Закат цвета индиго - Михайлова Евгения - Страница 43

– Не скажу, старик, насчет продолжения рода, но по поводу инстинктов и возникли мои предположения. Вот представь себе. Стою я у этого окна и смотрю на дорогу. Появляется автомобиль Селиванова. Стекла у него затемненные, поэтому не разберешь, один он или с кем-то. Я беру Борьку, и мы выходим. Машина мимо входа проезжает и останавливается через несколько домов.

– А вход охраняемый?

– Ночью ворота пластиковыми карточками жильцов открываются. Такие же карточки жильцы могут давать своим родственникам, друзьям. Ну, и у меня она есть, я ж участковым здесь был. Ну вот. Мы выходим. Селиванов там, за углом, в машине копошится, а ворота открывает девушка, которая совершенно точно в этом доме не живет. Да, тут многие баб вызывают по телефону, по Интернету заказывают. Но это было не раз и не два – такое совпадение. Селиванов останавливается за домами, а во двор с гостевой карточкой заходит девушка, которая как будто с неба свалилась среди ночи – нет ни машины, ни такси, каблучки не стучали от метро.

– Чувствуешь, какой поэтической становится твоя речь? Если мы сейчас повторим, ты стихами заговоришь. Есть в тебе что-то блоковское. Продолжай. Каблучки, говоришь, от метро не стучали. А если она в тапочках?

– Ни одна из них не была в тапочках. Все на шпильках, как только они на них ходят. Ну вот. В один вечер, увидев машину Селиванова, я с Борькой быстро на их двор побежал. Смотрю, незнакомая девица заходит, идет к его подъезду и набирает код по домофону. Заходит в дом, а минут через десять Пашка появляется. Чего, спрашивается, ему скрывать? Жены у него нет, постоянной бабы тоже. Короче, так меня это заинтересовало, что я решил ждать, пока девица выйдет, хоть до утра. Борьку спать отвел, а сам сижу. Она не вышла. Часов в двенадцать вышел Селиванов, один, как всегда, и уехал. Но! На рассвете из его подъезда выполз незнакомый мужик с большим чемоданом и попер его к гаражам. Я задержать хотел сначала, вдруг грабитель, но он ворота тоже карточкой открыл. И на следующий день никто о краже не заявлял.

– Вот в этом месте я не понял. Как ты мог его выпустить, если видишь, что он в доме не живет? Мало ли где карточку взял? В той квартире, где грабанул.

– Объясню. Дом достаточно крутой. Здесь у многих обслуга, охрана, темные приближенные лица, которые что-то приносят, выносят. В это лучше не вникать, если жить хочешь. Они, кстати, потому сообща и решили, что им охранники и косьержки не нужны. Свидетелей боятся. К тому же я чувствовал, что нужно понаблюдать, себя не обнаруживая.

– Это тонко. Итак?

– Итак, я пропускаю детали, каких у меня тысячи, и скажу то, в чем убедился. По ночам Селиванов привозил разных девиц, останавливал машину за домами, так, чтобы ее никто не видел, выпускал девицу, она заходила в дом, он за ней. Я эту картину наблюдал не меньше пяти раз, и ни одна девушка ни ночью, ни утром из дома не выходила. Но всегда выходил мужик с большим чемоданом и шел к гаражу Селиванова. Личность мужика я установил. Это гастарбайтер с соседней стройки, по ночам подрабатывает сторожем какой-то фирмы, которая арендует подвальный этаж в доме Селиванова. Он там и живет. Молдаванин. Петр Пичул.

– Ну, его-то ты допросил?

– Не сразу. Не хотел спугнуть. А главное, хотел убедиться, что он выносит чемодан именно из квартиры Пашки. Убедился. Как-то всю ночь просидел на лестнице. Но в доме я его останавливать не стал. Как-то подкараулил прямо у ворот. Говорю: предъявите документы – он показал паспорт. Что, спрашиваю, в чемодане? А он отвечает, мол, здесь ненужные документы, я их иду уничтожать. А куда иду и что за документы, не могу сказать. Это, типа, финансовая тайна. Но бумажку такую, знаешь, какую для охраны выдают, он мне показал. Разрешение на его имя выносить старые документы для ликвидации. Я мог бы заставить, оружием попугать, но, повторяю, руковод-ство передо мной четко поставило задачу: ни к жильцам этого дома, ни в фирмы, которые тут помещения арендуют, не лезть. Тут деятели, которые пользуются оплаченной свободой от любого наблюдения. Кроме того, я хотел, чтоб он этот чемодан до места донес, а я бы там посмотрел, что за документы такие. Честно скажу: думал по-тихому что-то найти, чтоб наверняка ордер дали.

– Сладкое занятие – незаконное проникновение.

– Точно. И я проник, но там сигнализация, я ее чуть замкнул, но ситуация неспокойная. Короче, ничего я там не обнаружил, кроме двух машин и двадцати мешков с цементом.

– Так. У парня есть загородный дом?

– Наверное, как у них всех. Но не такой это хозяйственный парень, чтоб у себя в гараже цемент хранить. Короче, заглянул я туда еще через пару дней. Мешков было девятнадцать! Скажи, если бы мешки надо было на какую-то стройку возить, неужели по одному бы возили?

– Наверное, нет. А бочка с водой, к примеру, есть в этом интересном гараже?

– Там есть пустая бочка. И водопровод.

– И ты решил, что этот Пашка – Синяя Борода там все и оставляет. А эти ночные события совпадали, скажем, с фактами исчезновения девушек в вашем районе?

– Да нет. То есть каждый день в Москве пропадает какое-то количество девушек. Заявления через месяц принимают. Да и не всех ищут. А он ведь не только по району ездил, мог из любого места привезти.

– Что еще у тебя было, кроме версии, когда ты к начальству пришел?

– Снимки. Я трех девушек сфотографировал. Когда он их из машины выпускал и когда они в ворота входили. И этого Пичула с чемоданом тоже пару раз снял. Я просил разрешения на полноценную операцию. Чтоб сразу с отрядом нагрянуть, все перевернуть…

– Что ты хотел, это понятно. Были бы у тебя желания поскромнее, сидел бы сейчас с целыми ребрами. А может, и с зарплатой. А Пичул этот, он по-прежнему в подвале живет?

– В том-то и дело, что он исчез. С концами. Примерно тогда же, когда меня турнули.

– Возможно, это и есть наши суперулики: исчезновение человека с чемоданом и твои переломанные ребра. Снимки у тебя остались?

– Те, что я приобщил к своей докладной, уничтожены, конечно. Но у меня осталась пленка.

– Напечатай мне. Возможно, мы вернемся к делу твоих бессонных ночей.

* * *

Никита Горовой был мерзавцем. Он думал, как мерзавец, поступал, как мерзавец, безошибочно выбирал для себя мерзкие занятия. Он знал, что знакомые, женщины, все люди, пользующиеся его услугами, – все считают его мерзавцем. Много лет назад он оставил в сибирской деревне мать и за все время не только не навестил ее, ста рублей ни разу не послал. Она его не искала и не ждала. Эта совсем еще не старая женщина, ждущая смерти, избавляющей от страданий, жила, как глубокая, ни с кем не общающаяся старуха. Она тоже знала, что ее синеглазый красавец ребенок стал законченным мерзавцем. Но у него самого иногда щемила душа, как у всех, и страстно хотелось чего-то прекрасного, чистого, удивительного. Наверное, это и называется – мечта, думал он, кривя насмешливо губы. Только в иные ночи пресловутая дурацкая мечта изводила его пуще зубной боли. Это была именно такая ночь. К утру, когда Никита, покачиваясь от усталости, курил у окна своей спальни, он отчетливо понял, что его идея фикс с недавнего времени приобрела очень конкретные очертания. Что у нее карие глаза с лучиками солнца. Разумеется, адрес и домашний телефон Жени Никита добыл довольно давно. Просто он ничего не планировал и не форсировал события, оставляя их начало на какой-то особенно светлый или, наоборот, черный день. Черт его знает, какой именно день сегодня, но Никита решительно направился в ванную и начал собираться.

Он долго мылся, тщательно брился, воспользовался массажером для лица, уложил феном густые, волнистые волосы. Затем сварил себе очень крепкий кофе, выпил с наслаждением, маленькими глотками. Начал медленно одеваться, продумывая каждую деталь. Он надел черные с серебристым отливом джинсы от Роберто Кавалли, шелковую рубашку от Армани, бледно-розовую, с воротником «апаш», дорогую куртку из оливковой кожи. Он выбрал туалетную воду с ненавязчивым, нежным и в то же время несомненно мужским ароматом. Надел золотой браслет эксклюзивной работы и свой счастливый перстень с крупным изумрудом. Очень внимательно посмотрел на свое отражение в очень крупном зеркале. Невысокий, крепко сложенный, очень красивый мужчина с синими глазами. Штучный экземпляр. Такого не забудешь, однажды увидев. Надо надеяться, что она запомнила. Он посмотрел на свои новые часы: десять утра. Нормальное время, чтобы нанести визит девушке-студентке.