Тьма, — и больше ничего - Кинг Стивен - Страница 68

Она говорила обычным спокойным тоном, но неожиданно расплакалась, и крупные, как описывают в книжках, слезы, переполнив глаза, градом покатились по ее щекам. За время совместной жизни чувства успели порядком притупиться, однако теперь Стритер ощущал их бурный всплеск, как в молодости, когда они с Джанет жили в убогой квартирке на Коссут-стрит и иногда занимались любовью на ковре. Он прошел в комнату для стирки, взял у жены из рук рубашку, которую она складывала, и обнял ее. Она порывисто ответила на его объятия.

— Как все это жестоко и несправедливо! — воскликнула Джанет. — Ничего, мы выстоим. Не знаю как, но выстоим.

— Непременно. И начнем с того, что, как обычно, пойдем на ужин к Тому с Нормой.

Чуть отпрянув, она посмотрела на него мокрыми от слез глазами.

— Ты хочешь им сказать?

— Чтобы испортить вечер? Ни в коем случае.

— А у тебя получится поесть, чтобы не… — Приставив к губам два пальца, Джанет раздула щеки и скосила глаза, изображая рвотный позыв и тем самым вызывая у Стритера невольную улыбку.

— Насчет четверга не знаю, но сейчас я бы что-нибудь съел, — ответил он. — Может, изобразить что-то типа гамбургера? Или лучше просто сходить в «Макдоналдс»… если хочешь, принесу тебе оттуда шоколадный «шейк»…

— О Господи! — воскликнула она, вытирая глаза. — Просто чудо какое-то.

— Я не стал бы называть это чудом, — объявил в среду днем Стритеру доктор Хендерсон, — однако…

Это было через два дня после обсуждения Стритером вопроса жизни и смерти под желтым зонтиком Элвида и за день до традиционного еженедельного ужина с супругами Гудхью, который в этот раз должен был состояться в их шикарной резиденции. Стритер мысленно называл ее Домом, который построил Мусорщик. Беседа проходила не в приемной доктора Хендерсона, а в маленьком кабинете для консультаций амбулаторной лечебницы Дерри. Хендерсон пытался отговорить Стритера от магнитно-резонансной интроскопии, убеждая его в том, что страховка не покроет подобных расходов, а результаты определенно разочаруют. Но Стритер настоял.

— Что «однако», Родди?

— Опухоли словно уменьшились, а в легких вроде бы чисто. Впервые вижу подобные результаты; кстати, как и те двое специалистов, что по моей просьбе взглянули на снимки. А что еще более важно — но это только между нами, — оператор МРИ тоже не видел ничего подобного, а уж этим ребятам я склонен полностью доверять. Он даже решил, что произошел сбой компьютерного оборудования.

— Но я себя хорошо чувствую, — заметил Стритер. — Собственно, поэтому я и настаивал на обследовании. Это что — тоже «сбой»?

— Рвота бывает?

— Пару раз — да, — признал Стритер. — Но, я думаю, это из-за «химии». Кстати, я намерен от нее отказаться.

— Считаю, это очень неразумно, — нахмурился Родди Хендерсон.

— Неразумно было ее начинать, друг мой. Ты будто сказал мне: «Прости, Дэйв, но твои шансы не дотянуть до Дня святого Валентина равны примерно девяноста процентам, а оставшееся время мы тебе испоганим, накачав тебя ядом. Вероятно, хуже ты мог бы себя чувствовать, только если бы я впрыснул тебе стоки со свалки Тома Гудхью, да и то вряд ли». А я, как дурак, согласился.

У Хендерсона был обиженный вид.

— «Химия» — последняя надежда на спасение для…

— Да ладно, брось, — добродушно улыбаясь, оборвал Стритер. Он сделал глубокий вдох — легкие наполнились воздухом. Ощущение было прекрасное. — Когда рак протекает в агрессивной форме, «химия» делается не ради пациента. Это мучительная надбавка, которую приходится платить пациенту ради того, чтобы после его смерти родственники с докторами, пожав возле гроба усопшего друг другу руки, могли сказать: «Мы сделали все от нас зависящее».

— Жестко сказано, — заметил Хендерсон. — Но ведь не исключен рецидив.

— Скажи это метастазам, — ответил Стритер, — которых у меня больше нет.

Хендерсон со вздохом «заглянул в темнеющие неизведанные глубины» организма Стритера — снимки продолжали сменяться на мониторе приемного кабинета с двадцатисекундным интервалом. Все показатели были хорошими, это понимал даже Стритер. Однако это, казалось, совершенно не радовало его врача.

— Да ладно тебе, Родди. — Стритер говорил по-доброму, отеческим тоном, как, вероятно, мог когда-то говорить с Мэй или Джастином, когда те теряли или ломали любимую игрушку. — Всякое бывает — и обломы, и чудеса. Я читал об этом в «Ридерз дайджест».

— На моей памяти в кабинете МРИ такого никогда не бывало. — Взяв ручку, Хендерсон постучал ею по ощутимо распухшей за последние три месяца амбулаторной карте Стритера.

— Все когда-то бывает впервые, — заметил Стритер.

Летний вечер, четверг, Дерри. Красные ленивые лучи предзакатного солнца падали на идеально спланированный, орошенный и благоустроенный участок, который Том Гудхью имел наглость обозвать «стареньким двориком». Сидя в шезлонге в патио, Стритер слышал звон тарелок и смех Джанет с Нормой, укладывавших посуду в посудомоечную машину.

Дворик? Ничего себе дворик — да это в представлении рядового обывателя целый рай.

Там даже был фонтан с мраморным мальчонкой в центре. Почему-то именно этот голозадый херувимчик (разумеется, писающий) больше всего Стритера и раздражал. Он не сомневался, что идея принадлежала Норме — она в свое время училась в гуманитарном колледже и нахваталась там всяких псевдоклассических претензий, — однако видеть это создание в лучах клонящегося к закату солнца здесь, в штате Мэн, и понимать, что оно обязано своим присутствием мусорной монополии Тома…

А вот и он, легок на помине («Помяни черта…» Стритер тут же вспомнил про Элвида), Его Величество Мусорный Король, левой рукой прихватил за горлышки пару запотевших бутылочек «Споттед хен». Стройный и подтянутый, в рубашке с расстегнутым воротом и потертых джинсах, с отблеском вечерней зари на худощавом лице — Том Гудхью выглядел словно фотомодель, рекламирующая пиво на страницах какого-нибудь журнала. Стритер даже мог представить себе эту картинку: Живите полной жизнью, пейте «Споттед хен».

— Решил, что ты не откажешься еще от одной, раз твоя очаровательная супруга не против сесть за руль, — сказал Том.

— Спасибо. — Взяв одну из бутылок, Стритер поднес ее горлышко к губам и сделал глоток. Показуха или нет — но вкус ему понравился.

Не успел Гудхью присесть, как появился Джейкоб, футболист, с тарелкой сыра и крекера. Он был таким же широкоплечим красавцем, как и Том в его годы. Должно быть, девчушки из группы поддержки буквально вешаются ему на шею, подумал Стритер. Видно, отбиваться приходится.

— Мама подумала, это будет кстати, — сказал Джейкоб.

— Спасибо, Джейк. Ты уходишь?

— Ненадолго. Побросаю с друзьями фрисби, пока не стемнеет. Потом позанимаюсь.

— Не ходите на ту сторону: там вырос сумах — ядовитый плющ.

— Да, знаю. Денни еще в младших классах как-то прикоснулся к этой гадости, и так ему стало жутко плохо, мать даже решила, что у него рак.

— Ух ты! — воскликнул Стритер.

— Поезжай аккуратно, сынок. Без лихачества.

— Не волнуйся. — Положив отцу руку на плечо, парнишка без тени смущения — что не осталось незамеченным Стритером — поцеловал его в щеку. Помимо здоровья, роскошной жены и нелепого писающего херувима, у Тома был восемнадцатилетний красавец сын, который считал вполне естественным перед уходом к своим дружкам подойти и поцеловать отца.

— Он хороший парень, — не без гордости сказал Гудхью, глядя вслед сыну, вошедшему в дом. — Упорно занимается, старается — не то что его отец в молодости. Мне повезло, что рядом оказался ты.

— Нам обоим повезло, — с улыбкой отозвался Стритер; положив мягкий кусочек сыра бри на печенье, он отправил все это в рот.

— Я рад, что вижу, как ты ешь, дружище, — заметил Гудхью. — В последнее время мы с Нормой уже заволновались, не случилось ли чего с тобой.

— Все в порядке — лучше не придумаешь, — ответил Стритер, делая очередной глоток вкусного (и, несомненно, дорогущего) пива. — Правда, стали проявляться залысины. Джанет говорит, от этого я кажусь более худосочным.