он пожал плечами:

– Счастье не являлось частью того соглашения.

– Интересно, с кем это ты заключил то соглашение? – проговорила она. – Возможно, с фуриями.

– Нет, фурии – передовой отряд, который Ахиллес посылает в бой, но это не касается моих чувств, а касается бизнеса. Я заставляю людей трудиться.

– И таким образом делаешь доброе дело. А как насчет тебя самого? Тебя, как человека?

Его глаза потемнели, и он уставился в одну точку.

Она положила нежную руку ему на грудь:

– Кто существует там, внутри?

– Кто-то, кому лучше было бы не существовать в этом мире, не быть его частицей, – произнес он с трудом.

– Лучше для кого? Не для тебя же? Как ты можешь жить в этом мире и не быть его частицей?

– Это легче, чем ты думаешь. И безопасней.

– Безопасней? Тебе? Тому, которому предначертано быть бессмертным? Как тебе не стыдно, Ахиллес! Неужели ты хочешь, чтобы я подумала, будто ты боишься подвергать себя риску, которому мы, славные смертные, подвергаем себя каждый день?

Он резко вздохнул и обнял ее:

– Какая же ты хорошая… Умная, лукавая, остроумная. Ты знаешь, как проникнуть в сердце мужчины…

– У тебя нет сердца, – вызывающе сказала она. – По крайней мере, такого, к которому бы ты прислушивался.

– А если бы я прислушивался к нему, что бы оно, по-твоему, могло сказать мне… о тебе?

– Это только ты можешь знать.

– Оно будет отвечать твоему сердцу, – парировал он лукаво. – Если бы я знал, что оно говорит…

– А ты не можешь догадаться? – прошептала она.

– Кое о чем могу. Оно смеется надо мной, почти как враг, а еще…

– Друзья тоже смеются. Мое сердце – твой друг, но, возможно, назойливый друг. Тебе придется быть готовым к этому.

– Я готов, обещаю тебе. Петра… Петра… скажи, что я нужен тебе.

– Если ты еще не понял этого до сих пор…

– Надеюсь, что я понял, – прошептал он. – Потому что уже слишком поздно.

Она обвила руками его шею:

– Зачем же надо было так долго ждать?

Когда Петра проснулась, было еще раннее утро и она лежала одна. Рядом с ней никого не было, но смятая простыня и подушка обозначали место, на котором спал Лисандрос. И оно все еще было теплым.

Она села и прислушалась, но было тихо. Выскользнув из кровати, Петра подошла к двери, но, когда открыла ее, увидела, что свет в ванной комнате не горит.

Ей показалось, что из дальнего конца коридора доносится какой-то слабый звук. Она осторожно дошла до конца этого коридора и снова услышала тот же звук. На этот раз он был похож на осторожные шаги, словно кто-то ходил взад и вперед. Она дошла до конца и, подождав, с бьющимся сердцем завернула за угол.

Короткий лестничный марш поднимался перед ней. Наверху, у окна, стоял Лисандрос и смотрел вниз. Он ходил взад и вперед, словно в нерешительности, и наконец остановился перед дверью.