Комната страха - Кузьмин Владимир Анатольевич - Страница 49

– Посмотрите, Даша, на дым над почтой – такие густые и чистые белые клубы!

– Да, кстати, может, стоит заглянуть на телеграф? Вдруг месье Лагранж уже прислал ответ.

Петя попросил извозчика остановиться у почтово-телеграфной конторы и обождать нас несколько минут.

– Вы уж побыстрее, господа хорошие, – попросил возница, – по такой холодине лошади долго стоять на месте нельзя.

– Мы быстро, – пообещала я и взбежала по крутым ступеням высокого крыльца.

– Здравствуйте, Дарья Владимировна и Петр Александрович, – издалека увидел нас телеграфист Викентий Вениаминович, наш добрый знакомый и человек, уже оказывавший нам помощь в сыске. – Вы невероятно кстати, только что принял телеграмму из Парижа. Самому пришлось, не всякий телеграфист на французском сумеет. Обождите секунду, а пока прочтите телеграмму от вашего дедушки из Варшавы.

Дедушка поздравлял нас с наступающим Новым годом, сообщал, что у него все прекрасно, но он очень скучает. И передавал всем приветы и поклоны.

– Вот, держите международное сообщение, – Викентий Вениаминович вручил мне телеграмму, едва уместившуюся на трех обычных бланках. – Кто-то весьма щедрый писал, прямо-таки расточительный.

Я первым делом глянула на подпись. Граф Огюст де Шатильон. Имя мне ничего не говорило, разве что о принадлежности автора телеграммы к знатному французскому роду.

«Ma chere comtesse![64]

Не будучи лицом, официально связанным с полицейскими делами и, следовательно, не будучи связанным формальностями, с огромным удовольствием исполняю просьбу любезного месье Лагранжа ответить на присланные мне вопросы.

Мой банкирский дом имел несчастье свести знакомство с человеком, целиком и полностью соответствующим вашему описанию. Нам он был известен под именем Сержа Рено. Этот господин три года тому назад вместе с рядом других лиц провел весьма хитроумную многоходовую аферу, в результате которой несколько крупных банков потеряли весьма солидные суммы. Для моего банка последствия не были столь удручающи с этой стороны, но была задета репутация! В связи с чем я вынужден был предпринять собственное расследование и сейчас могу убедительно доказать виновность вышеназванного месье Рено.

К огромному нашему неудовольствию, полиция заявила, что месье Рено покинул пределы Франции и установить его местопребывание, а равно и привлечь к ответственности не представляется возможным.

А уже в этом году мы столкнулись с ловко подделанными векселями и иными ценными бумагами. Удалось проследить движение этих фальшивок, и они вывели нас на некоего русского художника месье Holguin. Но и он сумел покинуть нашу страну задолго до того, как был разоблачен. К моему изумлению, его описание более чем соответствует приметам Сержа Рено.

Искренне Ваш,

граф Огюст де Шатильон».

Я передала телеграмму Пете, а сама расписалась в квитанциях о получении и поблагодарила Викентия Вениаминовича.

Пете понадобилось чуть больше времени, чтобы прочесть телеграмму, и я задумалась, что означают слова «многоходовая афера»? И как они, к примеру, вяжутся с теми преступлениями, что господин Ольгин, или месье Holguin, как назвали его в телеграмме, что, впрочем, одно и то же, или месье Серж Рено, который, несомненно, все тот же Ольгин-Holguin, совершил здесь. Ход первый: выманил Светлану Андреевну из собственного дома в отель. Ход второй…

– Викентий Вениаминович! – почти закричала я. – Срочно позвоните в полицейскую управу и передайте следователю Аксакову, что брата заманили так же, как раньше заманили сестру. Они поймут. Петя, быстрее в сани!

Петя, кажется, тоже мои слова о сестре и брате понял с ходу и побежал отворить мне тяжелые двери. Я, прыгая по ступенькам, поскользнулась и едва не упала, но Петя подхватил меня и на руках спустил вниз, да и там не выпустил, а почти отнес в сани.

– Гони! В клиники гони! Втройне плачу! – крикнул он вознице, и тот не мешкая тронул.

– Да что случилось? Барышне плохо? – спросил извозчик.

– Нет. В больнице… В общем, человек может умереть!

– Эх, наддай, Красавка!

И мы понеслись вперед, благо подъем в гору заканчивался аккурат возле почтово-телеграфной конторы, и дальше дорога была почти ровной.

– Как же… – произнес Петя удрученно. – Нет, стоило ведь просто припомнить о старом преступлении, и все странности новых становились понятны!

– Вы не переживайте, мы должны успеть. Дмитрий Сергеевич верно говорил, да я и сама знаю, что гипс наложить или швы – дело нескорое. А пока рядом с Андреем Андреевичем находятся врачи, человек, что должен его убить, и близко не подойдет.

– А вдруг? Может, он сам доктор?

– Да мы уже приехали.

Петя и я выскочили из саней с разных сторон, деньги вознице были вручены заблаговременно, и с этим задержки не возникло. Петя распахнул двери главного хода, не дожидаясь, пока это проделает никуда не спешащий швейцар, и кинулся к окошку дежурного.

– Дело чрезвычайной важности! – заявил он тоном, не терпящим возражений. Мне очень понравилось, как он это произнес, хотя стоило бы уделить внимание чему-то более важному, а не любоваться Петей. – К вам недавно доставлен пациент Козловский Андрей Андреевич! Где он в данный момент?

– Да мне откуда знать? – растерялся дежурный. – Его прямо к врачам провели, безо всякой записи.

– Хорошо! – сказал тогда Петя. – Кто сегодня дежурный хирург?

– Доктор Красильников.

– Где его кабинет?

– Так он может его в процедурной принимать, но может и у себя.

– Проводите нас!

– Не могу-с! Я тут не для красоты посажен, а для дела.

В этот момент из коридора слева вышли два молодых человека в белых халатах. Наверное, студенты.

– Господа! Вы должны срочно проводить нас, – потребовала я, не отягощаясь приветствиями и прочими формальностями, сейчас неважными. – Меня в кабинет доктора Красильникова, а этого господина в процедурную, где накладывают гипс.

– Незачем пялиться! – сердито рявкнул на слегка остолбеневших будущих эскулапов Петя. – Исполняйте приказ!

И схватил ближайшего к нему студента за локоть.

– Веди в процедурную!

– А… Извольте следовать за мной. Налево по коридору.

Второй студент сам догадался, что проще исполнить наше требование, чем спорить с нами, и повел меня по лестнице во второй этаж, а там привел и в кабинет хирурга Красильникова.

– Добрый день, – без стука ворвалась я. – Где сейчас находится пациент которому вы только что лечили сломанную руку?

– А в чем дело? – попытался прояснить ситуацию доктор, но, похоже, вид у меня был настолько решительный, что он предпочел прежде ответить на мой вопрос. – Впрочем, сударыня, тут никакой тайны нет. Господину Козловскому мы не только гипс наложили, но и пару швов на разбитом затылке сделали. Вот я и счел необходимым направить его на осмотр к профессору Медведеву.

– Ведите меня к Медведеву! – приказала я студенту и даже чуть притопнула ногой. – Быстро!

Мой провожатый вздрогнул и растерянно огляделся по сторонам. То ли искал спасения от меня, то ли припоминал, куда меня вести. Но повел.

– Сударыня! – раздался за спиной голос хирурга. – Что же произошло?

– После! – невежливо отмахнулась я, но доктор Красильников воспринял это на свой лад и последовал за нами.

Кабинет профессора Медведева я увидела издалека. Дверь в него была распахнута и перед ней толпились несколько человек, заглядывающие внутрь с неприкрытым интересом.

– Извольте, коллеги, обратить внимание на весьма необычную психосоматическую реакцию этого пациента, – услышала я знакомый мне голос, тихий, но, казалось, способный быть слышным даже на фоне ружейной пальбы. – Резкий запах нашатырного спирта приводит к нервному тику трапециевидной мышцы. С согласия пациента мы подтвердим сделанное утверждение экспериментом…

Слушать дальше я не стала, потому что, грубо растолкав стоявших перед дверью, уже ворвалась в кабинет. Имелась у меня смутная надежда, что эксперимент сейчас проводится над господином Козловским. Профессора Медведева я прекрасно помнила по своему пребыванию в этой больнице в прошлом году, поэтому за жизнь Андрея Андреевича в ходе эксперимента не волновалась. Но на стуле посреди кабинета восседал мужик с бородой-лопатой, перевязанной головой и огромным синяком под глазом.