Дорожные работы - Кинг Стивен - Страница 5

– Вот об этом-то я и толкую, – сказала она раздраженно. – Это было бы идеальное место для нас двоих. С теми деньгами, которые город нам выплачивает за дом и участок, мы запросто могли бы купить этот дом.

– Мне он не понравился.

– Тебе вообще что-то в последнее время ничего не нравится, – сказала она с неожиданной горечью. – Ему, видите ли, не нравится, – пожаловалась она телевизору. На экране уже вовсю распевала негритянка.

– Мэри, я делаю, что могу.

Она повернулась и посмотрела на него долгим взглядом.

– Барт, я знаю, как ты привязан к этому дому…

– Нет, ты не знаешь этого, – ответил он.

21 ноября, 1973

Легкая снежная пена покрыла за ночь весь мир, и когда двери автобуса с пыхтением открылись и он вышел на тротуар, повсюду были видны следы людей, побывавших здесь до него. Он завернул за угол и пошел вниз по улице Фер. Сзади до него донеслось тигриное мурлыканье тронувшегося с места автобуса. Потом мимо проехал Джонни Уокер, объезжающий клиентов уже по второму кругу. Джонни махнул ему из кабины принадлежащего прачечной бело-голубого фургона, и он махнул в ответ. Было самое начало девятого.

Рабочий день прачечной начинался в семь, когда Рон Стоун, управляющий, и Дэйв Реднер, который командовал в мойке, приходили, чтобы поднять давление в котле. Прачки прибегали в семь тридцать, а девушки из гладильной – в восемь. Он ненавидел подвальные помещения прачечной, где день за днем продолжалась тяжелая, изнуряющая работа, но парадоксальным образом работающие там мужчины и женщины любили его. Они называли его по имени. За некоторыми исключениями, они ему тоже нравились.

Он вошел через грузовой вход и двинулся вдоль корзин с простынями, которые не успели прогладить вчера вечером. На каждую корзину был плотно натянут целлофан, чтобы внутрь не попала ни одна пылинка. Чуть дальше Рон Стоун укреплял приводной ремень на старом «Милноре», а Дейв и его помощник, вылетевший из колледжа парень по имени Став Поллак, загружали в стиральные машины простыни из мотеля.

– Барт! – приветственно крикнул ему Рон Стоун. Он не мог не кричать – тридцать лет разговоров с людьми в постоянном грохоте сушильных, гладильных и стиральных машин превратили крик в норму. – Этот сукин сын «Милнор» все заедает и заедает. Давно уже пора отбеливать, и Дейву приходится управлять этой штукой вручную. И с отжимкой сплошные неполадки.

– Мы получили килгаллонский заказ, – сказал он успокаивающе. – Еще два месяца…

– На уотерфордском заводе?

– Ну да, – сказал он, чувствуя легкое головокружение.

– Еще два месяца, и у меня мозги отсохнут, – мрачно сказал Стоун. – А тут еще переключать эту дрянь… Да это хуже, чем управлять парадом польской армии.

– Со временем заказы уменьшатся, надо полагать.

– Уменьшатся? Да мы не разгребем эту гору и за три месяца. А тогда уже лето наступит.

Он кивнул, не желая продолжать этот разговор. – Кого вы обслуживаете первым?

– При каждой загрузке кладите сто фунтов полотенец. Вы знаете, как они всегда жалуются, что полотенец не хватает.

– Ну да, они на все жалуются.

– Сколько у вас?

– На приемке указали шесть сотен. В основном от Шрайнеров. Большая часть заказа осталась на понедельник. Таких грязных простынь я не видел за всю свою жизнь. Некоторые могут стоять в вертикальном положении.

Он кивнул на новичка – Поллака.

– Как он тут справляется? – Помощники в «Блу Риббон» менялись постоянно. Дейв нагружал их работой выше крыши, а от воплей Рона они сначала начинали нервничать, а потом возмущаться.

– Пока все в порядке, – сказал Стоун. – Помнишь последнего?

Он помнил. Паренек продержался три часа.

– Да, помню. Как его звали?

Рон Стоун сдвинул брови. «Черт его знает. Бейкер? Баркер? Что-то в этом роде. Я тут его встретил в прошлую пятницу – он раздавал листовки, что-то по поводу коммунизма и уничтожения денег. Здорово, правда? Парень не может удержаться на рабочем месте, и вот он отправляется рассказывать всем подряд, как это плохо, что Америка не может стать такой же, как Россия. Это просто разбивает мне сердце».

– Загрузите потом Говарда Джонсона, хорошо? Лицо Стоуна приняло обиженное выражение. – Мы всегда обслуживаем его в первую очередь.

– К девяти?

– Клянусь твоей задницей.

Дейв махнул ему, и он помахал в ответ. Потом он двинулся наверх, в свой кабинет, минуя по дороге химчистку и бухгалтерию. В кабинете он устроился за письменным столом на вращающемся стуле и пододвинул к себе коробку со свежей корреспонденцией. На столе у него стояла табличка с надписью следующего содержания:

ПОДУМАЙ!

Это может оказаться для тебя внове

К табличке этой он относился с полным равнодушием, но не выбрасывал ее, потому что это был подарок Мэри. Когда она подарила ему эту штуку? Пять лет назад? Он вздохнул. Коммивояжерам, заходившим в этот кабинет, табличка казалась забавной. Они гоготали над ней во всю глотку. Впрочем, если коммивояжеру показать изображение голодающих детей или Гитлера, совокупляющегося с Девой Марией, то он и тогда будет гоготать во всю глотку.

У Винни Мэйсона, той самой маленькой птички, которая, без сомнения, щебетала на ушко Стиву Орднеру, на письменном столе была другая табличка:

ПОДУРАЙ!

Что это вообще могло означать – ПОДУРАЙ? По-моему, даже коммивояжер над этим не засмеется, верно, Фред? Верно, Джордж, ты как всегда прав. С улицы донесся мощный грохот дизельных двигателей, и он повернулся на стуле, чтобы посмотреть, что там такое. Дорожные строители были готовы к началу очередного рабочего дня. Огромная платформа с двумя бульдозерами проезжала мимо прачечной. За ней двигался хвост потерявших всякое терпение легковушек.

С третьего этажа, расположенного над химчисткой, можно было наблюдать за ходом дорожного строительства. Дорога шла через жилые и деловые районы западной части города, словно длинный коричневый надрез, свежий операционный шрам, обработанный лечебной грязью. Она уже пересекла улицу Гилдер и похоронила под собой сквер на авеню Хебнер, куда он часто водил гулять Чарли, когда тот еще был малышом… Чуть ли не грудным ребенком, ей-богу. Как назывался этот сквер? Он не помнил. Скорее всего, просто-напросто сквер на авеню Хебнер – так мне кажется, Фред. Там была небольшая бейсбольная площадка, несколько качелей и пруд с утками и маленькой хижиной посередке. Летом крыша хижины всегда была покрыта птичьим дерьмом. В сквере на авеню Хебнер Чарли в первый раз в жизни узнал, что значит качаться на качелях. Что ты можешь сказать по этому поводу, Фредди, старый козел, носок дырявый. Он испугался сначала и заплакал, а потом понравилось, и когда пришло время идти домой, он снова заплакал, но на этот раз потому, что я его снял. Пока ехали домой, промочил себе все штаны, а заодно и все сиденье. Неужели это действительно было четырнадцать лет назад?

Мимо проехала еще одна платформа, на которой был установлен асфальтоукладчик.

Гарсонский квартал был уничтожен около четырех месяцев назад – он был расположен в трех или четырех кварталах к западу от авеню Хебнер. Парочка-другая зданий, в которых нашли себе приют множество ссудных компаний и один-два банка, не считая дантистов, хиромантов и докторов по болезням ног. Всей этой ерунды было не особенно жаль, но, Господи, как больно было смотреть на разрушение старого кинотеатра. В начале пятидесятых он посмотрел там некоторые из своих любимых фильмов. «Наберите „М“ в случае убийства» с Рэем Милландом. «День, когда на земле было все спокойно» с Майклом Рэнни. Этот как раз вчера вечером показывали по телевизору, и он собирался пересмотреть его, но уснул перед гребаным экраном и так и не проснулся до самого национального гимна. К тому же, он пролил молоко на ковер, и Мэри отреагировала на это без особой радости.