Стезя и место - Красницкий Евгений Сергеевич - Страница 54

Искать самострел в одиночку Немой Мишку конечно же не отпустил, потащился следом. Сидя верхом на Звере, Мишка еще раз оглядел улицу, на которой и произошли главные события. Леха Рябой был совершенно прав – большинство стражников действительно было убито самострельными болтами. Увидев Матвея, перевязывавшего голову ратнику Макару, Мишка остановился и спросил:

– Моть, как там наши? Убитые, раненые есть?

– Убитых нет. Раны тоже так – синяки-царапины. Правда четверо пока не вояки.

– Кто?

– Ефрем с крыши сверзился, руку вывихнул. Нифонту лошадь на ногу наступила. Тут пока не знаю, могла какая-нибудь косточка треснуть – в ступне их много, надо смотреть, пока пусть полежит. Исидору стрела в подбородок попала, вскользь, правда, но сломанное кольцо из бармицы ему почти до кости въехало. Я обломок вытащил, но рожа… пока борода не вырастет, отворотясь не насмотришься. Ну и Роська, конечно! И опять с задницей! На поленницу дров с крыши слетел, я из него одиннадцать заноз вынул! Неделю в седле не сидеть самое меньшее!

– А ратники?

– Меня пока ни к кому не звали, но у наших, я слыхал, один убитый… имени не знаю, а у погостных аж пятеро покойников.

– Бараны, – прохрипел Макар, – бабы лучше воюют.

– Ты, дядька Макар, громко не говори, а в Ратное вернешься – сразу к тетке Настене ступай. Что-то мне горло твое не нравится.

– Моть, там, – Мишка махнул рукой, указывая направление, – волхв убитый лежит. Ты посох его подбери, заверни во что-нибудь. Мы посох куньевского волхва Нинее отдали, наверное, и этот тоже надо ей отвезти.

Видно было, что поручение пришлось Матвею не по вкусу, но он согласно кивнул:

– Ладно, подберу.

Во дворе, где Мишка бился с тремя мужиками, стояли две телеги. Незнакомый молодой ратник из людей боярина Федора пристраивал в одну из них объемистый узел. Во второй телеге сидело пятеро маленьких детей, а рядом стояли четверо связанных женщин и подросток лет десяти-одиннадцати. В стороне на земле лежала старуха с окровавленной головой. Увидев двух въезжавших во двор всадников, ратник отпустил узел, отшагнул за телегу и бросил взгляд на прислоненное к стене дома копье, потом настороженно уставился на подъезжающих.

«Сволочи, блин, как воевать, так толку никакого, а как грабить, так первые. Старуху убили – не нужна… А сами-то вы, сэр… Молчать! Я с тобой еще за «мультик» со зверем Велеса не разобрался!»

Этот внутренний диалог, видимо, настолько явственно отобразился на Мишкином лице, что молодой погостный ратник тревожно пошевелился за телегой и проблеял:

– Э-э, вы чего?..

– А-а, Михайла! – Ратник Дорофей как раз вылез из погреба в обнимку с тяжеленной кадушкой. – Митяй, помнишь, я тебе про парня рассказывал, который беглеца не только отлупил, но еще и в дерьме вывалял? Так вот это он и есть! – Дорофей поставил кадушку на землю, не дотащив до телеги, и поинтересовался: – Михайла, ты сюда с делом каким или просто так?

– Я тут самострел оставил и… ножи еще вон в тех мужиках были.

– А-а! Так это ты тут окаянствовал? Вас что, Корней сырым мясом кормит? Видал, Митяй, какие ребята в Ратном? Троих мужиков уложил, мало показалось, так еще и двум бабам морду на сторону свернул… это ж надо! Только зачем же товар-то портить? Хотя, конечно, бывает сгоряча. А самострельчик мы твой прибрали от греха… и ножички… чтоб не пропали. Мало ли, хозяин объявится? А он вот как раз и объявился. Митяй, доставай – они там, в телеге.

Что-то Дорофей был слишком приветлив да разговорчив. Скорее всего, он с напарником нарушал какую-то договоренность между Корнеем и Федором о распределении добычи и сам это прекрасно понимал. Впрочем, Мишке было не до Дорофея. С одной стороны аж щека зачесалась, его жег взгляд Немого, явно удивленного жестокостью воспитанника, с другой стороны горели ненавидящие глаза избитых женщин. Видимо, они опознали обидчика лишь после слов Дорофея – бармица сейчас не закрывала Мишкино лицо, а от грязи Немой ему помог отчиститься.

Мишка только сейчас представил себе, как он выглядел, когда вломился в избу. Ничего не выражающая железная личина, кольчуга, вывалянная в перьях и курином помете, окровавленная рогатина в руках и звериное рычание… запросто можно было принять за нечистую силу.

Почувствовав, что краснеет, Мишка – наследственное качество Лисовинов – тут же разозлился. Указав большим пальцем себе за спину, он заявил:

– Тот вьюк тоже мой! Я за него тех троих уложил!

– А не много ли хоч… – начал было Дорофей, но заткнулся на полуслове, впервые за весь разговор взглянув в неподвижное лицо Немого. – Э-э… забирай, раз уж ты за него… да… забирай, мы разве против?

Немой вдруг сунул руку в висящий у Мишки на боку подсумок с боеприпасами, вытащил оттуда болт и, коротко размахнувшись, запустил его в напарника Дорофея, бочком подбиравшегося к своему копью и уже протянувшего руку, чтобы ухватиться за древко. Болт звонко стукнул по шлему, и Митяй, пискнув, присел на корточки, обхватив голову руками.

Дорофей тоже дернулся, но остался стоять, где стоял, демонстративно держа руки подальше от оружия.

– Митяй, зараза! Ты что, рехнулся?! – Старший из погостных ратников опасливо глянул на Мишку с Немым и снова заорал: – Да тебя Михайла сейчас тоже в дерьме искупает… или рядом с теми троими положит! Что я матери твоей скажу?! – Дорофей снова покосился, проверяя, какое впечатление произвело на ратнинцев упоминание о матери напарника, и принялся командовать: – Быстро встал! Встал, я говорю! Самострел, ножи, рукавицы подай! Бегом, короста гнойная! Топоры и все, что с тех троих сняли, тоже! Шевелись, не зли меня! Теперь вьюк! Тащи наружу, положи рядом с лошадью убитой!

Митяй, с выпученными глазами, метался по двору, как наскипидаренный. В результате его суматошной деятельности к Мишке не только вернулось его оружие, но он еще и стал обладателем увесистого узелка и двух топоров. С таким «фланговым прикрытием», как Немой, наверное, можно было бы отобрать у Дорофея и обе телеги, но Мишке так хотелось побыстрее убраться из этого двора, что он даже плюнул на болты – два засевших в трупах и один брошенный Немым в Митяя. Впрочем, молодой напарник Дорофея, уже на улице, догнал ратнинцев и сунул болт, стукнувший его по шлему, Мишке в руку, вдобавок еще и за что-то невнятно поблагодарив.

Глава 2

Начало августа 1125 года. Земли боярина Журавля

Караван из трех десятков телег медленно тянулся по дороге в сопровождении двух десятков опричников и пятерых ратников десятка Егора. И отроки Младшей стражи, и ратники сутулились в седлах и время от времени поклевывали носами, хотя и десятник Егор, и Немой, и Мишка, и урядник Степан постоянно следили за тем, чтобы никто не спал в седле – и бдительность надо было сохранять, и намять седлом холку коню дремлющий всадник может запросто. Для того чтобы хоть немного взбодрить народ, десятник Егор постоянно менял состав передового дозора, посылая вперед поочередно кого-нибудь из своих ратников в сопровождении двух-трех отроков Младшей стражи. Однажды даже остановились и заставили посменно всех искупаться в небольшой речке, которая, постоянно петляя, то приближалась к дороге вплотную, то отдалялась от нее. Купание людей взбодрило, но ненадолго. Монотонность движения, жара, хотя большая часть пути и проходила в тени деревьев, а самое главное, две почти бессонные ночи делали свое дело, но останавливаться было нельзя. Опричники Младшей стражи завершали свой первый самостоятельный рейд – отделились от основных сил, добрались туда, куда было намечено, взяли добычу, которую и намеревались взять, и теперь должны были, строго выдержав сроки, снова соединиться с ратнинцами.

Строго говоря, совсем уж самостоятельным рейдом это назвать было нельзя – с опричниками шел десяток Егора, но, во-первых, ратников во втором десятке осталось всего пятеро, а опричников было восемнадцать плюс Мишка и Немой, во-вторых же, сама идея рейда принадлежала Мишке.