Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Сломанные крылья - Михайлова Евгения - Страница 2


2
Изменить размер шрифта:

Что же потом? Почему она не дома? Оля вспомнила, что у самого дома ее кто-то позвал, попросив: «Девушка, помогите». Она оглянулась и увидела старый зеленый «Москвич». Рядом стоял мужчина, и рука у него была в крови. Оля испугалась, нащупала в сумке мобильник, подошла и спросила:

– Вызвать «Скорую»?

– Не нужно, – ответил мужчина. – Достань, пожалуйста, аптечку из машины, мне руку перебинтовать нужно.

Она забралась на переднее сиденье, открыла потрепанную аптечку… И вдруг боль, темнота, удушье. Провал в черноту.

Она пошевелилась, и в ней вновь поднялось удушье. Затошнило. Но нужно опять встать, поискать сумочку, телефон. Она уже все поняла, но продолжала надеяться, что оказалась здесь случайно. Ее хватило на несколько минут поисков сумки, телефона, а главное, выхода. Чудовищная головная боль просто ослепила. Оля с трудом добралась до доски. Перед тем как лечь, провела рукой по волосам. О господи! На затылке большая шишка, а волосы слиплись в комок. Это кровь. Новый приступ тошноты был таким сильным, что судорога пробежала по телу. Она бессильно откинулась, в это время скрипнула дверь, которую она не нашла. Оля с трудом открыла глаза и увидела мужчину среднего возраста и роста, с невыразительным лицом и тусклыми глазами. Это он! Тот, у которого была ранена рука! Только как же это – майка с короткими рукавами, и никаких ран.

– Ну чего? – подмигивает он ей. – Тяжело с похмела? Вот я тебе рассолу принес. От хлороформа здорово помогает.

– Кто вы? Почему я здесь? – еле слышно спрашивает Оля.

– Хозяин я теперь твой, вот кто. Украл я тебя. Тебя здесь никто не найдет, не надейся. Попей рассольчику, я тебе поесть принесу. Ты меня вчера просто умилила. Сразу «Скорую», аптечку. Смотри, – он взял какую-то банку из кучи хлама, сунул в нее палец, затем мазнул им по Олиной руке. Остался след красной краски. – Вот такая была у меня болезнь. А так я здоровый. Скоро сама поймешь.

Оля дрожала. Она пыталась придумать слова, которые были бы понятны этому чудовищу. Она не надеялась, что он ее выпустит. Но хотя бы телефон дал. Она бы позвонила маме, Никите, они бы ее нашли.

– Мне нужны моя сумка и телефон, – проговорила она. – Мама волнуется.

– А как же! – ответил ей мерзавец. – И она волнуется, и хахаль твой. Я все знаю. Я за тобой давно наблюдаю. Понравилась ты мне. Конец разговору. Будешь тут жить. Васей меня зови. Поняла?

* * *

Вера Михайловна всю жизнь проработала в одной школе. Ушла на пенсию, когда учебники стали другими, ребята заговорили на не совсем понятном языке, их родители стали меньше интересоваться детьми, чем своими машинами и домами. Да и здоровье уже не то. Стал болеть и Гром, тибетский терьер, единственная по-настоящему родная душа. Они понимали и любили друг друга почти восемнадцать лет. Когда он умер, Вера Михайловна ни с кем не делилась своей тоской. Но страдала по преданному псу, как по близкому человеку. В последнее время стала заставлять себя выходить из дома в те часы, когда гуляла с Громом. Ходила в ближайший скверик, сидела там с книжкой, но по большей части наблюдала за играми детей, поведением прохожих. Так меньше ощущалось одиночество, не так мучили мысли о прошлом и будущем.

В это утро она какое-то время удивленно наблюдала, как ходят взад-вперед, останавливают всех прохожих сотрудница их почты Лена и ее сын Никита. Обычно такие спокойные, приветливые, а тут пробежали мимо и даже не заметили. Вера Михайловна решительно поднялась и остановила Лену:

– Леночка, мне кажется, у вас что-то случилось. Вы кого-то ищете?

– Ох, не спрашивайте, – та еле сдерживала слезы. – Такая беда! Оля пропала. Позавчера ушла от нас домой и как будто испарилась. Милиция пока даже заявление не принимает, вот мы и бегаем, спрашиваем, может, кто-то что-то видел. Вы, кстати, ничего не видели?

– Я сижу здесь подолгу, наблюдаю, но если бы точно знать, что нужно вам! Оленьку я дня два точно не видела.

– Ну, тогда мы дальше побежим спрашивать. Никита уже просто заболел. Мама Олина лежит с сердечным приступом.

– Обязательно зайду к ней. Я тоже буду спрашивать у всех. Разрешите мне иногда вам звонить?

– Конечно, обязательно.

Вера Михайловна вернулась на свою скамейку и сжала руки. Как можно не принимать заявление в таких случаях! Пойти, что ли, в районное отделение, потребовать? Нет, можно нарваться на таких типов, которые со зла и через неделю не примут. Да если и примут… Нужно ведь сейчас, пока следы не совсем затоптаны, пока собака может пойти по Олиному запаху. Пройти-то ей нужно всего метров двадцать. Что же придумать?

Глава 2

– Виктор Николаевич! – окликнула охранника супермаркета одна из кассирш. – Опять забыли зарплату получить? О чем только думаете? Или деньги не нужны?

– Думаю, Людочка, как раз о том думаю, что они нужны. А получить забыл, действительно. Спасибо за заботу.

Охранник, широко улыбаясь кассирше, отправился в бухгалтерию, оттуда в торговый зал. Купил кусок свинины, докторскую колбасу, хлеб, молоко и кефир. В очереди в кассу взял с витрины маленький шоколадный батончик. Зашел в раздевалку, положил продукты в холодильник, присел на стул перед небольшой полкой, где всегда стояли электрочайник и чай в пакетиках. Аккуратно, в некоторой задумчивости, выпил чашку чая, передохнул – целый день на ногах – и вернулся на свое место. В это время в магазин вошел старик в черных очках, нащупывая себе путь с помощью палки. Виктор Николаевич взял посетителя за локоть и довел до входа в зал.

– Там найдете, что нужно? – любезно спросил он.

– Да, я четко ориентируюсь: знаю, где хлеб и молоко. Спасибо вам большое.

– Не за что.

Виктор Николаевич неторопливо зашагал по своему маршруту. Осталось несколько часов, а там – и домой наконец поедет. Он подумал о доме, и вдруг в нем поднялась волна адреналина: волнение, удовольствие, предвкушение. Он даже на минуту стал лицом к стене, чтоб никто не увидел страшноватую улыбку, исказившую его лицо. Время стало тянуться медленнее, но рабочий день все же закончился.

Виктор Николаевич переоделся, взял из холодильника пакет с едой и пошел на автостоянку. Он открыл старый зеленый «Москвич», положил пакет на заднее сиденье и медленно, осторожно тронулся с места – очень уж боялся дорожных происшествий. Через пятнадцать минут он уже открывал дверь квартиры в старой девятиэтажке.

– Мама, я пришел! – крикнул с порога.

Ему навстречу вышла старая женщина, молча взяла из рук пакет и вернулась на кухню. Он проговорил ей в спину:

– Я в гараж. Машину поставлю, помою. Подожди! – Он догнал ее и вынул из пакета шоколадный батончик. – Ты это… Мясо там приготовь, картошку поджарь. Есть хочется. – Он помедлил, а потом взял из рук матери еще и пакет молока.

Оля услышала знакомый скрип и подняла глаза к невысокому потолку своего заточения. Вот он, спускается по короткой лестнице. Улыбается, наверное, что-то несет в руке. Какие же слова ему сказать, чтоб он понял, что так больше нельзя? Как вразумить? Как ей себя повести?

Виктор подошел к своей добыче. Поставил на доску пакет молока. Затем с видом фокусника достал из кармана шоколадный батончик.

– А это за хорошее поведение.

– Послушайте меня, – сдерживая слезы, заговорила Оля. – Вы не понимаете, что так никто ничего не добивается. Что я очень страдаю. Что у моей мамы больное сердце. Мы можем как-то по-человечески договориться. Я не обижаюсь на вас. Если отпустите меня домой, я никому ничего не скажу.

– Ты о чем? А что бы сказала, если бы обиделась? И кому?

– Никому. Я же объясняю.

– Нет, это я тебе объясняю. Тебе некому больше ничего говорить. Кричать тут бесполезно, я такую заглушку установил. Ты меня не зли. Пей молоко, кукла, ешь шоколад. Потом еще что-то принесу. Если перестанешь меня доставать. Как, я сказал, меня называть?

– Не помню.

– Все ты помнишь. Гордая очень. Вспоминай.

– Я не помню.