Запретный Мир - Каменистый Артем - Страница 2

– Кто?

Робин сурово засопел, собираясь играть в пленного партизана до последнего. Стукачей он не любил, но и отчима побаивался. Поколотил его гроза двора – Стас-Груша. Природа щедро наградила хулигана мощными телесами и высоким ростом, но существенно сэкономила на всем остальном, так что Стасу приходилось учиться по два года там, где остальные вполне справлялись за один. Этот факт его здорово раздражал, а свое раздражение он срывал весьма незамысловато – лупил тех, чьи познания выходили за рамки таблицы умножения. Что примечательно, как правило, такие детишки не страдали от избытка силы и представляли собой легкую мишень для грозы двора. Робину доставалось чаще других – из-за успехов в школе и независимости характера.

Поглядев на скорбно-мученическую физиономию пасынка, отчим вздохнул:

– Можно хотя бы узнать за что?

– Ста… То есть они сказали, что я хуже всех стреляю из лука и позорю свое имя.

Отчим привел Робина в секцию стрельбы из лука. Тренер одобрительно осмотрел фигуру нового ученика. Из наследия отца его заинтересовали длинные руки, а по немалому носу он щелкнул пальцем:

– Придется подрезать, а то тетиву будет задевать. Зовут-то тебя как?

– Робин.

Тренер оживился:

– Гуд?

Кличка осталась на всю жизнь. Ради справедливости следует заметить, что тезку своего он больше не позорил, успехов в спорте добился немалых, а в тринадцать лет его перестал колотить Груша – после того как сам был крепко бит.

На охоту Робин попал почти случайно. Он частенько ездил на рыбалку с соседом Серегой. Тот рыбалку обожал, но не чурался и охоты. Зная о спортивном прошлом Робина, он проникся идеей приобщить его к благородной забаве, особо мечтая о том, чтобы тот вместо ружья воспользовался своим любимым оружием. Серега работал в милиции водителем и, как все его коллеги, при желании мог быть очень настойчивым. Так Робин оказался в автобусе в компании сотрудников внутренних органов. На момент знакомства те уже были не вполне трезвы и настроены весьма благодушно. Вид бравого лучника их ничуть не изумил, к великой досаде Сереги. Так же равнодушно они отнеслись к необычному имени, удивил их только отказ пить водку из горла.

Ехали весело. Энергия в охотниках била через край, в салоне гремели песни и звучали бравые рассказы о трудовых буднях и эпизодах прежних охот. Сосед Робина нашел в молчаливом парне благодарного собеседника, и на фоне его охотничьих рассказов приключения барона Мюнхгаузена выглядели бледновато и все более меркли с понижением уровня жидкости в бутылке. Умолк он лишь в конце пути, когда, после очередного глотка огненной воды, устало смежил веки. Из-за этого Робин так и не узнал концовку его очередной истории. Полная опасностей охота на последнего мамонта проходила в дремучем лесу острова Шпицберген возле Якутска, где его собеседник проходил срочную, карауля с вышки колонию опасных сексуальных маньяков-людоедов, причем служил он в рядах десантных войск и, будучи в чине капитана, почему-то командовал майорами.

Из автобуса многих пришлось выносить, к чему в охотхозяйстве отнеслись с пониманием. Действо продолжилось за оборудованным под навесом дощатым столом. Робин все более ощущал себя лишним на этом празднике жизни. Пить он не любил, а сейчас и вовсе объявил сухой закон, твердо намереваясь приобщиться к таинству охоты. На его вопрос, когда собственно начнется главное действо, охотовед почесал затылок, покосился в сторону стола и изрек:

– Ежели живы будем, так с утра и начнем.

К изумлению Робина, утром встали все. Не обошлось без сложностей. Один бравый охотник ночью посетил уборную, но штаны при этом снять не удосужился. Не имея запасных, он был весьма растерян. Двое забыли дома ружья, кроме того, все чувствовали легкое недомогание, а выглядели как перед смертью. Первым делом коллектив наскоро ликвидировал недомогание известным русским способом. После этого остальные проблемы решились в один миг. Потрепанный уазик-пирожок привез всех участников к какому-то болоту. Это и было место охоты. Все принялись собирать ружья и производить другие священные действия. Робин опять остался в стороне от процесса и совершенно не знал, что делать дальше. Тут к нему и подошел егерь, поинтересовался временем и при этом назвал Робин Гудом.

– По моим, десять минут восьмого, – сказал Робин и добавил: – А в какой стороне кабаны?

– Да там, – егерь неопределенно махнул рукой. – Мысок тут удобный, некуда им деваться. А ты крут, мы тут с автоматами видали, с арбалетами, но лук в первый раз. Не боишься-то?

– Не моя идея, – Робин кивнул в сторону Сереги. – На спор с этим приятелем как-то сбил дикую утку влет, он и загорелся идеей затащить меня на настоящую охоту.

– Ну смотри, кабаны тут не очень, но тоже не малые. Поставим тебя с краю, вряд ли они там пойдут. Но если что, замри в камышах колодой, не должны заметить.

– А как их лучше бить? В голову или куда еще?

– Ну ты горяч! Да их башку не каждая пуля пробьет, а раненый секач страшнее Терминатора. Лучше постой спокойно, вряд ли ты их вообще увидишь, мы тут не первый раз, по краю они не уходят.

Робин молча протянул егерю свой лук:

– Попробуй натянуть.

Тот с интересом принял незнакомое оружие, покрутил в руках, взялся за тетиву, потянул.

– Мать мою из-за угла коромыслом! Да он как каменный! Как его вообще можно натянуть?

– Дай-ка сюда.

Робин легко подцепил тетиву и, хрустнув суставами, одним плавным движением взвел свое оружие.

Егерь одобрительно крякнул:

– Ну ты и силен, с виду и не скажешь. А что это за ерундовина у тебя на пальце? В носу такой не поковыряешь.

– Это специальное приспособление, тетиву цеплять. Она тонкая, очень прочная, при такой нагрузке пальцы как нож отрежет. Рукавица на левой руке тоже специальная, чтобы при стрельбе рука не пострадала.

– Хитро-то как! А вот скажи-ка, доску-сороковку твой лук пробьет али нет?

– Хорошей стрелой он за пятьдесят метров приличный стальной лист пробьет, а сороковка ему как бумага. У нормального лука энергия выстрела выше, чем у большинства пистолетов. То же касается точности и дистанции стрельбы. Только скорость пули намного выше, чем у стрелы. Если тебе поставить двухсотлитровую бочку, из своего дробовика за сколько метров ты в нее попадешь?

– Ну ежели доброй пулей да с верхнего ствола, то метров на двести.

– Очень сомневаюсь. Я на такой дистанции всажу в нее весь колчан. Гарантирую.

Егерь покосился на лук уважительно. Из своих сорока восьми лет сорок три он провел в лесу и видел много разных охотников. Но этот парень был самым необычным. Удивляло не его оружие и даже не железная трезвость. От него веяло странно спокойной, несокрушимой силой, вид у него был такой, что сразу становилось ясно: мир вертится вокруг него, подстраиваясь под этого человека. Егерь не знал, что такое харизма, но интуитивно понимал, что этот парень обладает тем, чего у самого егеря никогда не будет. Спорить с ним совершенно не хотелось, да и действительно, на двести метров попасть из гладкостволки – немалая удача, чем ты не стреляй.

– А зовут-то тебя как? – поинтересовался егерь.

– Робин.

– Я серьезно спрашиваю.

– Я тоже. Показать документы?

– Да не надо уж, верю. А меня тут все Петровичем кличут.

– Будем знакомы. А что, правда, кабаны по моему краю никогда не ходят?

– Да кто этих гадов полосатых знает. С них станется, могут и пойти, если рыло не туда завернут. Хочешь, в другое какое-нибудь место поставлю?

– Да ладно, сойдет, не надо ничего менять. Долго мы еще стоять здесь будем?

– Ужо скоро. Вон Пашка чапает, морда аж светится. На месте зверь, счас тронемся потихоньку.

Петрович развернулся навстречу Пашке, на ходу представив, что кабаны действительно пойдут по краю болота. Оглянувшись на лениво-спокойную фигуру Робина, он пожалел зверей. В следующий миг сверкнула столь яркая вспышка, что мир превратился в собственный негатив. Егерь с криком прикрыл лицо рукой, но беспощадный свет продолжал терзать глаза, а в ушах взвыло страшным, мерзко лязгающим свистом. Достигнув самой высокой ноты, звук стих, следом наступила тьма.