Гарри Поттер и Дары Смерти - Роулинг Джоан Кэтлин - Страница 42

— Римус, — неуверенно произнесла Гермиона, — у вас всё в порядке… ну, вы понимаете… между вами и…

— Спасибо, всё хорошо, — с подчёркнутой резкостью ответил Люпин. Гермиона порозовела. Повисла ещё одна неловкая пауза, а затем Люпин сказал с видом человека, признающегося в чём-то ему неприятном: — Тонкс ждёт ребёнка.

— Ой, как здорово! — взвизгнула Гермиона.

— Великолепно! — с восторгом добавил Рон.

— Поздравляю, — сказал Гарри.

Люпин соорудил натужную улыбку, больше походившую на гримасу, затем сказал:

— Так вы принимаете моё предложение? Могут трое обратиться в четверых? Не думаю, что Дамблдор был бы недоволен, в конце концов, он сам выбрал меня, чтобы я преподавал вам способы защиты от Тёмных искусств. И должен сказать, что, по-моему, нам придётся столкнуться с такой магией, какой никто ещё не видел и даже вообразить не мог.

Рон и Гермиона взглянули на Гарри.

— Просто… просто ответьте мне для полной ясности, — произнёс тот. — Вы хотите оставить Тонкс у родителей и уйти с нами?

— Ей там ничто не грозит, родители позаботятся о ней, — ответил Люпин.

Окончательность принятого им решения, о которой свидетельствовал его тон, граничила с безразличием.

— Гарри, я уверен, Джеймс хотел бы, чтобы я был рядом с тобой.

— Что ж, — медленно ответил Гарри. — А вот я этого не хочу. И совершенно уверен, что отцу было бы интересно узнать, почему вы решили быть рядом со мной, а не со своим ребёнком.

Люпин побелел. Казалось, температура в кухне упала градусов на десять. Рон оглядывал кухню с таким выражением, точно ему необходимо было запомнить её в мельчайших подробностях, глаза Гермионы метались с Гарри на Люпина и обратно.

— Ты не понимаешь, — сказал Люпин.

— Так объясните, — ответил Гарри.

— Я совершил ошибку, женившись на Тонкс. Я сделал это вопреки моему рассудку и с тех пор страшно жалею об этом.

— Понятно, — сказал Гарри, — и потому вы собираетесь бросить её с ребёнком и сбежать с нами?

Люпин вскочил на ноги, стул его кувырком полетел назад. Он уставился на всех троих с такой лютостью, что Гарри впервые в жизни увидел проступившие за его человеческим лицом признаки волчьей натуры.

— Ты не понимаешь, что я сделал со своей женой и своим ещё не родившимся ребёнком! Я не должен был жениться на ней, я обратил её в прокажённую! — Люпин лягнул перевернувшийся стул. — Ты всегда видел меня только среди членов Ордена или в Хогвартсе, под опекой Дамблдора! И не знаешь, как относится к тварям вроде меня волшебное сообщество! Узнав о моей болезни, со мной и разговаривать-то перестают! Ты понимаешь, что я натворил? Даже её родные пришли от нашего брака в ужас. Да и какие родители захотели бы, чтобы их дочь вышла замуж за оборотня? А ребёнок… ребёнок… — И Люпин буквальным образом вцепился себе в волосы, сейчас он казался просто помешанным. — Подобные мне обычно не размножаются! Уверен, он родится таким же, как я. И как мне простить себя, передавшего свою болезнь ни в чём не повинному ребёнку? А если он чудом и не пойдёт в меня, лучше, в сотни раз лучше будет, если он вырастет без отца, которого ему придётся стыдиться!

— Римус! — прошептала со слезами на глазах Гермиона. — Что вы говорите? Как может ребёнок, любой ребёнок стыдиться вас?

— Ну, не знаю, Гермиона, — сказал Гарри, — вот мне, например, за него стыдно.

Гарри и сам не понимал, что пробудило в нём такой гнев, но и он тоже вскочил на ноги. Люпин смотрел на него так, точно Гарри ударил его.

— Если новый режим считает мерзостью даже «магловских выродков», что же он сделает с полуоборотнем, отец которого состоял в Ордене? Мой отец погиб, пытаясь защитить мою мать и меня. Вы считаете, он согласился бы на то, чтобы вы бросили своё дитя и ушли с нами на поиски приключений?

— Как… как ты смеешь? — произнёс Люпин. — Речь идёт не о стремлении к опасности или славе… Как ты смеешь предполагать такую…

— Я предполагаю, что вы считаете себя отчаянным сорвиголовой, — ответил Гарри. — И хотите занять место Сириуса.

— Гарри, перестань! — взмолилась Гермиона, но он не отвёл гневного взгляда от дёргавшегося лица Люпина.

— Я никогда не поверил бы, — сказал он, — что человек, научивший меня сражаться с дементорами, трус.

Люпин выхватил палочку с такой стремительностью, что Гарри не успел даже протянуть руку к собственной. Послышался громкий удар — Гарри почувствовал, что летит спиной вперёд по воздуху, потом он врезался в стену кухни и сполз по ней на пол и только тогда увидел, как за дверью исчезает подол Люпиновой мантии.

— Римус, Римус, вернитесь! — крикнула Гермиона, однако Люпин не ответил. И миг спустя они услышали, как в вестибюле хлопнула дверь.

— Гарри, — простонала Гермиона, — как ты мог?

— Легко, — ответил Гарри. Он встал, на затылке, которым он врезался в стену, набухала шишка. И его всё ещё трясло от гнева. — Не смотри на меня так! — рявкнул он Гермионе.

— Сам на неё так не смотри! — прорычал Рон.

— Нет-нет, не надо ссориться! — произнесла, вставая между ними, Гермиона.

— Тебе не следовало так разговаривать с Люпином, — сказал Гарри Рон.

— Он это заслужил, — ответил Гарри. Разрозненные образы мелькали в его мозгу: падающий, пробивая занавес, Сириус, повисшее в воздухе изломанное тело Дамблдора, вспышка зелёного огня и голос матери, молящий о милосердии…

— Родители, — сказал Гарри, — не должны бросать детей, если… если только их к этому не принуждают.

— Гарри… — вымолвила Гермиона и положила ему на плечо руку, утешая, но он стряхнул её и отошёл от Гермионы, глядя в разожжённый ею огонь. Когда-то давно он говорил вот из этого очага с Люпином. Он тогда усомнился в Джеймсе, и Люпин успокоил его. А теперь искажённое мукой белое лицо Люпина словно плыло перед ним в воздухе. И на Гарри навалились угрызения совести. Рон и Гермиона молчали, но Гарри знал, что они безмолвно переговариваются за его спиной.

Он повернулся к ним и увидел, как они поспешно оторвали взгляды друг от друга.

— Я понимаю, мне не следовало называть его трусом.

— Не следовало, — тут же подтвердил Рон.

— Однако именно так он себя и повёл.

— И всё равно… — произнесла Гермиона.

— Знаю, — сказал Гарри. — Но если это заставит его вернуться к Тонкс, значит, я всё сделал правильно, так?

Он не смог скрыть мольбы, прозвучавшей в его голосе. Гермиона смотрела на него с сочувствием, Рон — неуверенно. Гарри уставился в пол, думая о своём отце. Одобрил бы Джеймс то, что он сказал Люпину, или рассердился бы на сына, так обошедшегося с его старым другом?

Безмолвие кухни казалось гудящим от только что разыгравшейся в ней сцены, от непроизносимых вслух укоров Рона и Гермионы. Принесённый Люпином номер «Ежедневного пророка» по-прежнему лежал на столе, с первой страницы смотрело в потолок лицо Гарри. Он подошёл к столу, сел, наобум открыл газету и сделал вид, что читает. Ему не удавалось различить ни слова, сознание его заполняла стычка с Люпином. Гарри был уверен, что заслонённые газетной страницей Рон с Гермионой снова затеяли свой бессловесный разговор. Он с шумом перевернул страницу, и ему попалось на глаза имя Дамблдора. Прошла секунда-другая, прежде чем Гарри понял все значение изображавшей семейную группу фотографии, под которой значилось:

Гарри вгляделся в фотографию. Отец Дамблдора, Персиваль, был человеком приятной наружности, глаза его поблёскивали даже на этой выцветшей от старости фотографии. Малышка Ариана была не больше хлебного батона, да и отличительных черт у неё было мало. Угольно-чёрные волосы матери, Кендры, были стянуты на затылке в узел. Лицо её казалось точёным, она была в закрытом шёлковом платье. Гарри, всматриваясь в тёмные глаза, высокие скулы и прямой нос Кендры, почему-то вдруг вспомнил об американских индейцах. Альбус и Аберфорт были в одинаковых камзольчиках с кружевными воротниками и волосы носили одной длины — до плеч. Альбус явно был на несколько лет старше брата, но в остальном мальчики очень походили один на другого — снимок сделали ещё до того, как Альбус начал носить очки, а нос его оказался сломанным. Вполне счастливая, обычная семья мирно улыбалась с газетной страницы. Однако поверх фотографии Гарри увидел заголовок: