Чернокнижники - Бушков Александр Александрович - Страница 7

Если переводить на военные мерки, для изучавших время физиков Карелин был тем же самым, что верховный главнокомандующий для действующей армии. Он был самым главным. Он был самым маститым. Он был основоположником каких-то вещей, которых человек с образованием Савельева и с десятого раза-то понять не в состоянии. Он не просто изучал доставшиеся от альвов трофеи, а построил на них, как на фундаменте, уже свое собственное здание. Непререкаемый авторитет, царь, Бог и воинский начальник, как говорится. Могучий старик с седой шевелюрой, гренадерского роста, с громоподобным басом, седой бородищей, умнейшими пронзительными глазами, лютый в гневе. При мимолетной встрече с ним Савельева так и тянуло встать навытяжку – в чем он, точно известно, не одинок. Солдаты перед ним цепенели, даже Зимин, поклясться можно, не то что опасается седого великана, но относится к нему с глубочайшим пиететом…

– Вы его знаете? – спросил Рокотов озабоченно. – У вас такое лицо стало…

– Эх, Роман Степанович, Роман Степанович… – горько вздохнул Савельев. – Это Наполеон, понимаете? Да куда там Бонапарту… Щенок перед ним Бонапарт, честно вам говорю. Старик – такая глыба… Дальше можете не объяснять, я и сам прекрасно все представляю. Это ж все равно, что встать на рельсы перед несущимся паровозом… Сметет… Федя ваш, конечно, в одночасье отсюда вылетел, как пробка?

– Моментально…

«Ничего удивительного, – подумал Савельев. – Если правдивы слухи, что Карелин – влиятельный член загадочнейшего Особого комитета… Пару раз об этом шепотком говорили люди, которым можно безоговорочно верить…»

– Но не могли же его в прямом смысле слова выбросить на улицу? – спросил Савельев. – Как-никак характер нашей службы, секретность наша…

– Ну, на улицу-то его не выбросили, – сказал Рокотов мрачно. – Пристроили в Московском университете… Не знаю точно, как эта должность называется, но если сравнивать с гимназией, то получается как бы обычный преподаватель, Федя примерно так объяснял… Аркадий Петрович… Он пить начал…

«Совсем плохо, – подумал Савельев. – Пьяный русский человек обычно начинает болтать – а для ушедшего с их службы болтуна последствия могут оказаться печальнейшими. Рокотов и сам должен это прекрасно понимать, третий год служит…»

– Вот теперь мне понятно поведение Ивана Аполлинарьевича Витковского… коего я не смею упрекать, – сказал Савельев. – Да и вы, сударь мой, хороши, так и лезли на рожон… С этого момента рот держите на замке, ясно вам?

– Аркадий Петрович… Старик что, настолько грозен…

– Вы и не представляете, милейший, – криво усмехнулся Савельев. – Понятия не имеете, какую он забрал власть… Нет, не стоит Витковского упрекать, ни один здравомыслящий человек в атаку с примкнутым штыком на едущий локомотив не пойдет…

– Вы, теперь, конечно, уедете?

Его презрительная улыбочка прямо-таки обожгла.

– Я это говорил? – глухо сказал Савельев. – Вот скажите, я это говорил?

– Нет…

– Вот и извольте, господи поручик, скоропалительных суждений избегать… – Савельев достал платок и вытер неведомо когда выступивший на лбу обильный пот. – Нет. Не уеду. Я просто-напросто не намерен идти в штыковую против паровоза открыто. Деликатнее надо, господин поручик, дипломатичнее, тоньше… Пойдемте.

…То ли показалось Савельеву, то ли нет, но Бахметьев то и дело украдкой бросал на него пытливые, изучающие взгляды…

– А каково, собственно, будет завершение дела? – спросил он достаточно небрежным тоном. – Я так понимаю, решено с ним заканчивать?

– Да, вот именно, – ответил Бахметьев бесстрастно. – Ни Аболин, ни его сторож не имеют отношения ни к альвам, ни к прочим существам, коими занимается наше учреждение. Стопроцентные люди. Даже если эти загадочные вспышки имеют к ним отношение, уж к чему они не имеют отношения, так это к путешествиям по времени. О чем имеется квалифицированное заключение целой группы ученых, подписанное в первую голову академиком Карелиным. Ну, а авторитет сего ученого мужа велик и незыблем… В общем, там – он указал на потолок указательным пальцем – решено заканчивать. Аболин с дворником, конечно, будут подвергнуты аресту обычными учреждениями. Однако каких-либо тяжких последствий вряд ли предвидится. Продаваемые предметы добыты не преступным путем, нет тому доказательств. В преступном мире эта парочка неизвестна. Единственное, что им можно будет инкриминировать – проживание по чужим видам. Но вы же знаете нынешних ловких адвокатов… А деньги у Аболина есть, и приличные. Думаю, самое большее, что их может ожидать – обычная высылка по этапу в те места, которые они назовут местами своего постоянного проживания. Я вижу, вы уже получили все официальные заключения? – он показал на конверт, лежавший перед поручиком. – И вы теперь, наверное, намерены нас покинуть?

Он вовсе не равнодушно держался, ничуть, чуялось хорошо скрываемое волнение.

– Собственно, следовало бы так и поступить, – сказал Савельев нейтральным служебным тоном. – Но вы же понимаете – Время… Я вовсе не хочу сказать, будто сомневаюсь в заключениях экспертов… куда уж мне, профану совершеннейшему. Но в батальоне у нас привыкли относиться с величайшей серьезностью ко всему, что связано со Временем. Пусть даже, как в данном случае, тревога оказалась напрасной. Мне хотелось бы… Нет, конечно, не проводить надлежащее расследование. Во-первых, я на это не уполномочен, во-вторых, я не имею никакого права вмешиваться в вашу деятельность, охотиться, так сказать, в чужих угодьях. И тем не менее… Мне хотелось бы самому кое-что не то чтобы проверить – посмотреть там и сям, поговорить с кем-нибудь… Делу нисколечко не помешает, если к этому, – он кивнул на конверт, – будет присовокуплен еще и мой рапорт о собственных наблюдениях. Полковник Старцев ничего не имел против такого… правда, я не знаю вашей позиции. Вы имеете полное право воспротивиться моим разысканиям и прямо запретить мне таковые…

– Нет, ну зачем же? – сказал Бахметьев с деланной небрежностью. – Я ведь, Аркадий Петрович, старый бюрократ, пост вынуждает, прекрасно понимаю этакие тонкости. Начальство любит, когда отчеты – всеобъемлющие. Лучше прибавить лишних бумаг, чем не доложить, пухлый отчет всегда производит хорошее впечатление. Увы, таковы реалии, не нами придуманные… Так что – извольте. Я освобожу на денек-другой Романа Степановича от его текущих обязанностей, он вам окажет все необходимое содействие. Занимайтесь, чем хотите. И не благодарите, что вы, я так поступаю из бюрократической въедливости, да-с.

Он даже глаза выкатил чуточку, старательно изображая этакого заядлого формалиста. Савельев почувствовал к нему симпатию. Этот человек сделал все, что мог, в его положении. Не стал слепо преклоняться перед авторитетом, как Витковский… правда, и открыто выступить со своим мнением, идущим вразрез, не решился. Понимая наверняка, что тут все же что-то нечисто, он, пусть и в крайне уклончивых фразах, дал о том знать Старцеву, а теперь предоставил Савельеву полную свободу действий. Не борец, конечно – но и не равнодушный чинуша…

– Я полагаю, Роман Степанович, вы не откажетесь сопутствовать господину Савельеву? – все так же старательно изображая равнодушие, поинтересовался Бахметьев.

– С удовольствием! – плохо скрывая радость, отозвался поручик.

– Вот и прекрасно. Надеюсь, общими усилиями мы это дело успешно закроем, и в самом скором времени…

Глава III

Каменья и злато

Возбужденно прохаживаясь по своему небольшому кабинетику, Рокотов говорил:

– Сергей Валерианович все же порядочный человек. Даже если он не решился открыто выступить в мою поддержку, он дал нам шанс…

– Я так и понял, – кивнул Савельев.

– А господину Витковскому мне так и хочется порой закатить пощечину. Ужасно подмывает, знаете ли.

– Ну, не судите его слишком строго, – рассеянно отозвался Савельев. – Вполне возможно, мы на его месте тоже не рискнули бы выступать против мнения старших генералов. Нельзя упрекать человека, если он не хочет добровольно становиться камикадзе…