Искусство и кофе - Ролдугина Софья Валерьевна - Страница 16

   Во-первых, мисс Дюмон действительно оказалась рыжей.

   Во-вторых, она и впрямь была леди. И неважно, как там обстояли дела с ее родословной: только в жилах истинных аристократов текла подобная смесь из легкой эксцентричности, благожелательности и чувства собственного достоинства с каплей снисходительности к существам менее развитым.

   - Доброе утро, леди Виржиния, - мисс Дюмон поздоровалась первой, едва оказавшись в гостиной, и тут же продолжила непринужденно-светским тоном: - Вы ведь не держите собак?

   - В городском особняке? Разумеется, нет, - пожала плечами я и улыбнулась, вспомнив об обязанностях хозяйки дома: - Спасибо, что вы откликнулись на мою просьбу, мисс Дюмон.

   - О, пустое, леди, - изящно склонила она голову. - Реставрация картины Нингена - изысканное удовольствие. Напротив, мне стоит быть благодарной за то, что вы предоставили эту чудесную возможность взглянуть на произведение истинного мастера в приватной обстановке. Не терпится приступить к осмотру! А затем, если возникнет такая необходимость - и к работе.

   - В таком случае, не будем медлить, - я приглашающе взмахнула рукою, указывая на дверь гостиной. - Пройдемте, мисс Дюмон. Картина находится на втором этаже, в кабинете моего отца.

   - "Вернись, островитянка!", если мне не изменяет память?

   - Все верно...

   Все так же беспечно щебеча, мы вышли в коридор и поднялись наверх. Я осторожно разглядывала званую и долгожданную гостью, пытаясь составить первое впечатление, которое, как известно, нередко оказывается самым верным.

   Итак, она была изысканной рыжей леди. Не такой уж юной - кажется, на два или три года старше Эвани; не красавицей - но эффектной. Ее волосы, длинные и ухоженные, вились крупными кольцами. Платье цвета фисташек отличалось некоторой старомодностью, но при этом удивительно подходило мисс Дюмон.

   "Дорогое, - отметила я про себя. - Очень дорогое. Обычно такое шьют не на каждый день, а на праздники".

   Но то была единственная роскошь, которую позволила себе мисс Дюмон. Ни ожерелья, ни сережек, ни броши, ни даже простенького колечка. Только на шее у нее я заметила тоненький шелковый шнурок телесного цвета, на котором, похоже, висел какой-то кулон. Но он прятался под корсажем - просто так не увидишь. Мне тут же стало любопытно. А вдруг с этим кулоном связана некая тайна?

   Впрочем, даже если и так, навряд ли она имела отношение к расследованию. Потому пришлось мне на время осадить свое любопытство.

   Косметическими изысками мисс Дюмон также пренебрегла. И, присмотревшись, я поняла, почему. Бледность и блеклость придавали ей особенный шарм, окружали ореолом благородства. Будь эти полные губы чуть ярче, они бы выглядели вульгарно. А темная тушь на длинных рыжих ресницах убила бы напрочь впечатление трогательной нежности и затаенной слабости.

   Шагала мисс Дюмон широко и быстро, и этим сразу завоевала мои симпатии. Я сама терпеть не могла мельчить и семенить.

   До кабинета отца мы дошли всего за минуту-другую.

   - О... - мисс Дюмон остановилась на пороге, и выражение ее лица стало благоговейным. - Это она?

   - Да, - кивнула я, чувствуя себя немного глупо - как всегда, когда приходится подтверждать очевидное.

   - Чудесно. Просто восхитительно. Ну-ка, милая, взглянем на тебя поближе...

   Сюсюкаясь с "Островитянкой", как с маленьким ребенком, мисс Дюмон прошла к дальней стене кабинета. Я с трудом удерживалась от неуместной улыбки. Право же, никогда не пойму, что так привлекает людей в подобных произведениях искусства и заставляет испытывать священный трепет. Да, гамма теплая и приятная, но сам рисунок похож на детскую мазню - слишком плотные краски, плоские и непропорциональные человеческие фигуры... Картина будила странные чувства. Когда я смотрела на загорелую черноглазую женщину, застывшую с поднятой рукою на берегу, сердце у меня сжималось. Вроде бы и нет ничего печального - улыбка, яркие цветы у ног, бирюзовая волна, белый песок и гуашево-темная зелень тропического леса - но все равно появляется жутковатое ощущение надлома, изматывающего одиночества, быстротечности бытия.

   Нет, такие картины мне категорически не нравились.

   - Ваша девочка в хорошем состоянии, - вдруг произнесла мисс Дюмон громко, отвлекая меня от размышлений. - Я бы отметила только два небольших дефекта, требующих исправления. Во-первых, лак немного потемнел, и не похоже, чтоб это произошло от времени. Во-вторых, вижу небольшую трещинку в раме.

   - Рама - не полотно, - легкомысленно отмахнулась я, но мисс Дюмон покачнула головой, бережно проводя пальцами по темному дереву:

   - Вы не правы. Если трещинка разрастется, то вот здесь - видите? - исказятся пропорции, и рама начнет перекашиваться и давить на само полотно. Ничего хорошего из этого не выйдет.

   В ее голосе было такое неодобрение, что я посчитала за лучшее умолчать о том, как в далеком детстве чересчур живая и подвижная девочка по имени Гинни случайно уронила одну картину в кабинете отца.

   - Лак, возможно, потемнел после пожара, - сказала я вместо этого. - Прежде "Островитянка" висела в другом особняке, который сильно пострадал от огня.

   - В таком случае, можно лишь порадоваться, что картина вообще уцелела, - вздохнула мисс Дюмон и решительно повернулась ко мне: - Леди, сейчас я не готова сказать, какие именно реставрационные работы нужно будет произвести. Предлагаю вам перевезти картину в мою мастерскую. Там я проведу тщательный осмотр и смогу точно назвать характер работ, время исполнения и сумму оплаты.

   - О, такие вопросы на ходу не решаются. Предлагаю обсудить все за чашечкой кофе. Вы не возражаете, мисс Дюмон? - улыбнулась я доброжелательно. Да, у этой Дюмон воистину деловая хватка! Конечно, если сейчас отправить полотно на диагностику в мастерскую, то потом сразу забрать его, отказавшись от проведения реставрационных работ, будет неудобно. Придется оформлять заказ, даже если мисс Дюмон констатирует, что "ремонт" картине практически не требуется.

   - Кофе? - такой же профессионально-доброй улыбкой ответила Дюмон. - Благодарю за предложение, леди. Это было бы весьма кстати.

   Дверь в кабинет оказалась приоткрыта, хотя я была уверена, что запирала ее. Впрочем, этому недоразумению быстро нашлось объяснение: в противоположном конце коридора стоял мистер Спенсер со счетной книгой в руках и негромко разговаривал с кем-то. Его собеседника за поворотом видно не было, но, судя доброжелательному выражению лица, управляющий беседовал с кем-то из "старой" прислуги - либо с одним из своих помощников. Похоже, мистер Спенсер собирался занести мне кое-какие документы на утверждение, но, заглянув в кабинет и увидев, что я все еще занята с гостьей, решил зайти позже.

   Впрочем, скоро происшествие с дверью вылетело у меня из головы. Немало этому поспособствовало и общество весьма разговорчивой мисс Дюмон и уютная атмосфера малой гостиной - мягкие кресла, темное кружево, обилие драпировок на стенах и окнах, старинные книжные полки... Прежде здесь любила проводить за чтением вечера леди Милдред - ведь зимой небольшое помещение легко протапливалось до жары, в отличие от просторной залы этажом ниже. Кроме того, комната располагалась ровно посередине между левым и правым крылом и имела выходы в обе стороны. Приди мне в голову мысль подписать с мисс Дюмон договор о реставрации прямо сейчас, то я могла бы проводить гостью в свой кабинет самым коротким путем, через вторые двери, сейчас для благообразия - и от сквозняков - задернутые портьерой.

   По ногам, к слову, отчего-то дуло нещадно, будто где-то забыли закрыть окно, причем заметно это стало не сразу, а где-то через четверть часа. Поэтому я сделала Магде знак добавить в кофе немного орехового ликера. Для меня такой напиток был привычным и лишь слегка согревал. А вот мисс Дюмон разрумянилась и, что называется, повеселела. Выражалось это главным образом в том, что любая тема сводилась к живописи, Нингену и его "Островитянкам".