Тьма, — и больше ничего - Кинг Стивен - Страница 40

Если он вдруг догадается, я буду сопротивляться. Я буду драться, буду бить его изо всех сил…

Однако этого не случилось. Довольно долгое время она по-прежнему боялась открыть глаза. Ей представлялось, что он все еще рядом — заглядывает в трубу, куда запихнул ее, и, в нерешительности склонив голову, ждет, что она выдаст себя неосторожным движением. Как же он не понял, что она жива? Ведь наверняка чувствовал ее сердцебиение. И что толку было бы драться с этим громилой-шоферюгой? Он бы запросто выволок ее одной рукой, ухватив за босые ноги, и вновь принялся душить. Только на сей раз уже до смерти.

Она продолжала лежать в застоявшейся воде среди гниющей листвы, глядя в пустоту сквозь чуть приоткрытые веки и сосредоточившись на своей жуткой роли — роли трупа. Она погрузилась в состояние мрачного беспамятства, но еще не совсем небытия, и это продолжалось довольно долго, впрочем, возможно, ей так только показалось. Когда она услышала звук мотора — это был его грузовик, определенно его, — то решила, что она все это придумала, что ей все просто грезится и что он все еще где-то рядом.

Однако неровный гул двигателя, поначалу чуть приблизившись, стал удаляться по Стэг-роуд.

Тут какая-то уловка.

Это уже смахивало на истерию. Но как бы то ни было, не могла же она провести там всю ночь. Приподняв голову (и тут же поморщившись от боли в истерзанном горле), она посмотрела в конец трубы и увидела лишь ровненький серебристый кружок лунного света. Тесс начала было, извиваясь, двигаться в его направлении и вдруг замерла.

Здесь кроется какая-то хитрость. Не важно, что мне послышалось, — он все еще рядом.

Теперь эта мысль стала более отчетливой. И именно из-за того, что она ничего не увидела в конце водопропускной трубы. Сюжет какого-нибудь «ужастика» или триллера здесь предполагал бы обманчивое успокоение перед кульминационным моментом — белая рука, вынырнувшая из озера в «Избавлении»; или Алан Аркин, бросающийся на Одри Хепберн в «Дождись темноты». Тесс не любила ни триллеров, ни «ужастиков», однако изнасилование, едва не завершившееся ее гибелью, словно приоткрыло дверь в склеп воспоминаний о всевозможных страшилках.

Он наверняка все еще караулил ее. Ведь за рулем грузовика мог сидеть его сообщник. А сам он остался ждать на корточках возле трубы с упорством, присущим сельским жителям.

— Снимай-ка штанишки, — прошептала она и тут же закрыла рот рукой. Вдруг он ее слышал?

Прошло пять минут. Наверное, пять. От холодной воды у Тесс началась дрожь. Скоро и зубы застучат. Если он там, то услышит.

Он уехал. Ты же слышала.

Может, да, а может, и нет.

А может, ей и не стоило вылезать из трубы тем же путем, которым ее туда запихнули. Это же водопропускная труба, она проходит под дорогой, и, судя по тому, что Тесс ощущала под собой струящуюся воду, труба не забита. Она могла бы проползти по ней насквозь и взглянуть на стоянку возле заброшенного магазина. Убедиться, что грузовик действительно уехал. Правда, если сообщник существует, ей все равно грозит опасность. Однако в глубине души — там, где прятался здравый смысл, — Тесс была уверена: никакого сообщника не было. Сообщник бы не преминул воспользоваться ею в свою очередь. И кроме всего прочего, такие громилы, как правило, «работают» в одиночку.

Ну а если его нет? Тогда что?

Она не знала. Она с трудом представляла свою дальнейшую жизнь после случившегося с ней днем в заброшенном магазине и после вечера, проведенного в трубе с гниющей листвой в качестве подушки под поясницей. А может, и не стоило это представлять? Может, лучше думать о том, как она вернется домой к Фрицику и накормит его? Тесс представила коробку с его лакомством, стоявшую на полочке в ее уютной кладовочке.

Перевернувшись на живот, она попыталась приподняться на локтях, чтобы ползти к дальнему концу водостока. И тут она увидела своих соседей по трубе. Один из трупов уже практически превратился в скелет с протянутыми, словно в мольбе, руками. По количеству сохранившихся на голове волос Тесс определила, что это труп женщины. Другой мог вполне сойти за изуродованный манекен из универмага, если бы не выпученные глаза и высунутый язык. Этот был посвежее, однако представители фауны уже над ним потрудились, и даже в темноте Тесс смогла различить оскал зубов убитой женщины.

Выбравшийся из волос «манекена» жук пополз дальше по переносице.

Тесс пронзительно вскрикнула и, судорожно попятившись, вылетела из трубы. Она вскочила на ноги. Промокшая насквозь одежда прилипла к ее груди и животу, снизу же она была голая. И хотя она не отключилась полностью (так ей по крайней мере казалось), осознавала происходящее только выборочно. Позже, оглядываясь назад, последовавший за выходом из трубы час представлялся ей темной полосой, освещенной лишь кое-где, участками. Время от времени на этих участках появлялась истерзанная женщина с разбитым носом и перепачканными кровью ногами. Затем ее вновь поглощала темнота.

9

Тесс очутилась в заброшенном магазине, в большом пустом зале, некогда разделенном рядами продуктов; возможно, с морозильной камерой где-то в торце и — наверняка — с холодильником для пива вдоль всей дальней стены. Она все еще чувствовала запах давно исчезнувшего отсюда кофе и острых закусок. Либо он просто забыл про ее брюки, либо собирался вернуться сюда за ними позже — после того как соберет свои утыканные гвоздями деревяшки, — но она вытащила их из-под прилавка. Под брюками оказались туфли и телефон — разбитый, конечно. Когда-нибудь этот Громила сюда вернется. Резинка для волос пропала. Тесс вспомнилось (довольно смутно, так люди обычно вспоминают некоторые эпизоды раннего детства), что днем одна из женщин поинтересовалась, откуда у нее эта резинка, и неожиданные аплодисменты, когда она ответила: «Джей-Си-Пенни». Она вспомнила, как этот Громила пел «Браун шугар» — по-детски громко и бездарно, и вновь погрузилась в небытие.

10

Тесс брела в лунном свете позади магазина. Чтобы унять дрожь, она накинула на плечи неизвестно откуда взявшийся видавший виды коврик — хоть и замызганный, он все же согревал; и она запахнула его поплотнее. Неожиданно она осознала, что давно ходит вокруг магазина, — это, вероятно, был уже ее третий, а то и четвертый раз. В неосознанном желании найти свой «форд-экспидишн», она кружила там, где он мог быть, забывая, что он исчез. А забывала она по той причине, что ее стукнули головой, изнасиловали, пытались задушить, и теперь она пребывала в состоянии глубокого потрясения. Тесс в какой-то момент подумала, что у нее могло произойти и кровоизлияние — а как определишь, если только, очнувшись, не увидишь ангелов, готовых сообщить тебе об этом? Легкий ветерок, дувший во второй половине дня, окреп, и мерное поскрипывание вывески стало чуть громче. «ВЫ НРАВИТЕСЬ ДРУГ ДРУГУ».

— «Севен-ап»! — воскликнула она. Это прозвучало сипловато, но вполне приемлемо. — Вот что это такое! «Вы нравитесь друг другу». — Она вдруг услышала свое собственное пение. У нее был хороший голос, а после попытки Громилы придушить в нем появилась прелестная хрипотца. Словно тут среди ночи вдруг запела Бонни Тайлер. — «Севен-ап»… ты так хорош… на вкус и цвет сигареты лучше нет! — Она почувствовала некоторую «нестыковку», а может, и нет. Так или иначе, петь следовало нечто более достойное, чем какие-то дурацкие рекламные слоганы, раз уж ее голос приобрел такую замечательную хрипотцу. Если уж тебе суждено быть изнасилованной и оказаться в трубе рядом с двумя разлагающимися трупами, надо постараться вынести из этого хоть что-то полезное.

Я спою хит Бонни Тайлер «Душевная боль». Слова я знаю, наверняка вспомню: они ведь где-то там — среди обрывков воспоминаний… Любая писательница хранит…

Но тут Тесс вновь погрузилась в небытие.

11

Она плакала, сидя на камне, и слезы текли рекой. У нее на плечах был все тот же замызганный коврик. Промежность горела от жгучей боли. Кисловатый привкус во рту свидетельствовал о том, что ее вырвало в промежутке между сидением на камне и хождением вокруг магазина, однако она не помнила, как это произошло. Помнила она лишь…