Осада - Ласки Кэтрин - Страница 19

— В лесах Амбалы не обращают на это внимания. Носить такое имя — огромная честь. Гортензия была самой лучшей совой на свете. У нас в Амбале, когда хотят назвать кого-нибудь героем, говорят просто — настоящая Гортензия.

Неясыть опустился на ветку рядом с друзьями. Он так разволновался, что ему захотелось немедленно совершить какой-нибудь героический поступок, чтобы оправдать свое имя.

— Я знаю, что жирные червяки лучше всего годятся для лечения сломанных перьев. Хотите, принесу?

— Спасибо! Это было бы очень мило с твоей стороны, — вежливо ответила Гильфи.

— Я полечу с тобой, — вызвался Копуша. — Червей много не бывает.

Внутри таинственное дупло оказалось очень уютным, и даже запах рыбы его не портил.

Вскоре Копуша с Гортензией вернулись с полными клювами червей, и Отулисса с Гильфи, как могли, обложили ими нижнюю часть хвостовых перьев Сорена.

— Жаль, что с нами нет доброй миссис Плитивер, — прошептала Гильфи. — У нее это получалось гораздо лучше, чем у нас.

Черви помогли снять боль, но вскоре у Сорена начался жар — видимо, в рану попала инфекция. К ночи больной впал в беспамятство. Разумеется, ни о каком возвращении домой не могло быть и речи: лететь в таком состоянии было бы просто опасно для жизни.

Друзья решили остаться в дупле еще на один день. К полуночи дыхание у Сорена стало неровным и хриплым. Каждый вдох давался ему с трудом.

Шестеро друзей не на шутку перепугались. Никто не решался спросить вслух, но все думали об одном: «Неужели он умирает?» Это казалось невозможным, особенно после всех перенесенных ими испытаний.

Они победили Металлического Клюва с его Чистыми. Они проникли в Сант-Эголиус и сумели выбраться оттуда живыми. Сорен собственными когтями распорол глотку Тетушке Финни. Великий Глаукс, он просто не может умереть! Но дыхание Сорена становилось все тяжелее.

Друзьям казалось, будто все дерево содрогается от его хрипов. Они беспомощно смотрели, как поднимается и опадает грудь больного. Сорен то часто-часто моргал, то вдруг открывал глаза и бессмысленно смотрел перед собой пустым, никого не узнающим взглядом. Друзья впали в отчаяние.

Когда Гортензия прилетела с новой порцией свежих червей, Сумрак вылетел из дупла и уселся на ветку.

— Черви не помогают. Слушай, ты не знаешь, что еще можно сделать? Может быть, тут поблизости есть какая-нибудь толковая домашняя змея? Или хоть кто-нибудь, кто понимает во врачевании?

Неясыть задумался. Было одно такое местечко, только он боялся совать туда клюв. Неподалеку от озера высилась неприступная скала, где жили два странных орла и еще более странная сова по имени Мгла.

Все трое не отличались гостеприимством, поэтому родители советовали Гортензии держаться от них подальше. Но хуже всего было то, что путь к скале пролетал через рощицу, в которой кишмя кишели летучие змеи.

Вообще-то у этих змей не было ни крыльев, ни кожных перепонок, как у белок-летяг, зато они умели ловко подпрыгивать в воздух, а потом, молниеносно сжимая-разжимая тело, крутясь-мечась из стороны в сторону, благополучно приземлялись на верхушку соседнего дерева.

Яд этих змей считался смертельным. Впрочем, поговаривали и другое. Гортензия слышал, что в маленьких дозах змеиный яд обладает целебным свойством. Но как добыть его у вечно голодных и злобных змей? Только орлы жили с ними в мире, остальные птицы предпочитали облетать рощу стороной.

— Неужели ты ничем не можешь нам помочь? — спросила Гильфи у Гортензии. Крошка-эльф вся дрожала от горя и страха. — Мы должны спасти его, понимаешь…

Гортензия испуганно покачал головой.

— Я… я… ничего не могу поделать.

С этими словами он повернулся и быстро полетел прочь. Он знал, что сипуха умрет еще до наступления утра.

Гортензия без устали кружил над лесом. Он и сам не знал, что мешает ему вернуться домой. У родителей только что появились новые птенцы, которые целыми днями драли глотки, требуя еды и внимания. Может быть, кого-то из них тоже назовут Гортензией.

Неясыть сердито покрутил головой. Ему будет непросто с этим смириться… Он снова подумал об умирающей в дупле сипухе и крепко зажмурил глаза.

Юный неясыть сам не понял, как это случилось. Он вдруг развернулся в воздухе и стал подниматься вверх — все выше, выше и выше.

Вскоре он уже был над лесом, а потом уверенно взял курс на самую высокую вершину горы Амбалы. Желудок у него трепетал, неясыть с трудом заставлял себя равномерно махать крыльями.

Внезапно какая-то светящаяся зеленоватая дуга прочертила черное небо.

«Я не шлепнусь. Ни за что не шлепнусь», — забормотал неясыть, уворачиваясь от летучей змеи.

Еще три змеи подпрыгнули в воздух, но Гортензия упрямо продолжал свой полет. Потом он почувствовал, что кто-то летит рядом. Он не мог разглядеть, кто это, но сразу понял, что не змея. Больше всего это напоминало оторвавшийся клочок облака, который затянуло в воздушный след и теперь несет то сбоку от него, то чуть впереди.

С появлением этого облака летучие змеи исчезли, словно по волшебству.

Подлетев к вершине, Гортензия увидел двух огромных орлов. Он опустился на краешек гнезда, показавшегося ему размером с крону могучего дерева.

— Что привело тебя сюда, юноша? — спросил орел.

Гортензия слышал, что его подруга не может говорить, потому что потеряла язык в какой-то ужасной битве.

— Там, внизу, умирает сипуха, — выпалил неясыть, мотнув головой в сторону озера. — С ним еще шесть сов, но они ничего не могут поделать. Они все убиваются. Даже плачут. А черви нисколечко не помогают, вот.

Ему показалось, будто из глубины облака, зацепившегося за край гнезда, послышалось еле слышное воркование. Гортензия повернул голову, но ничего не увидел. И все-таки он готов был поклясться, что слышал журчащий смех пятнистой неясыти!

— Расскажи нам об этой сипухе и ее друзьях, — пророкотал орел. Гортензия чувствовал, что его подруга внимательно прислушивается к их разговору и даже ведет с мужем какой-то беззвучный разговор.

— Они разместились в дупле старого клена, в том, где скрум.

— Хм… Вот как? — пробормотал орел. — Они поселились в том самом дупле, где добрый Саймон встретил свою смерть… Бедный Саймон, он всем хотел только добра, — вздохнул он.

Гортензии показалось, будто он услышал еще один вздох, похожий на едва заметный шепот.

Подруга орла хранила молчание. Кто же тогда вздыхал? Неясыть снова обернулся, но опять никого не увидел.

— Кроме раненой сипухи там еще его лучшая подруга из рода сычиков-эльфов, — начал он и вдруг почувствовал, как всколыхнулся воздух. — Потом еще пещерная сова, огромный великан из семьи бородатых неясытей… Настоящий громила и грубиян.

Орлы переглянулись, как будто хотели сказать: «Неужели?»

Гортензия продолжил перечислять остальных, но его уже не слушали.

— Позови Хитриссу, — коротко приказал орел своей подруге.

Орлица мгновенно поднялась в воздух, и снова Гортензия заметил рядом с нею какой-то клочок тумана, размером не больше совенка.

«Может, это скрум?»

Но нет! Чем пристальней он всматривался, тем лучше видел, что это настоящая, живая сова. Да не просто сова, а целая пятнистая неясыть, только вся выцветшая и бледная, и летает она как-то неровно, зигзагами. Наверное, это и есть Мгла. Неужели он смог ее разглядеть?

Вскоре орлица и Мгла вернулись обратно, но не одни, а с летучей змеей, сверкавшей, будто свиток зеленого пламени.

— Познакомься, это Хитрисса, — пророкотал орел.

Молодой неясыть затрясся от страха. Хорошо еще, что он не летел, а то непременно шлепнулся бы вниз! Крылья у него опали, будто окаменев.

Змея повернула свою плоскую ромбовидную головку и уставилась на Гортензию блестящими бирюзовыми глазками. Из ее пасти показался острый раздвоенный язычок. Ну и чудеса! Один кончик языка был кремово-белый, а второй — малиновый.

— Кажется, я его очччшшшаровала, — насмешливо прошипела змея.

— Успокойся, — сказал орел Гортензии. — Она не сделает тебе ничего плохого.