Меч императора - Артемьев Роман Г. - Страница 35

— Зови выродка. — Поднявшись с табурета, я спрятался за вешалку со сценическими нарядами и предложил: — Скажи, что обнаружил мое тело, все осмотрел и нужна его помощь.

— Сделаю, — вздохнул Гуго и, задув фонарь, выбрался наружу.

Вскоре послышались голоса, потом полог дрогнул, и внутрь проскользнула невысокая, коренастая фигура жонглера. Непривычный к темноте Альб на какой-то миг замешкался, не веря собственным глазам — где труп?! — и подарил мне великолепную возможность примериться и садануть его дубинкой, не опасаясь из-за спешки перестараться и проломить череп.

Парень рухнул как подкошенный; немедленно подскочивший к жонглеру Гуго кандалами из реквизита приковал его правое запястье к левой лодыжке, а потом мы повыкидывали из сундука пыльное барахло и сгрузили туда предателя, предварительно отыскав все запрятанные в его одежде ножи.

— Что дальше? — тяжело отдуваясь, спросил фокусник. — Сообщим изгоняющим?

— Нет, этот сучонок сейчас запоет.

— Сомневаюсь. А потрошить его здесь нельзя.

— Уж поверь, он нам сам все расскажет. — И я парой хлестких пощечин привел Альба в чувство. — Ведь расскажешь?

— Гори в Бездне! — заорал жонглер и тут же захрипел из-за слегка сдавивших шею пальцев. — Отпусти…

— Посмотри мне в глаза, — потребовал я, но парень крепко зажмурился и, насколько позволяли стенки, попытался отвернуться. — Гуго, запястье.

Фокусник потянул на себя левую руку, и со всего маху захлопнувшаяся крышка перебила предплечье жонглера с явственно прозвучавшим хрустом. А вот последовавший за ним вопль оказался каким-то очень уж приглушенным и вряд ли привлек внимание ко всякому привычных циркачей. Спокойно открыв сундук, я ухватил корчившегося Альба за волосы и уставился ему в глаза. Тот попытался отвести взгляд, но не смог.

Теперь его сознание разрывала боль, куда более пронзительная, чем от перебитой кости. Заточенные во мне бесы силились вырваться на волю, и жалкая душонка предателя казалась им сейчас самым восхитительным прибежищем для своих измученных сущностей. Они упоенно рвали и тягали ее, а потом я мотнул головой, заставляя нечистых успокоиться, и потребовал:

— Говори!

— Экзекуторы в доходном доме в переулке Виноградарей! — прорыдал совершенно убитый касанием потустороннего Альб. — В мансарде!

— Сколько их?

— Четверо. Всего их было четверо!

Я захлопнул крышку и повернулся к Гуго:

— Не задохнется он там?

— Нет, специально дырки просверлены, — успокоил меня фокусник и поежился. — Страшный вы человек, господин Март.

— Да уж не без этого, — поморщился я из-за столь сомнительного комплимента. — Гони сюда Берту, надо навестить господ экзекуторов.

— Одни пойдем?

— Да. Беги.

Сам я нашел в куче сваленного у заднего борта барахла потертый кожаный саквояж, вынул из него сверток провощенной бумаги и, откинув крышку сундука, осторожно сыпанул в перекошенное от боли и страха лицо жонглера щепоть перемолотых в труху трав. Альб чихнул, потом глаза у него закатились, и он провалился в забытье.

Вот и замечательно.

Отложив сверток, я навесил на сундук массивный замок, и тут в фургон забралась Берта.

— Что-то случилось? — встревоженно поинтересовалась она. — Гуго ничего толком не объяснил!

— Переоденься во что-нибудь поприличней, — попросил я. — Появилась работа по твоему профилю.

— Пойдем вдвоем? — Развязав узел рубахи, девушка стянула ее и кинула на вешалку, потом позволила соскользнуть с бедер юбке и без капли смущения осталась в чем мать родила.

— Нет, Гуго с нами.

— А где Альб?

— Он не сможет присоединиться, — демонстративно отвернувшись от белевшей в темноте обнаженной женской фигуры, ответил я. Из-за пережитого накатила нервная дрожь, нестерпимо захотелось завалить в койку первую попавшуюся красотку, и один вид переодевавшейся циркачки вызвал прилив крови туда, куда ей приливать сейчас совершенно не стоило.

Фыркнувшая Берта влезла в обтягивавшее тело подобно второй коже черное трико и ради соблюдения приличий накинула сверху просторный балахон, от которого при необходимости могла избавиться чуть ли не одним движением руки. Легкие сапожки на тонкой подошве, кожаные перчатки и стянувшая волосы косынка тоже нареканий не вызывали, и если на девушку и будут оборачиваться на улице, то лишь из-за ее врожденной грации и красоты.

— Понадобится оружие? — уточнила Берта, заметив, как я убрал в котомку залитую свинцом дубинку, пару ножей и шило — трехгранный клинок закаленной стали в две трети локтя длиной.

— У меня для тебя кое-что другое припасено. — И я отдал ей сверток. — Надо будет высыпать в дымоход.

— Легко.

— Только сама не надышись.

— Да уж не первый раз замужем…

Найти доходный дом в переулке Виноградарей проблем не составило. Хотя спросить дорогу и оказалось совершенно не у кого: Лем будто вымер, и навстречу попадались лишь забитые трупами телеги с мрачными и неразговорчивыми возницами. И если в приличных районах многие горожане толпились у молельных домов, то на окраине не было и этого. Обитатели трущоб либо гниющими телами валялись в канавах, либо заливали страх дешевым пойлом. А те, кому решимости не хватило даже на визит в ближайший кабак, отсиживались за запертыми дверями в надежде, что беда пройдет стороной.

— Дети почти не болеют, — сообщил мне Гуго и посильнее натянул на голову обтрепанную шляпу с позолоченной пряжкой на тулье. — Зато отребье с городского дна через одного слегло. Многие даже поговаривать начали, что это кара за грехи людские.

— Чушь, — фыркнул я. — Приятней всего каяться в чужих грехах.

— Поверить не могу, что это экзекуторы такое натворили, — поежилась притихшая Берта.

— Разберемся, — пообещал я, поднимаясь на крыльцо доходного дома.

И хоть гости с полуночи, не желая привлекать внимания местных стражей порядка, выбрали один из тех гадюшников, где никто никогда ничего не знает, не видит и не помнит, пара зуботычин и несколько серебряных марок мигом исправили эту ситуацию.

— Они в мансарде, окна на улицу выходят, — облизнув рассаженную о чью-то слишком угловатую скулу костяшку, сообщил Гуго девушке. — Пойдем, покажу нужную трубу. — И уже мне: — Себастьян, только не геройствуй в одиночку.

— Само собой.

За Берту я нисколько не волновался. Выросшая в семье акробатов девушка хоть и не подходила фактурой для полетов под куполом цирка, но взбиралась по отвесным стенам и сновала по крышам на удивление ловко.

Поднявшись по скрипучей лестнице на третий этаж, я замедлил у нужной двери шаг, уловил запах благовоний и поспешил по коридору дальше. Не стоит торопиться — все надо без сучка без задоринки провернуть. Трое экзорцистов — это серьезно. У меня и с одним лишь благодаря нешуточному везению так легко справиться получилось.

Присев на корточки в темном углу, я дождался запыхавшегося Гуго и вытащил из котомки нож с узким, слегка изогнутым клинком.

— Готово?

— Да. Вьюшка открыта была, дым шел.

— Тогда пошли.

— Не подействует на нас твое зелье?

— Маску надень.

Я замотал лицо сложенной вдвое полосой черной материи, просунул в щель клинок и без труда приподнял щеколду. Осторожно открыл дверь и проскользнул в комнату. А там — замер, едва переступив порог.

— Вот ведь! — прошептал у меня за спиной Гуго.

Я затащил его в номер и поспешил запереть дверь.

Действительно — «вот ведь»! Таково уж было наше везение, что экзекуторов мы застали в самом разгаре смены личин. Двое светловолосых парней наряжались в униформу «серых сюртуков» — служащих королевской охранки Стильга, — а на кровати рядом с чернявым задохликом лежал полный кожаный наряд брата-экзорциста, ему, без всякого сомнения, великоватый.

— Не похож этот на уроженца Норвейма! — засомневался Гуго, указав на темноволосого парня.

— Они в Руге через одного такие.

Я проверил всех троих и с облегчением перевел дух — спят. И проснутся никак не раньше чем через десять — двенадцать часов.