Мешок с костями - Кинг Стивен - Страница 57

Что? Изнасиловал женщину? Привез ребенка сюда?

Во сне?

Велика ли разница — пройти тридцать ярдов по лесу или проехать пять миль…

Я не собирался стоять и слушать, как у меня в голове препираются голоса. Если я не сошел с ума, а я полагал, что нет, то они, слушай я их, точно довели бы меня до дурдома, и очень быстро. Поэтому я протянул руку и толкнул дверь.

На мгновение я увидел красное, похожее на осьминога пятно на кровати, так глубоко засел во мне ужас, вызванный ночным кошмаром. Потом я закрыл глаза, открыл, пригляделся. Смятые простыни, нижняя практически сорвана с матраца. Я видел атлас обивки. Одна подушка — у дальнего края изголовья. Вторая — у ближнего изножья. Коврик, связанный Джо, сдвинут в сторону, стакан с водой на прикроватном столике перевернут. В спальне то ли дрались, то ли трахались, но никак не убивали. Ни тебе крови, ни набивной игрушки с черным мехом.

Я опустился на колени и заглянул под кровать. Ничего, даже катышков пыли, спасибо Бренде Мизерв. Я посмотрел на нижнюю простыню, провел по ней рукой, потом расправил, зацепил эластичные ленты за края матраца. Великое изобретение, эти простыни. Если бы Медаль свободы[83] присуждали женщины, а не горстка политиканов, которые никогда в жизни не застилали кровать и не стирали белье, парень, который придумал такие простыни, точно получил бы награду. На торжественной церемонии в Розовом саду Белого дома.

Натянув простыню, я вновь оглядел ее. Никакой крови, ни единого пятнышка. Нет и пятен от спермы. Первой я увидеть и не ожидал (во всяком случае, убеждал себя в этом), а вот как насчет второй? Сон, который я видел, по идее не мог не закончиться поллюцией: я одновременно трахал двух женщин, а третья ублажала меня рукой. Я подумал, что этим утром я чувствовал себя примерно так же, как и после бурных ночей с Джо. Однако если фейерверк был, то где сгоревший порох?

— Скорее всего в студии Джо, — поделился я своей догадкой с пустой, залитой солнечным светом комнатой. — Или на тропе между домом и студией. Радуйся, что ты не кончил в Мэтти Дивоур, дружище. Только романа с молоденькой вдовой тебе и не хватало.

Но какая-то часть моего сознания с этим не согласилась. Она как раз считала, что именно Мэтти Дивоур мне и нужна. Но я не трахался с ней прошлой ночью, как не трахался с моей умершей женой на плоту, покачивающемся на воде, и Сара Тидуэлл не гоняла мне шкурку. Теперь, когда я убедился, что не убивал малышку, мысли мои вернулись к пишущей машинке. Зачем я притащил ее в дом? С какой стати?

Старичок, что за глупый вопрос? Моя жена могла иметь от меня секреты, возможно, даже завела любовника: в доме могли обретаться призраки; живущий в полумиле к югу богатый старик с удовольствием свернул бы мне шею; в подвале, при желании, я нашел бы несколько набивных игрушек. Но все это отошло на задний план. Я стоял, залитый падающим через окно солнечным светом, смотрел на собственную тень, протянувшуюся по полу и захватывающую часть дальней стены, а в голове у меня крутилось: во сне я сходил в студию моей жены и принес старую пишущую машинку, и тому есть только одно и единственное объяснение.

Я прошел в ванную, потому что первым делом хотел смыть с тела пот и грязь — с ног. Протянул руку, чтобы включить душ, и замер, увидев, что ванна наполнена водой. То ли я по какой-то причине наполнил ее, когда ходил во сне, то ли это сделали без меня. Я хотел вытащить затычку, вновь замер, вспомнив, как на обочине Шестьдесят восьмого шоссе ощутил во рту вкус холодной воды. И понял, что жду повторения. Не дождался, вытащил затычку и включил душ.

Я мог бы снести «селектрик» вниз, даже поставить на террасе, которую обдувал ветерок с озера, но не стал этого делать. Раз уж во сне я донес ее до дверей моего кабинета, значит, и работать мне предстояло в моем кабинете… если б я смог работать. А если бы смог, то работал бы при любой температуре, даже если б воздух прогрелся до пятидесяти градусов (а к трем часам дня он так и прогревался).

В листке, вставленном в каретку, я узнал розовый дубликат счета из магазина фототоваров «Щелк!». Находился он в Касл-Роке, и каждое лето Джо покупала там все расходные материалы. Я вставил его в каретку обратной стороной и шрифтом «курьер» напечатал имена всех дам, с которыми имел дело прошлой ночью:

А ниже, уже без прописных букв:

Я открыл дверь в кабинет, внес машинку, поставил под старым постером с изображением Никсона. Вытащил розовый дубликат счета, смял в комок, бросил в корзинку для мусора. Взялся за штепсель пишущей машинки, вставил в розетку. Сердце у меня билось сильно и часто, совсем как в тот день, когда я, в тринадцать лет, поднялся на десятиметровую вышку для прыжков в воду. В двенадцать я забирался на нее трижды, но потом спускался тем же путем, по лесенке. Но тут мне исполнилось тринадцать, и пути назад не было: не оставалось ничего иного, как прыгнуть.

— Упокойся, — сказал я себе. — Успокойся.

Но не мог я успокоиться, как не мог успокоиться и узкоплечий подросток, который стоял на вышке над зеленым прямоугольником бассейна, а задранные кверху лица других мальчишек и девчонок казались такими маленькими…

Я наклонился, выдвинул ящик стола. Дернул так сильно, что он соскочил с направляющих. Я едва успел убрать ногу с места его приземления, и с моих губ сорвался громкий, невеселый смешок. В ящике лежала бумага, полпачки, не меньше. Углы верхних листов чуть загнулись, так случается, если они лежат слишком долго. Я тут же вспомнил, что привез с собой целую пачку бумаги, куда как более новой. Не доставая листы из ящика, я поставил его на место. То ли с третьей, то ли с четвертой попытки, так дрожали мои руки.

Наконец я опустился в кресло, наслаждаясь привычным поскрипыванием: под моей тяжестью оно всегда так скрипело. Долго смотрел на клавиатуру, потел, вспоминал доску на вышке, пружинящую у меня под ногами, голоса стоящих внизу, запах хлорки и мерный рокот вентиляторов. Я стоял и гадал (не в первый раз), парализует ли, если войти в воду не под тем углом. Наверное, нет, но ты мог умереть и от страха. Такие случаи описывались в книге Кипли «Хотите — верьте, хотите — нет», которая в период от восьми до четырнадцати лет служила мне основным источником научной информации.

Давай! Голос Джо. Обычно в моей интерпретации он звучал спокойно и сдержанно, но тут чуть не сорвался на крик: Хватит тянуть резину!

Протягивая руку к клавише включения машинки, я вспоминал тот день, когда отправил шестой «Ворд» в корзину моего «Пауэрбука». «Прощай, дружище», — подумал я тогда.

— Пожалуйста, пусть сегодня все у меня получится, — взмолился я. — Пожалуйста.

Я опустил руку, нажал на клавишу. Машинка загудела. Я взял лист бумаги, увидел пятна, которые оставили на нем мои потные пальцы, но меня это не волновало. Вставил лист в каретку, выставил по центру, потом напечатал:

И замер в ожидании неминуемой кары.

Глава 14

Телефонный звонок, точнее, звук телефонного звонка, донесшийся до моего кабинета, показался мне таким же знакомым, как поскрипывание кресла и гудение «Ай-би-эм селектрик». Сначала он донесся из далекого далека, потом приблизился, словно свисток накатывающего на тебя курьерского поезда.

На втором этаже телефонный аппарат — старый, еще с диском — у нас был один, и стоял он на столике в коридоре между моим кабинетом и комнаткой Джо. Как она говорила, на ничейной земле. В коридоре температура зашкаливала за тридцать градусов, но в сравнении с кабинетом там царила прохлада. Тело мое покрывал слой пота, как после интенсивных занятий в спортивном зале.