Таня Гроттер и птица титанов - Емец Дмитрий Александрович - Страница 41

Переписка то разгонялась, то останавливалась, когда обоим «переписчикам» казалось, что они взяли слишком большой темп дружбы и надо бы замедлиться, чтобы быстро не прогореть. Поначалу Пуппер отвечал редко, но постепенно разохотился, особенно когда узнал, что Пипа с Таней живут в одной комнате. На радостях он прислал купидончика с букетом таким огромным, что купидончик по дороге раз семь уронил его в грязь.

В букете Пипа нашла записку:

Пипа посмотрела на записку сначала правым глазом, потом левым. Содержание ее от этого, к сожалению, не изменилось.

– Танька! Ты не спишь? – окликнула она.

– Пока нет! А что? – рассеянно ответила Таня, выкладывая на туалетный столик кусок пенопласта с тремя отравленными шипами.

– Да ниче! Будешь ложиться спать – протри щеку одеколоном!

– Зачем?

– Целовать тебя буду! Поручение у меня, – мрачно пообещала Пипа и плюнула в горшок с фиалками.

Выполнить поручение Пуппера ей не удалось. Она заснула около полуночи, а Таня всю ночь под одеялом читала «Сплетни и бредни». Затрепанный журнальчик повизгивал от удовольствия, обрушивая на нее волны сведений.

К сожалению, подача информации в «Сплетнях и бреднях» соответствовала названию журнала. Всякое мелкое событие (например, у Грызианы пропала собачка) обсасывалось с самых скандальных точек зрения:

«Грызиана: Пуфика я любила больше четвертого мужа, но меньше восьмого!»

«Психомаг Фридрих Вуддисткий: «Я предупреждал Грызю, что ее зверя ждет страшная беда!»

«Собачка Грызианы – скрытый магфордский шпион-трансмаг?»

«За всеми вкусными собачками внимательно следят! Рецепты приготовления собачек. Интервью с корейским магом».

«А существовал ли заявленный в описи ошейник с алмазами? Сомнения страхового агента».

«Собака ухнула в микромир и обречена на бесконечные странствия внутри чайной ложки».

Читатель проваливался в мир гипотез и целых шестнадцать страниц сострадал несчастному животному, то пламеняя от гнева, то дрожа от ужаса, то зарекаясь заводить собак, если всех их владельцев ждут такие же страдания, как рыдающую на оживающей фотографии Грызиану, которая одна проливала больше слез, чем неисправный кран.

В следующем номере двумя-тремя строчками самым мелким шрифтом обычно печаталось опровержение. Например: «Собачка Грызианы, о похищении которой сообщалось в прошлом выпуске, сутки просидела, захлопнутая в шкафу. З.Ы. А если это был пожирающий шкаф?»

Однако сейчас Тане было неважно, можно верить журналу или нет. Она жадно разглядывала оживающие фотографии родителей. Уж они-то в любом случае были настоящими. Разглядывала хмуро, без нежности, но с нетерпеливой жадностью. Под одеялом было душно. Изредка она приподнимала его край, чтобы немного продышаться. Сделав это в очередной раз, Таня заметила, что за окном рассветает и из утренней серости проступает силуэт Башни Привидений.

– Дураки вы, что позволили себя убить! – сказала Таня.

Подушка у нее была мокрой. Таня не понимала почему, ей казалось, что она и не плакала. Журнал трусливо отодвинулся. Настоящих слез он не любил, делая исключение для слез теледив, рыдающих из-за собачек. Так Таня и заснула с журналом в обнимку и с лицом, зарывшимся в подушку.

Проснулась она от того, что в дверь кто-то настойчиво барабанил. Таня торопливо накинула на плечи драконбольную куртку, доплелась до двери, открыла и увидела Тарараха.

– Я волнуюсь, а она вотанная гдетанная! – воскликнул питекантроп, хлопая ее по плечу.

– А где я должна быть? Что, уже утро?

Таня взглянула на часы, известные всему Тибидохсу своей ленью. Целый день обе стрелки вяло болтались на цифре шесть, но, когда на них смотрели, спохватывались и показывали более или менее точное время.

– Ого! Одиннадцать!

– Между прочим, ты это… прогуляла мой урок!

– Ой, прости!

– Ерунда! Я это… само собой, не в обиде! Просто я бронзогривого льва с собой припер, а держать его было некому. Ванька потому что винторога держал! – Питекантроп скользнул глазами по комнате и, остановившись взглядом на подоконнике, радостно воскликнул: – О мой нож! Наконец-то! А то не отрезать, ничего!

Таня едва не хлопнула его по пальцам. Со времени кражи ножа прошли сутки. По законам прежнего мира, вещь можно больше не прятать. Она сменила владельца.

– Где ты его нашла?

Таня притворилась более сонной, чем была в действительности. Удачно зевнула и стала тереть рукой лицо. Хорошо, что питекантроп не требовал ответа. Ему хватало восторга, что нож найден.

– По гроб тебе обязан! Что бы я без тебя, Танька, делал? Ты настоящее сокровище!

Таня перестала тереть лицо.

– Этого у меня не отнять. Кстати, Тарарах, хотела у тебя спросить… можно?

– Ну дак!

– Ты что-нибудь знаешь про птицу титанов?

Тарарах перестал радоваться ножу. Глаза его широко открылись.

– Я-то да, а ты откуда? Давно это все было! Я же никому вроде не рассказывал! Хотя кое-кто, конечно, знает! Сарданапал там, Медузия… – озабоченно произнес он.

У Тани со вчерашнего вечера была заготовлена убедительная ложь. Она сказала, что в подвалах Тибидохса встретила хмыря. Попыталась спугнуть его заклинанием, однако что-то не сработало. Застрявший в стене хмырь пригрозил ей птицей титанов и ни к селу ни к городу приплел Тарараха, после чего убрался.

Питекантроп слушал Таню и скреб короткими пальцами волосатую грудь.

– Да-а, – прогудел он. – Ходов-то там того… если прочесывать, на сто лет вперед работы хватит! Готфрид Бульонский, почитай, целыми днями нежить в подвалах гоняет, а меньше ее не становится… Что же это за хмырь такой? Не заметила: рожки у него одинаковые или один недоразвитый?

– Не заметила. А вот ноги у него кривые! – торопливо соврала Таня.

Тарарах досадливо отмахнулся.

– Да у них у всех ноги кривые. Были бы прямые – это уже примета, а так… Хорошо бы, конечно, повстречать этого гада! Откуда он, интересно, все знает? Секрет это страшенный! Никому этого говорить нельзя, а тут вдруг хмырь!

– А ты правда вылечил птицу титанов? Какая она? Больше Гоярына? – Таня захлопала глазами так наивно, что сама усомнилась: не переборщила ли.

По счастью, питекантроп был простодушен.

– Да не, Тань, какое там! Кроха она совсем! На ладони у тебя поместится!.. Пошел я в лес ловушки поискать… Горыня с Дубыней тогда уже вовсю браконьерством баловались. Усыню они опосля втянули, а тогда он еще неплохой парень был. В хоре призраков не то чтобы пел, но стулья помогал двигать. Короче, смотрю: деревья повалены, земля выжжена. А тут еще что-то серенькое такое – лежит и не двигается. Подхожу, вижу: птица! Крыло сломано, нога обгорела, и грудь с одной стороны ощипана до мяса! Стал я рану подчищать, перышко некстати торчало, так не поверишь! Клещами пера не мог выдернуть – у такой-то малютки… Ну, потом отлежалась, конечно. Но пока я ее лечил, такие вещи в мире творились – жуть. Землетрясения, бури. Вулкан какой-то в Пумпеях извергнулся.

– Это все Горыня и Дубыня сделали? Ну, с птицей?

Тарарах присел на корточки и охотничьим ножом стал срезать на большом пальце заусенец. Было заметно, что он очень смущен и колеблется.

– Ты, Танька, конечно, свой в доску человечек… Да ты это… никому не скажешь? Понимаешь, я Сарданапалу клятву давал, что про птицу титанов никому не заикнусь!..

– Ты и не заикался. Я сама тебе про нее рассказала! – напомнила Таня.

Питекантроп оставил заусенец в покое и решительно вонзил нож в пол.

– Вообще, да… Получается, я тайны не разбалтывал, раз ты сама заговорила! – сказал он с облегчением. – Да не, куда там Горыне и Дубыне? Они ее и не разглядят! Оленя или вепря – это дело другое. Яму на тропе пророют, бревно подвесят – это у них ума хватит.