Игра Джералда - Кинг Стивен - Страница 40

Несколько квадратных кусков стекла — со всей тщательностью вырезанных из осколков в рамах старого сарая — лежали стопочкой на земле рядом с отцом. Один из стеклянных квадратиков он держал в железных щипцах для барбекю над поднимающимися от костерка густыми клубами черного дыма, поворачивая стекло так и эдак, словно поджаривая какой-то странный небывалый деликатес. Джесси даже прыснула от смеха — больше всего ее рассмешила кухонная варежка и отец повернулся к ней, уже улыбаясь во весь рот. Мысль о том, что, сидя на корточках, он легко может заглянуть ей под платьице мелькнула в ее сознании, но тут же пропала. В конце концов, он ведь ее отец, а не какой-нибудь мерзкий и наглый мальчишка вроде Дюана Корсона из нижних домов лагеря.

Что ты делаешь? — со смехом спросила она. У нас на ужин будут гамбургеры, а не сэндвичи со стеклом, мы ведь так договорились!

Это приспособления для наблюдения за затмением, Тыковка, а не стеклянные сэндвичи, — ответил ей он. Если положить два или три стеклышка одно на другое, то можно будет смотреть на солнце в течение всего периода затмения без вреда для глаз. Я читал, что глядя на солнце, нужно быть очень осторожным; можно запросто сжечь сетчатку и заметить это только посте того, когда уже будет поздно.

Ох! отозвалась Джесси и повела плечами. Мысль о том, что можно обжечься самой того не заметив, показалась ей самым ужасным, что только бывает на свете.

Сколько продлиться затмение, папа?

Не очень долго, всего минуту или чуть больше.

Тогда поджарь нам побольше этих солнцегляделок, я не хочу сжечь свои глаза. Тебе один гамбургер Затмение или два?

Одного вполне хватит. Только пускай это будет самый большой.

Уговор.

Она повернулась, чтобы идти.

Тыковка?

Повернувшись обратно, она посмотрел на него, на такого складного и компактного мужчину с маленькими капельками пота, блестящими на лбу, на мужчину, на теле которого было так же мало волос, как и на теле того, за кого она позже выйдет замуж, вот только в нем не было ничего от одутловатости и тяжести Джеральда и не было у него Джеральдовых очков и в этот самый миг факт того, что мужчина, которого она видит перед собой, есть ее отец, был самым малозначительным, что только могло прийти ей в голову при взгляде на него. Ее поразило то, как красив он был и как молод. На ее глазах капелька пота быстро скатилась по его животу, перечеркнув его с северо-запада на юго-восток и впитавшись эластичным поясом йельских шортов. Она подняла глаза на его лицо и неожиданно почувствовала всю силу его взгляда на себе. Несмотря на то, что от дыма его глаза были сощурены, они ярко блестели, серым искрящимся светом сколотого зимнего льда поутру. Джесси сделала глотательное движение, прежде чем ответить — ее горло пересохло. Может быть ей в горло попал едкий дым от чадкого костерка. А может дело тут было в другом.

Да, папочка?

Несколько секунд он молча разглядывал ее, только пот медленно j`rhkq по его лбу, и щекам, и груди, и животу и внезапно Джесси почувствовала страх. Потом он снова улыбнулся и все опять стало в порядке.

Ты отлично сегодня выглядишь, Тыковка. Сказать по правде, если это прозвучит не слишком избито, ты прекрасна.

Спасибо, папочка — ничуть не избито.

Его комплимент доставил ей такое огромное удовольствие (в особенности после маминых выговоров вчерашним вечером, а может быть именно благодаря им) что комок поднялся в ее горле и в течение нескольких ударов сердца она была уверена, что вот-вот расплачется. Но вместо того она улыбнулась, сделала в сторону отца легкий книксен и заторопилась обратно к жаровне с барбекю, чувствуя что сердце готово вырваться у нее из груди. То самое ужасное, что сказала о них ее мама:

(мне кажется, что ты ведешь себя с ней так, словно она)

выскочило из ее памяти и Джесси мгновенно раздавила это, превратив в мокрую кляксу, как раздавила бы решившуюся проявить свои дурные намерения осу. Но странная смесь взрослых эмоций мороженное и шашлык, жаренные цыплята с начинкой из сливочного крема — по сию пору не отпускали ее. Да и не уверена она была, что хочет теперь избавиться от них. Мысленно она продолжала видеть ту одинокую ленивую капельку пота, катящуюся вниз по его животу, пропадающую в мягкой ткани шортов, оставляя после себя темное пятнышко. Творящаяся в ней эмоциональная неразбериха, казалось, происходила именно из этого образа. Она продолжала видеть эту капельку пота снова и снова, снова и снова. Это было безумие!

А если и так, то что с того? Сегодня был самый безумный день, а в такой день все может случиться. Даже солнце сегодня сойдет с ума. Так зачем ей обо всем думать?

Вот именно, поддакнул ей голос, который, по прошествии лет, она станет именовать голосом Руфи Нири. Вот именно, зачем думать?

Гамбургеры Затмение, с грибами и сладким красным луком, были выше всяких похвал. В первую очередь ты затмила свою маму, пошутил папа, и Джесси рассыпалась довольным смехом. Они устроились на террасе за окнами кабинетика Тома, в шезлонгах с металлическими подносами на коленях. Круглый террасный столик стоял между ними, плотно заставленный бутылками с оранджадом, приправами, бумажными тарелками и самодельным оборудованием, необходимым для наблюдения за фазами затмения. Оборудование включало в себя темные очки Полароид, пару самодельных рефлекторов, состряпанных Томом из картонных коробок и аналогичных тем, что увезли с собой на вершину горы Вашингтона остальные члены их семейства, квадратики закопченного стекла и несколько ухваток, позаимствованных из кухонного шкафчика. Копченые квадратики стекла уже остыли, но как сказал Том, он, не мастер обращаться со стеклорезом, опасался того, что вдоль кромок стекла могли остаться зазубрины и острые выступы.

Мне абсолютно не хочется, сказал он Джесси, чтобы по возвращению домой мама нашла записку, в которой говорится, что мне пришлось срочно отвезти тебя в травмпункт в больницу Оксфорд-Хилл, для того чтобы врачи там пришили тебе пару пальцев обратно.

Мама очень сходила с ума по поводу того, что мы хотим остаться? спросила папу Джесси.

Отец коротко пожал плечами.

Совсем нет, ответил ей он, зато я сходил. Я сам не свой был от того, чтоб наконец-то мы сможем посидеть и поворковать с тобой на пару.

Сказав это, он ослепительно ей улыбнулся и она улыбнулась ему в ответ.

За минуту до официально объявленного начала затмения, в 16:29 пополудни, они привели в рабочее положение рефлекторы. Солнечный диск, дрожащий в середке коробки Джесси, размером едва ли превышал бутылочную пробку, при этом сверкая так ярко, что для того, чтобы смотреть на него, ей пришлось взять со стола и надеть пару полароидовых темных очков. Взглянув на свой таймекс, она убедилась в том, что затмение началось — было ровно 4:30.

Неужели мои часы спешат? чуточку нервничая, сказала она. Либо они действительно спешат, либо вся эта шайка яйцеголовых астрономов опозорились со своими расчетами.

А вот и нет, с улыбкой ответил ей Том. Загляни-ка снова в рефлектор.

Она так и сделала и обнаружила, что сверкающий пятак в серединке дна коробки больше не является идеально круглым; с правой стороны кусочек от него отъела странная ползучая тьма. Но ее шее побежали мурашки. Том, которого очевидно гораздо больше интересовала ее реакция, чем то, что творилось внутри его собственной коробки, подмигнул ей.

Ну как, Тыковка? Все в порядке?

Да, но… мне немножко страшно. А тебе?

И мне тоже, ответил он. Повнимательней взглянув на него, она обнаружила, что он почти не шутит, и испытала от этого облегчение. Том тоже был взволнован, почти так же как и она, и это только добавляло мальчишеского выражения его облику. То, что источником их волнения могли быть совершенно разные вещи, тогда не приходило ей в голову.

Если хочешь, можешь перебраться ко мне на колени?

А можно?

Конечно.

Забрав с собой свою коробку-рефлектор, она перебралась к нему на колени. Поелозив на нем, она устроилась поудобней, с удовольствием ощущая легкий запах его пота, прожаренной солнцем кожи и едва уловимый, воды после бритья — Редвуд, вспомнила она ее название. Ее пляжное платьице задралось до самых бедер (оно было такое коротенькое, что другого трудно было ждать) и она едва ли заметила то, как он положил руку на ее бедро. В конце концов это ведь был ее отец — папочка — а не какой-то так Дюан Корсон из нижних домов лагеря, или Ричи Эшлок, паренек, над которым она до слез хихикала с подружками в школе.