Кристина - Кинг Стивен - Страница 55

Она прогнала прочь эти мысли.

— Только скажи, если будет холодно, — произнес хитчхайкер извиняющимся тоном. — Я знаю, что выгляжу немного странным. — Он вздохнул. — Иногда меня принимают за наркомана.

Появился Эрни с белой сумкой, слегка запорошенный снегом, и сел за руль.

— Здесь холодно, как в морозильнике, — бросил он.

— Извини, друг, — сказал на заднем сиденье хитчхайкер и закрыл окно. Ли ожидала, что запах вернется, но не почувствовала его.

— Это тебе. Ли.

Эрни отдал ей гамбургер, пирожки и маленькую бутылку кока-колы. Себе он взял биг-мак.

— Хочу еще раз поблагодарить тебя, друг, — сказал хитчхайкер. — Можешь высадить меня на углу Кеннеди-драйв и Центрального, если это тебе подходит.

— Прекрасно, — коротко ответил Эрни и тронул машину с места.

Снег летел все быстрее и быстрее, ветер начал завывать между домами. Ли впервые почувствовала, что Кристину стало заносить на дороге, которая была почти пуста. Они были не больше чем в пятнадцати минутах от дома.

Запах улетучился, и к Ли вернулся аппетит. Она жадно набросилась на гамбургер, отпила глоток кока-колы и вытерла губы тыльной стороной ладони. Слева показался военный мемориал, стоявший на пересечении Кеннеди-драйв и Центрального шоссе, и Эрни притормозил, нажимая на педаль осторожно, чтобы Кристина не скользила.

— Приятного уик-энда, — сказал Эрни. Его голос прозвучал почти как обычно. Ли с удивлением подумала, что, может быть, для этого ему нужно было просто утолить голод.

— Того же и вам обоим, — ответил хитчхайкер. — И веселого Рождества.

— Тебе тоже, — сказала Ли. Она откусила еще один кусок гамбургера, прожевала, проглотила.., и почувствовала, что он застрял у нее посреди горла. Внезапно она не смогла дышать.

Хитчхайкер выбирался наружу. Громко и долго открывалась дверь. Щелчок замка прозвучал, как удар упавшей водосточной трубы. Звук ветра был похож на фабричный гудок.

(Я знаю, что глупо, но я не могу дышать)

«Я задыхаюсь!» — хотела она крикнуть, но смогла издать только слабый, свистящий звук и поняла, что шум ветра заглушил его. Она схватилась за горло и почувствовала, как оно судорожно забилось в ее руках. Ни стона, ни дыхания

(Эрни, я не могу)

Не было, и она могла ощутить его — теплый, липкий комок теста и мяса. Она попробовала избавиться от него кашлем, но кашель не получался. Огни приборной панели, зеленые, круглые

(как у кошки, кошачьи глаза, о Господи, я не могу ДЫШАТЬ)

Смотрели на нее…

(Господи, я не могу ДЫШАТЬ, не могу ДЫШАТЬ, не могу)

Ее грудная клетка начала лихорадочно сжиматься и разжиматься, тщетно пытаясь вобрать воздух. Она снова попробовала кашлянуть, но у нее ничего не вышло. Теперь шум ветра был больше, чем весь мир, громче, чем любой звук, который она когда-либо слышала. И Эрни наконец начал отворачиваться от хитчхайкера, чтобы посмотреть на нее; он медленно поворачивался, его глаза почти комически расширялись; и даже его голос казался слишком громким, похожим на гром, на голос Зевса, обращающегося к смертному с нависшего над ним грозового облака:

— ЛИ… Ты КАК… ЧТО ЗА ЧЕРТ? ОНА ЗАДЫХАЕТСЯ! О БОЖЕ, ОНА…

Он медленно потянулся к ней, а потом отдернул руки назад, парализованный паникой.

(Ох, помоги мне, помоги мне ради Бога, сделай что-нибудь, я умираю, я задыхаюсь из-за «Макдоналдса» и гамбургера, почему ты НЕ ПОМОЖЕШЬ МНЕ?)и, конечно, она знала почему: он отступил потому, что Кристина не хотела, чтобы он помогал ей, таким способом Кристина избавлялась от нее, таким способом Кристина избавлялась и от других женщин, ее соперниц, и сейчас огни на приборной панели на самом деле были глазами, огромными круглыми безжалостными глазами, смотревшими, как она задыхается, глазами, которые она могла видеть только через мутную пелену, все плотней застилавшую ей глаза, пока

(мама, мамочка, вот так я умираю, и ОНА ВИДИТ МЕНЯ. ОНА ЖИВАЯ. ЖИВАЯ, ЖИВАЯ. О МАМА. ГОСПОДИ. КРИСТИНА ЖИВАЯ)

Эрни снова тянулся к ней. Она скорчилась на сиденье, ее грудь судорожно сжималась, а руки намертво вцепились в горло. Ее глаза вылезали из орбит Ее губы посинели. Эрни безуспешно колотил ее по спине и что-то орал. Он схватил ее за плечо, явно намереваясь вытолкнуть из машины, а потом внезапно содрогнулся и замер, держась за поясницу.

Ли крутилась и корчилась. Ком в ее горле вырастал и вырастал. Она снова попыталась откашляться, уже слабее. Ком не сдвинулся с места. Теперь свист ветра начинал стихать, ее потребность в воздухе уже не была такой необходимой, как раньше. Может быть, она умирала, но ей вдруг это показалось не таким страшным. Ничего не было так страшно, как те зеленые глаза, смотревшие на нее с приборной панели. Они сияли ненавистью и торжествовали победу.

(О мой Бог, я всем сердцем жалею, что тебя обидела, что обидела, это мое, мое)

Эрни дотянулся до нее с водительского сиденья. Внезапно дверца рядом с Ли распахнулась, и она повалилась в колючий холод. Воздух придал ей немного сил, заставил поверить в то, как важно было бороться за дыхание, но препятствие не сдвигалось.., просто не сдвигалось.

Откуда-то издалека прогремел голос Эрни, голос Зевса: «ЧТО 7Ы ДЕЛАЕШЬ? УБЕРИ РУКИ ОТ НЕЕ!»

Она в чьих-то руках. В сильных руках. Ветер. Снег кружащийся перед глазами.

(О мой Бог, услышь меня, грешницу; это мое раскаяние, я всем сердцем сожалею, что оскорбила тебя! OX! AAA! что ты делаешь, ты сломаешь мне ребра, что ты делаешь, что?)

И вдруг пара чьих-то сильных рук соединилась у нее под грудью, как раз в выемке солнечного сплетения. И вдруг один большой палец, большой палец хитчхайкера, сигнализирующего на дороге, только один большой палец резко и больно надавил на ее грудную кость. В то же время руки грубо и сильно сжали ее. Ей показалось, будто ее схватили

(Ох-х-х-х-х-х ты сломаешь мне РЕБРА!)

Гигантские медвежьи лапы. Диафрагма точно взорвалась, и что-то с силой снаряда вылетело у нее изо рта. Оно упало в снег: мокрый комок теста и мяса.

— Отпусти ее! — прокричал Эрни и метнулся к заднему крылу, возле которого хитчхайкер держал тело Ли, обмякшее и похожее на марионетку величиной в человеческий рост. — Отпусти, ты убьешь ее!

Ли стала мучительно вздыхать. Вместе с холодным чудесным воздухом в ее горло и легкие хлынули потоки огня. Она смутно понимала, что рыдает.

Грубое медвежье объятие ослабло, и руки отпустили ее.

— Ты в порядке, девочка? Ты в…

Очутившись позади нее, Эрни схватил хитчхайкера. Тот, с развевающимися на ветру черными длинными волосами, повернулся к нему, и Эрни ударил его в лицо. Хитчхайкер пошатнулся, не устоял на ногах и упал спиной на снег.

Эрни наступал на него со сжатыми кулаками.

Она еще раз судорожно вздохнула — как будто нож вонзился в ее грудь — и простонала:

— Что ты делаешь, Эрни? Остановись! Он оторопело повернулся к ней:

— А? Ли?

— Он спас мне жизнь, зачем ты бьешь его?

Усилие было слишком большим, и перед ее глазами снова закружились черные точки.

Она могла опереться на машину, но не хотела подходить к ней близко, не желала прикасаться к ней. Приборная панель. Что-то недавно происходило с приборными стеклами на панели. Что-то неладное,

(глаза.., они превратились в глаза)

О чем она не хотела думать.

Вместо этого она проковыляла к фонарному столбу и обхватила его, как пьяная, прислонившись к нему щекой. Ласковая рука обняла ее талию.

— Ли.., дорогая, ты в порядке?

Она с трудом повернула голову и увидела его жалкое, испуганное лицо. Она разразилась слезами.

Хитчхайкер неуверенными шагами подошел к ним, вытирая рукавом окровавленный рот.

— Спасибо тебе, — всхлипывая, мучительно выдавила из себя она. Боль постепенно начала утихать, холодный ветер остужал разгоряченное лицо Ли. — Я задыхалась. Наверное.., наверное, я бы умерла, если бы ты не…

Слишком много усилий. Снова черные точки, снова жуткое завывание ветра, поглотившего все остальные звуки. Она уронила голову на грудь, пережидая.