Выбери любимый жанр

Выбрать книгу по жанру

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело

Последние комментарии
оксана2018-11-27
Вообще, я больше люблю новинки литератур
К книге
Professor2018-11-27
Очень понравилась книга. Рекомендую!
К книге
Vera.Li2016-02-21
Миленько и простенько, без всяких интриг
К книге
ст.ст.2018-05-15
 И что это было?
К книге
Наталья222018-11-27
Сюжет захватывающий. Все-таки читать кни
К книге

Юрий Андропов. Последняя надежда режима. - Млечин Леонид Михайлович - Страница 27


27
Изменить размер шрифта:

Летом 1966 года его положили в Центральную клиническую больницу с диагнозом «гипертоническая болезнь, инфаркт миокарда». Там, на больничной койке, он отметил слое пятидесятилетие. Это было дурное предзнаменование. Отлежавшись, он почувствовал себя хорошо, но изменения в кардиограмме пугали врачей. Медики предло­жили перевести Андропова на инвалидность. Это означало конец поли­тической карьеры.

Именно тогда к Андропову привели молодого тогда кардиолога — Евгения Ивановича Чазова, который со временем станет академиком и возглавит 4-е главное управление при Министерстве здравоохране­ния СССР — кремлевскую медицину.

Чазов, известный работами в области диагностики и лечения инфарктов миокарда, пришел к выводу, что ни инфаркта, ни гиперто­нической болезни у Андропова нет. И оказался прав. Исследования показали, что опасные симптомы — результат тяжелой болезни почек и реакции надпочечников. Чазов правильно подобрал лекарства, и через несколько дней кардиограмма нормализовалась.

Андропов, пролежав несколько месяцев в больнице, вернулся к работе и весной 1967 года считал себя здоровым человеком. Посте­пенно у него наладились отношения с Брежневым, который оценил его как знающего человека, который незаменим при сочинении различных выступлений. Первые годы на посту генерального секретаря Леониду Ильичу пришлось трудно. Он должен был выработать позицию относи­тельно множества вопросов внутренней и международной жизни. В оди­ночку это была непосильная работа. Ему понадобились надежные люди. Андропов вошел в их число. Именно Андропову Брежнев доверил ключе­вой пост в государстве.

Назначение в КГБ было для Андропова сюрпризом, утверждал тогдашний брежневский помощник по международным делам Александр Михайлович Александров-Агентов. После разговора о новой должности Андропов вышел из кабинета Леонида Ильича совершенно ошарашенный.

Александров-Агентов, находившийся в приемной генерального се­кретаря, спросил:

— Ну что, Юрий Владимирович, поздравить вас? Или как?

— Не знаю, — обреченно ответил он. — Знаю только, что меня еше раз переехало колесо истории.

Юрий Владимирович, похоже, искренне не хотел этого назначе­ния. В те годы перейти из секретарей ЦК в председатели КГБ счита­лось понижением. Хрущев сознательно понизил уровень ведомства госбезопасности, при нем председатель комитета Владимир Ефимович Семичастный был всего лишь кандидатом в члены ЦК. Андропов в тот момент и не догадывался, что эта должность сделает его одним из самых влиятельных в стране людей и со временем приведет в кресло генерального секретаря.

Бовин и Арбатов послали ему на Лубянку шуточное стихотворе­ние:

Сказал кто «А», сказать тот должен «Б». Простая логика — и вот Вы в КГБ. Логично столь же, если из Чека Все та же логика Вас воз­вратит в ЦК.

Находчивый Юрий Владимирович ответил им в том же стиле:

Известно: многим Ка Гэ Бэ,

Как говорят, *не по губе».

И я работать в этот дом

Пошел, наверное б, с трудом,

Когда бы не случился впрок

Венгерский горестный урок.

Когда на заседании политбюро Брежнев предложил назначить Андропова председателем КГБ, Юрий Владимирович, еще не смирившийся с новой должностью, промямлил:

— Может быть, не надо этого делать? Я в этих вопросах не разбираюсь, и мне будет очень трудно освоить эту трудную работу.

Разумеется, его слова все пропустили мимо ушей. С основными членами политбюро Брежнев договорился заранее. Фигуры помельче не смели и слова сказать — раз генеральный секретарь решил, значит, так и будет.

По словам его верного помощника Крючкова, Андропов узнал, что станет председателем КГБ, только в тот день, когда ему было сделано такое предложение. Крючков считал, что Брежнев убрал Ан­дропова из аппарата ЦК, дабы сделать приятное Косыгину. У главы правительства и Андронова отношения складывались крайне сложно. У них была какая-то личная несовместимость. Вот типичный случай.

6 февраля 1973 года на заседании политбюро обсуждалась за­писка секретаря ЦК Кириленко о внешнеэкономической деятельности (см.: Новая и новейшая история. 2004. № 6). Андрей Павлович выра­жал недовольство тем, что министры и их заместители слишком часто ездят за границу и манкируют основной работой.

Секретарь ЦК по идеологии Петр Нилович Демичев поддержал записку:

— Даже представители заводов и институтов тоже теперь запросто ездят за рубеж, устанавливают собственные связи. Надо этому положить конец, поставить под контроль центра.

Андропов с позиций своего ведомства заметил, что ведомства нарушают порядок обязательного представления отчетов о беседах, которые имели место во время зарубежных поездок.

Косыгин то ли невнимательно слушал дискуссию, то ли Андро­пов вызывал у него стойкое отторжение, но, во всяком случае, он набросился на Юрия Владимировича за то, что говорил Петр Демичев.

— Это совершенно нормально, — говорил глава правительства, — что предприятия и институты напрямую общаются между собой. С на­шего разрешения, разумеется. А все заузить на центр — это мы пото­нем, да и вообще это абсурд.

«Андропов слушал, слушал, — описывает эту сцену работавший в международном отделе ЦК Анатолий Черняев, — встал и своим комсо­мольским голоском заявил, что ничего этого он не предлагал, это предлагал «вот он», и показал пальцем на Демичева. Тот вскочил и стал путано доказывать, что он не то имел в виду...»

Вот на таком уровне обсуждались вопросы в политбюро, высшем органе власти. В аппарате главы правительства Андропова считали врагом Косыгина, который сознательно атакует все его идеи и предложения.

«Если Андропов считал себя профаном в экономике и не скры­вал это, — вспоминал бывший помощник главы правительства Борис Ба­цанов, — то не совсем понятно, почему он на заседаниях политбюро вступал в горячие споры с Косыгиным по вопросам готовившейся тогда экономической реформы.

Возможно, он выполнял роль цековского оппонента Косыгину, опираясь при этом на группу ученых-консультантов из аппарата ЦК. Испытывали, так сказать, на прочность косыгинекие позиции».

Конфликт между ними имел явную политическую подоплеку: Ан­дропов говорил помощникам, что предлагаемые Косыгиным темпы рефор­мирования могут привести не просто к опасным последствиям, но и к размыву социально-политического строя. Иначе говоря, Андропов бо­ялся даже косыгинских реформ, более чем умеренных и скромных! Как же после этого всерьез полагать, что Андропов, став в 1982 году генеральным секретарем, собирался реформировать наше обще­ство?

Но Брежнев пересадил Андропова из ЦК в кресло председателя КГБ для того, чтобы сделать приятное не Косыгину, а себе самому. Леонид Ильич очень хорошо разбирался в людях, точно определял, кто ему лично предан, а кто нет. Нелюбовь же Андропова к Косыгину Брежнева больше чем устраивала.

Поскольку Андропов не руководил крупной парторганизацией, он не имел поддержки в стране, своего землячества. Всегда ощущал себя неуверенно. Одиночка в партийном руководстве. Это определяло его слабость. Но для Брежнева в 1967 году это было очевидным плю­сом, ему и нужен был на посту председателя КГБ человек без корней и связей, спаянной когорты, стоящей за ним. Андропов был полной противоположностью Семичастному.

СО СТАРОЙ ПЛОЩАДИ НА ЛУБЯНКУ

Брежнев, едва став руководителем партии, искал повод сме­нить руководителя КГБ. Он опасался самостоятельного и решительного Семичастного с его широкими связями среди бывших комсомольцев. Когда в марте 1967 года находившаяся в Индии дочь Сталина, Светла­на Аллилуева, попросила в американском посольстве политического убежища, желанный повод появился.

18 мая на политбюро Брежнев вынул из нагрудного Кармана какую-то бумажку и распорядился: Позовите Семичастного. Обычно самоуве­ренный председатель КГБ, который не знал, но какому вопросу его пригласили, казался растерянным.