Одинокий орел по имени Бернардо - Гордон Люси - Страница 20

— Конечно, моя дорогая, пациенты прежде всего, — моментально поддержала ее Баптиста. — Когда погода улучшится, ты приедешь вниз, и мы с тобой хорошо и долго посидим за ленчем.

Бернардо вернулся из Палермо и зашел к ней с кратким визитом, чтобы справиться о здоровье. Он словно бы выполнял свой долг и хотел поскорее отделаться. Но при этом предложил отвезти ее в Палермо на день рождения Баптисты.

Она приняла предложение и наслаждалась, представляя, как они проведут время вместе: перед глазами возникла сияющая огнями Резиденция, музыка, танцы, возвращение домой…

Утром в день праздника Бернардо заехал, чтобы забрать ее, и нашел Энджи в унынии.

— Я не могу уехать, — объяснила она. — Ты не передашь мой подарок Баптисте?

— Но это же день ее рождения. Она только тогда счастлива, когда все собираются вокруг нее.

— Я не рискую оставить Монтедоро. Я уже видела падающие снежинки. А что, если непогода закроет дорогу? Значит, я несколько дней не смогу вернуться? Что здешние люди подумают о докторе? Я поговорила с Баптистой, она согласилась со мной. Но тебе надо ехать быстрее.

— Это безумие. Доктор Фортуно, когда хотел, уезжал на несколько дней.

— Сомневаюсь, чтобы кто-нибудь замечал его отсутствие, — сухо возразила Энджи. — Может быть, он был милым старичком, но доктор он ни к черту не годный. Он оставил мне свои книги и медицинские журналы. Все это тридцатилетней давности. Наверное, он мог лишь оказывать первую помощь и ничего больше. Держу пари: он застрял в Монтедоро только потому, что никто не хотел здесь работать.

— Сюда, в самом деле, заманить доктора не просто.

— Тебе надо поехать в университетский город и кого-нибудь найти там. Есть много ярких молодых докторов, которые не возражали бы начать здесь, если кто-нибудь окажет им финансовую помощь. Ты бы мог предложить им такую помощь. Впрочем, сейчас у «твоего народа» есть я. И в случае необходимости я всегда на месте.

— А что будет, — он остановился на пороге, — когда ты наешься по горло и захочешь уехать в места получше? Что они тогда будут делать?

— Может быть, я не захочу уехать.

— Захочешь. В конце концов. И кто сможет позволить себе купить это место, когда ты наставила здесь столько нового оборудования?

— Пожалуй, ты прав, они не смогут. Значит, мне придется остаться. А сейчас иди. Передай мою любовь Баптисте.

Вечером пошел снег. Из окна спальни она наблюдала за белыми хлопьями, понимая, что к утру дорога вверх станет непроходимой. Она правильно сделала, что осталась. Эта мысль должна была бы улучшить настроение, но завывающий ветер не способствовал этому.

Впрочем, ее добрые намерения будут напрасны. Ничего не случится. Никому не понадобится помощь. Несколько дней она проведет под снегом одна. А могла бы радоваться празднику в Палермо.

Только бы ветер утих, мелькнуло в голове. Она безостановочно ходила по комнате. Надо бы лечь в постель. Но разве уснешь в эпицентре такого атмосферного буйства?

Прошел целый час, прежде чем она задремала, но вскоре проснулась от жуткой тишины. С улицы не долетало ни единого звука. Подойдя к окну, она взглянула вниз, в долину. Но перед ней возникла картина словно бы совсем другого мира.

Сколько хватало глаз, всюду лежал снег. А дальше все исчезало в густом тумане. Белая мгла расползалась дальше и дальше и, наконец, отрезала вершину горы от долины. Монтедоро будто плавал над облаками. Зрелище, конечно, волшебное. Но и жуткое ощущение полной изоляции. Бернардо предупреждал ее об этом. Но он не говорил, что оставит ее одну в таком тумане. Впервые она начала понимать, что он определил расстояние между ними. И сердце чуть не покинуло ее. Прилив надежды и оптимизма, занесший ее сюда, вдруг показался глупостью. Кто она? Испорченная молодая женщина, убежденная, что любое ее желание будет выполнено, стоит только попросить.

Энджи встала и приготовила себе завтрак. Весь день она будет одна-одинешенька, потому что дала Джинетте несколько свободных дней. Надо проверить, все ли готово в кабинете к приему пациентов. Но, выглянув на улицу, она увидела вокруг лишь нетронутый снег.

Энджи включила Интернет и большую часть дня провела, просматривая медицинские журналы и вылавливая последние новости.

«Иди в ногу со временем, — говорил ей отец. — Если открытие сделано сегодня, ты должна знать о нем завтра. Не плетись в хвосте. Отставание — самый верный способ умертвить мозг».

Она всегда считала самой захватывающей эту часть своей работы. Но теперь читала только глазами, ничего не запоминая. Надо отметить несколько статей «на потом», решила Энджи, когда мозги начнут работать.

В полдень она приготовила себе перекусить и налила в бокал вино, присланное Бернардо. Но лучше бы она этого не делала. Вино только усугубило ее одиночество. В доме стояла жуткая тишина. Энджи снова посмотрела на снег: ни следа вокруг. За весь день никто не выходил на улицу. Все укрылись по домам. Зимний свет быстро потускнел, в домах начали зажигаться огни.

Она обошла дом, стараясь не прислушиваться к одиноким шагам по каменным плитам, затем задернула занавеси. В спальне снова открыла окно, бросила последний взгляд на долину, пока та совсем не скрылась в темноте. И застыла, уставившись вниз. В самом ли деле она что-то заметила, или это только игра воображения?

Ей показалось вдруг, что она различает темную тень, возникшую из тумана. И Энджи не ошиблась. Кто-то там внизу пытался карабкаться вверх по крутой, покрытой снегом дороге в Монтедоро. Какой безумец отважится идти пешком по горной дороге в такую погоду?

Она буквально сверлила глазами темноту, не упуская из виду спотыкавшуюся фигуру. Но вскоре темнота стала непроницаемой, и фигура исчезла.

— У него даже нет фонаря, — проворчала она. — Идиот!

Так или иначе, там, внизу, находился кто-то, нуждавшийся в ее помощи. Эта мысль даже принесла что-то вроде облегчения. Надев брюки, теплые сапоги и пальто, она взяла тяжелый рабочий фонарь и вышла на улицу.

На крутом склоне трудно было сохранять равновесие, и она продвигалась мелкими шажками, держась за стены. Но вот, наконец, и огромные каменные ворота, въезд в город. Она включила фонарь и направила его на изгиб горной дороги. Никого. Ползя вниз сантиметр за сантиметром, она кричала и помахивала фонарем. Но при таком ветре вряд ли ее голос доносился до путника. А может, он уже потерял сознание?

Энджи спускалась по дороге все ниже и ниже, и тревога ее росла. В отчаянии вглядываясь в даль, она продолжала кричать. И, наконец, увидела его. Он сидел на обочине дороги, положив руки на колени, и поднял голову, только когда она добралась до него.

— Вы ушиблись? — выдохнула она, глядя ему в лицо. — Бернардо!

— Что ты тут делаешь? — Он удивился не меньше ее. Губы у него онемели от холода и едва шевелились.

— Я увидела тебя из окна. Почему ты идешь пешком и даже без фонаря? И где твоя машина?

— Мне пришлось оставить ее внизу у дороги. Ехать в таком тумане опасно. А фонарь у меня есть, только батарейки сели. — Он говорил с паузами. Дыхание прерывалось.

— Ты ушибся? — спросила она.

— Я подвернул лодыжку.

— Обопрись на мое плечо.

— Я могу справиться без…

— Делай, как говорю, — твердо приказала она. — Мне надо доставить тебя домой, пока ты не замерз до смерти.

Он состроил гримасу, но подчинился. Опираясь одной рукой на низкую стену, а другой на нее, он ухитрился выпрямиться. Так началось их медленное восхождение до Монтедоро. У Энджи роились в голове вопросы. Много ли он прошел пешком? И почему он здесь? Впрочем, об этом еще будет время подумать. Она видела, что он на исходе сил.

Наконец, к ее большому облегчению, показалась дверь дома.

— Я пойду к себе, — объявил Бернардо, когда она открыла дверь.

— Изволь делать то, что велит тебе доктор, — сердито отчеканила она. — Мне нужно осмотреть твою лодыжку. И я предпочитаю сделать это в медицинском кабинете.

Больше он не пытался спорить.