Кэрри - Кинг Стивен - Страница 22

Мама перестала молиться.

Кэрри схватила легкий шелковый платок, висевший на спинке стула, и накинула его на голые плечи. Прикусила губу, поправила волосы — в этот момент она бы душу продала за зеркало. В коридоре пронзительно зазвенел звонок.

Пытаясь унять дрожь в руках, она заставила себя выждать, когда звонок прозвенит второй раз. Затем медленно, с шелестом ткани, направилась к двери.

Щелкнул замок, и в дверях возник он — в ослепительно белом смокинге и черных брюках.

Они посмотрели друг на друга, оба не в силах вымолвить ни слова.

Кэрри казалось, что, скажи он хоть одно неверное слово, ее сердце тут же разорвется, а если Томми засмеется, она умрет на месте. Она чувствовала — действительно чувствовала, всей душой — что ее беспросветная жизнь сошлась в одну фокусную точку, и она либо здесь закончится, либо пойдет дальше расширяющимся лучом.

Наконец, не выдержав, она спросила:

— Я тебе нравлюсь?

— Ты удивительно красива, — сказал Томми.

И сказал чистую правду.

— Уже пора? — спросила она в темноте.

Билли посмотрел на часы.

— Нет еще.

Сквозь дощатый пол пробивалось слабое буханье музыкального автомата: «Она, наверно, святая» в исполнении Рэя Прайса. Крис вдруг подумала, что пластинки в «Кавальере» не меняли еще с тех пор, как она пришла сюда впервые два года назад с подчищенными документами. Разумеется, тогда она была в зале, а не в одной из этих комнатенок для «особых» гостей Сэма Девео.

В темноте, словно глаз встревоженного демона, то и дело вспыхивал кончик сигареты Билли. Крис, погрузившись в воспоминания, лениво следовала за ним взглядом. В первый раз она переспала с Билли только в прошлый понедельник, когда он пообещал, что уговорит приятелей и поможет eй устроить Кэрри Уайт «сюрприз», если та действительно решится пойти на бал с Томми Россом. Но они бывали здесь и раньше, целовались, тискались, одним словом, развлекались — она называла это «шотландской любовью», а Билли с его неизменной склонностью подбирать меткие вульгарные выражения — «сухой ездой».

Крис собиралась продержать его в ожидании, пока он действительно не сделает что-то серьезное,

(впрочем он ведь добыл кровь)

но ситуация начала выходить у нее из-под контроля, и это ее беспокоило. Если бы она не уступила ему в тот понедельник сама, он взял бы ее силой.

Билли, конечно, был у нее не первым парнем, но оказался первым, кого ей не удавалось заставить плясать под свою дудку, когда она того пожелает. До него все они были просто неглупыми марионетками с ясными, без прыщей лицами, с родителями, у которых хорошие связи в обществе, и с обязательным членством в клубе. Все водили «фольксвагены», или «джавелины», или «доджи». Все учились либо в Массачусетсом университете, либо в Бостонском колледже. Осенью все носили студенческие ветровки с названиями колледжей, а летом яркие полосатые майки, подчеркивающие мускулатуру. Они покуривали марихуану и любили рассказывать о всяких забавных ситуациях, в которые попадали под кайфом. Начинали все дружелюбно-покровительственно (школьницы, даже очень хорошенькие, просто по определению, стояли ступенькой ниже), а заканчивали, бегая за ней с высунутым языком, как распаленные кобели. Если они бегали достаточно долго и по ходу дела тратили достаточно денег, Крис обычно позволяла им переспать с ней. Но часто она просто лежала, не мешая и не помогая, и ждала, когда все кончится, а позже достигала оргазма, просматривая происшедшее в памяти словно закольцованную пленку.

С Билли Ноланом она начала встречаться вскоре после обыска, устроенного полицейскими в одной из кембриджских квартир. Четверых студентов, включая и того, с которым пришла Крис, взяли за хранение наркотиков. Крис и других девушек обвинили в посещении «притона». Ее отец все уладил, но после спросил, понимает ли она, что стало бы с его имиджем и его практикой, если бы ей предъявили обвинение в употреблении наркотиков. Крис своенравно ответила, что, по ее мнению, и то и другое уже трудно испортить, после чего отец отобрал у нее машину.

Спустя неделю Билли предложил подбросить ее после школы домой, и она согласилась.

В школе таких называли «напильниками», потому что лучше всего они проявляли себя в механических мастерских. Тем не менее что-то в нем привлекло ее, и теперь, лежа рядом с Билли в дремотном оцепенении (но чувствуя, как просыпается в ней возбуждение и щекочущий нервы страх), она думала, что дело здесь, по-видимому, в его машине — во всяком случае так было вначале.

Машина у Билли не шла ни в какое сравнение с гладенькими, безликими автомобилями ее университетских дружков со всеми их автоматическими стеклами на окнах, телескопическими рулевыми колонками и слегка неприятным запахом пластиковых чехлов или растворителя для мойки стекол.

Билли гонял на старой, черной, немного зловещего вида машине с побелевшим по краям ветровым стеклом, словно на ее единственном глазу начало образовываться бельмо. Сиденья свободно двигались туда-сюда, и при желании их вообще можно было снять. По днищу перекатывались пустые бутылки из-под пива (ее университетские приятели предпочитали «Бадвайзер», Билли и его компания пили «Райнголд»), а ноги ей приходилось ставить по обеим сторонам огромного, заляпанного смазкой открытого металлического ящика с инструментами. Инструменты там были из самых разных наборов, и Крис подозревала, что большинство из них — краденые. В машине пахло маслом и бензином. Снизу через тонкое днище доносился громкий будоражащий звук выхлопа. Циферблаты, болтающиеся на проводах под приборной доской, показывали амперы, давление масла и какие-то «тахи» (одному Богу известно, что это такое). Задние колеса у машины были подрессорены выше передних, и капот, казалось, целит прямо в дорогу.

Разумеется, он гонял на ней вовсю.

Когда они ехали вместе в третий раз, одна из облысевших шин лопнула на скорости шестьдесят миль в час, и машину с визгом повело в сторону. Крис закричала, решив вдруг, что смерть совсем рядом. В мозгу, словно фото на первой странице газеты, мелькнула картина: ее искореженное, окровавленное тело, лежащее у основания столба, будто груда тряпья. Билли же только ругался и крутил туда-сюда баранку в мохнатом чехле.

Наконец машина остановилась — у левого бордюра, — и, выбравшись на дрожащих ногах из кабины, едва не падая, Крис увидела, что они оставили позади петляющий черный след футов семьдесят длиной.

Билли, бормоча что-то себе под нос, открыл багажник и достал домкрат. На голове у него хоть бы волосок сбился. Он прошел мимо нее уже с сигаретой в зубах и на ходу бросил:

— Достань-ка мне ящик с инструментами, крошка.

Крис даже онемела — от потрясения и от негодования. Рот у нее дважды открылся и закрылся, как у выброшенной на берег рыбы, но потом она все-таки отыскала нужные слова:

— Я… Ты с ума сошел! Ты меня чуть не угро… ты — псих ненормальный, сукин сын! И кроме того, он весь грязный!

Билли повернулся и бросил на нее холодный колючий взгляд.

— Или ты притащишь его, или я не повезу тебя завтра на этот хренов бокс.

— Да я ненавижу бокс! — Она вообще-то ни разу не была на боксерских соревнованиях, но злость и негодование требовали категоричности. Прежние приятели вечно таскали ее на рок— концерты, и их-то она точно ненавидела, потому что так или иначе они всегда оказывались рядом с каким-нибудь волосатым типом, который не мылся уже несколько недель подряд.