Кристина - Кинг Стивен - Страница 4

Регина (они настаивали, чтобы я называл их по имени) была все еще привлекательной сорокапятилетней женщиной с довольно холодными полуаристократическими манерами — я хочу сказать, что она умудрялась выглядеть аристократично даже тогда, когда носила протертые джинсы, а это было всегда. Она преподавала английскую литературу и специализировалась на ранних английских поэтах. Ее диссертация была посвящена Роберту Геррику.

Майкл читал лекции по истории. Он казался таким же печальным и меланхоличным, как музыка, которую он ставил на своем магнитофоне, хотя печаль и меланхолия не были свойственны его натуре. Иногда он заставлял меня задуматься над тем, что сказал Ринго Старр, когда «Битлз» впервые очутились в Америке и на какой-то пресс-конференции у него спросили, действительно ли он так печален, как выглядит. «Нет, — ответил Ринго. — это просто мое лицо». Майкл был как раз таким. Кроме того, его тонкое лицо и толстые роговые очки делали его похожим на карикатурного профессора, изображаемого под какой-нибудь недружелюбной заметкой в газете.

— Привет, Эрни, — сказала Регина, когда мы вошли. — Привет, Дэннис.

После этого она уже не радовалась нашему приходу.

Мы поздоровались и сели за столик, стоявший в углу. Нам принесли молоко и пирожные. Вскоре музыка оборвалась, и в кухню, шаркая шлепанцами, вошел Майкл. Он выглядел так, словно только что умер его лучший друг.

— Вы сегодня припозднились, мальчики, — проговорил он. — Что-нибудь случилось?

— Я купил машину, — произнес Эрни, отрезая кусок пирожного.

— Что ты сделал? — прокричала его мать из другой комнаты.

Вслед за тем послышался глухой стук упавшей книги. Вот когда я начал жалеть, что не поехал домой.

Майкл Каннингейм повернулся к сыну, держа в одной руке пакет с яблоками, а в другой — пластиковую коробку с йогуртом.

— Ты шутишь, — сказал он, и я почему-то обратил внимание на то, что эспаньолка, которую он носил с семидесятого года, была почти седая. — Эрни, ты ведь шутишь, да? Скажи, что ты шутишь.

Вошла Регина, высокая, полуаристократичная и едва сдерживающая бешенство. Она пристально посмотрела на Эрни и поняла, что тот не шутил.

— Ты не можешь купить машину, — произнесла она. — О чем ты говоришь? Тебе только семнадцать лет.

Эрни медленно перевел взгляд с отца, застывшего у холодильника, на мать, стоявшую в дверном проеме. Я никогда прежде не видел у него такого упрямого и твердого выражения лица. Если бы он почаще так держался в школе, то, думаю, его бы там перестали прогонять отовсюду.

— Вы ошибаетесь, — сказал он. — Я мог купить ее без всяких проблем. Купить машину за наличные не так трудно. Другое дело — зарегистрировать ее в семнадцать лет. Вот тут мне понадобится ваше разрешение.

Они смотрели на него с изумлением и недоумением, которые вызвали у меня чувство тревоги, смешанной со злостью. Ведь при всем своем либеральном образе мыслей и при всей любви к разоренным фермерам, брошенным женам и незамужним матерям они всегда управляли Эрни.

И Эрни позволял управлять собой.

— Не думаю, что тебе стоит разговаривать с матерью в таком тоне, — произнес Майкл. Он положил яблоки и йогурт обратно в холодильник и медленно закрыл дверцу. — Ты слишком молод, чтобы иметь машину.

— А Дэннис? — тотчас спросил Эрни.

— Какие взгляды у родителей Дэнниса и какие у нас — это две совершенно различные вещи, — сказала Регина Каннингейм. Я еще никогда не слышал, чтобы ее голос был так холоден. Никогда. — И ты не имеешь права делать такие вещи, не посоветовавшись с твоим отцом и матерью о том…

— Не посоветовавшись с вами! — внезапно заорал Эрни. Он расплескал молоко. На его шее выступили крупные вены, похожие на веревки.

Регина отступила на шаг, у нее отвалилась челюсть. Могу поклясться, что она ни разу в жизни не думала, что ее сын, этот гадкий утенок, будет когда-нибудь орать на нее. Майкл, казалось, был поражен не меньше. До них постепенно начало доходить то, что я уже почувствовал, — по каким-то неведомым причинам Эрни наконец понял, что по-настоящему чего-то хочет. А Бог помогает таким людям.

— Советоваться с вами! Хватит с меня ваших семейных советов! Сколько их ни было, никогда я не мог добиться того, чего хотел! Ведь у вас всегда было два голоса против моего одного! Да на черта мне такие семейные советы? Я купил машину, и.., все тут!

— Нет, не все, — проговорила Регина. Она плотно сжала губы и странным образом (а может быть, как раз наоборот) утратила свой прежний полуаристократический вид; теперь она выглядела, как королева Шотландии, если бы ту можно было одеть в джинсы и все прочее. Глядя на Майкла, я почувствовал острую жалость к нему — так он был подавлен и несчастен. Ему даже некуда было пойти. Он был дома. И в его доме начиналась война двух поколений. Регина была явно готова к ней, а Майкл — еще нет; Мне не хотелось участвовать во всем этом. Я встал и пошел к двери.

— Ты позволил ему? — спросила Регина. Она смотрела на меня так надменно, точно мы никогда не пекли пироги и все вместе не ездили на их семейные пикники. — Дэннис, ты меня удивляешь.

Ее слова меня уязвили. Мне всегда нравилась мама Эрни, но полностью я ей не доверял никогда, по крайней мере после случая, произошедшего лет десять назад.

Однажды, когда мы катались на велосипедах, Эрни упал и здорово поранил ногу. Я сам привез его домой, и врач наложил ему полдюжины швов. Затем Регина отчитала меня так, что я был готов разреветься — еще бы, мне было всего восемь лет, и я видел лужу крови. Не помню всех ее обвинений, но, кажется, начала она со строгого выговора за то, что я плохо присматривал за ее сыном, точно он был моложе, а не одного возраста со мной.

Теперь для меня снова прозвучало то же самое — Дэннис, ты плохо присматривал за ним. — и я разозлился. Не только из-за отношения к Регине. Когда вам семнадцать лет, вы почти всегда становитесь на сторону своих сверстников. Вы инстинктивно чувствуете, что если не будете отстаивать эту территорию, то ваши собственные папа и мама — из лучших побуждений — будут счастливы окружить вас непреодолимой стеной и вечно держать в загоне для малолеток.

Я разозлился и старался не взорваться.

— Ничего я ему не позволял, — произнес я как можно спокойнее. — Он захотел и купил.

Раньше я бы добавил, что Эрни получил именно то, к чему стремился, но теперь не собирался этого делать.

— Я пробовал отговорить его.

— Ты явно не перетрудился, — едко заметила Регина. С таким же успехом она могла бы сказать: не дури мне мозги, Дэннис, я знаю, что вы были заодно. Ее щеки покрылись румянцем, а взгляд буквально испепелял. Она желала, чтобы я вновь почувствовал себя восьмилетним мальчиком.

— Не знаю, из-за чего вы так переживаете. Он купил ее за двести пятьдесят долларов, и…

— Двести пятьдесят долларов! — выпалил Майкл. — Какой же должна быть машина, чтобы стоить двести пятьдесят долларов?!

Его замешательство и неловкость исчезли почти без следа. Теперь он смотрел на сына с нескрываемым презрением, от которого меня немножко покоробило. Если у меня когда-нибудь будут дети, постараюсь не строить таких гримас.

Я твердил себе, что должен оставаться спокойным и не лезть не в свое дело.., но съеденное пирожное застряло у меня где-то на полпути к желудку, и я кожей чувствовал, как оно там горело. Каннингеймы были моей второй семьей, поэтому все ее неурядицы и скандалы я воспринимал изнутри.

— Вам предстоит многое узнать об автомобилях, потому что вашему сыну досталась не совсем новая машина, и ее придется чинить, — сказал я и неожиданно поймал себя на том, что довольно точно воспроизвел интонации Лебэя. — Понадобится довольно долгая работа («И немало денег», — подумал я). Можете смотреть на это как на.., как на хобби.

— Вижу в этом только сумасшествие, — проговорила Регина.

— По-моему, проблема не настолько серьезна. Но все равно мне пора ехать домой. Если вы не против, то я вас покину.

— Хорошо, — сухо ответила миссис Каннингейм.