Дудочка крысолова - Михалкова Елена Ивановна - Страница 43

– Я что тебе, будильник, чтобы время засекать? Про время я все сказал твоим мальчикам, второй раз повторять не буду, у них спроси.

Властное значительное лицо, высокомерие грузинского князя, тяжелые набрякшие веки под черными глазами. «Артист, елы-палы!» – решил Бабкин, но если Даташвили и играл, поймать его на притворстве он не мог – ресторатор был естественен и органичен. Он в нескольких словах обрисовал их соревнование с Коцбой, но сразу замолчал, стоило Бабкину завести речь о других клиентах.

– Видел их. Что делали, у них спроси.

И больше ничего выжать из Вано Даташвили не удалось.

Чиновник по фамилии Сушков, оказавшийся точно таким же, как на фотографии – маленьким, круглоголовым и плешивым, – трясся, вскрикивал и то и дело начинал истерически скандалить, требуя немедленно соединить его с начальством Бабкина, но на предложение самому позвонить и поговорить с Игорем Васильевичем почему-то отвечал резким отказом. За пятнадцать минут Сергей Иванович до того вывел сыщика из себя, что в конце концов Бабкин повысил голос, о чем тут же пожалел.

– А вы на меня не кричите! – окрысился на него Сушков. – Вам тут не семнадцатый год, между прочим! Интеллигенцию всю задавили, теперь за нас принялись, да?!

– За вас – это за кого? – устало поинтересовался Сергей.

– За нас! За тех людей, которые правду готовы говорить, невзирая на лица! А такие, как вы, нас стреляете, душите, увольняете, гоните прочь отовсюду, чтобы мы вам глаза не мозолили… Развелось вас столько, что и подумать страшно!

– Вы забыли добавить – «сатрапы».

– Что?

– Говорю, забыли добавить о сатрапах и душителях свобод. Чтоб уж для полноты картины.

Сушков замолчал, пожевал губами, прищурился – и вид у него вдруг стал совершенно благостный. Маленькие ручки, сложенные на коленях, бровки, скорбно сведенные вместе – о Сушкове хотелось говорить в уменьшительно-ласкательной форме и извиняться за беспочвенные подозрения. Но Бабкин справился с этим порывом.

– Когда вы приходили к Микаэлле? – спросил он. – Сколько примерно времени, по вашим ощущениям, прошло с тех пор, как вы появились в клубе?

– А не знаю я, сколько времени! Может, час, а может, и два. Спросите у той девки, которую я в лабиринте встретил!

– Какой девки?

– Ливи. Мы с Микаэллой… – Он сделал паузу и продолжил: – Я у Мики посидел, кальян покурил, а затем ушел. Поднимаюсь наверх по лестнице, а навстречу Ливи бежит, блондиночка. Ничего такая, аппетитненькая.

– И что?

– А ничего, – равнодушным голосом ответил Сушков. – Ущипнул ее за ляжку и дальше пошел. И больше никого не видел. Только визг услышал, понял, что случилось что-то. А так я ни при чем, это вам и самому должно быть ясно.

Бабкину не было ясно, и он вцепился в Сергея Ивановича бульдожьей хваткой, заставляя того вспоминать, какое выражение лица было у встретившей его Рокуновой, что она сказала, как посмотрела… Когда он в четвертый раз зашел с другой стороны, чиновник внезапно просветлел лицом:

– А! Она что-то прочирикала о Вано, который только что второй раз проиграл Аслану!

«Только что?»

Сергей придвинул к себе таблицу перемещений гостей и русалок, быстро пробежал ее глазами. Им удалось выяснить, что заплывы Даташвили и Коцбы в первом озере закончились около половины одиннадцатого. Значит, примерно через пять-десять минут Сушков столкнулся в лабиринте с Рокуновой, и она бежала в грот Микаэллы. Сама Рокунова нашла тело около одиннадцати с небольшим. И где, спрашивается, она провела эти свободные двадцать минут?

Он еще потерзал Сергея Ивановича, но больше ничего не смог от него добиться.

Последним из клиентов, с которым Сергею предстояло побеседовать, был Олег Лихой. Бабкин заранее напрягся, вспомнив актеров, с которыми он имел дело прежде, и держа в памяти досье Лихого. Но вместо истеричного самовлюбленного павиана перед ним оказался усталый, явно пьющий, как Бабкин и видел по фотографии, но вменяемый мужчина, который держался со спокойным достоинством. Он не был ни высокомерен, как Даташвили, ни нарочито простоват, как Коцба, и отвечал на вопросы подробно и явно стараясь помочь – либо талантливо изображая это.

– Я и к Мике заходил, и у Клео был… – говорил он, потирая лоб. – Они веселые обе. Мика, правда, злая, ну так и Клео не ангел. Ангелы мне здесь и не требуются. Во сколько? В одиннадцать? Честное слово, не могу сказать. Я сюда на целый день приезжаю, плаваю в свое удовольствие, у девчонок отсыпаюсь. Сегодня почти все время на открытом озере был, смотрел, как мужики соревнуются. Потом спасатели из пещеры повыскакивали и бросились в воду. А затем нас Игорь собрал и попросил войти в положение и все такое прочее. Ну вот и все.

Те же самые вопросы, что Сергей задавал другим, и те же ответы. Нет, никого из девочек он не встречал раньше и не был прежде знаком с убитой. Иногда спал с ней, но предпочитал Клео – и Софи.

– Это та прелестная девчушка, что до Ливи здесь была. Не знаю, куда она делась.

Он немного виновато пожал плечами и вопросительно посмотрел на Бабкина:

– Ты не знаешь, а? Я как-то раньше и спросить не догадался. А сейчас самому стыдно. Она глупенькая была, но ласковая.

Сергей отрицательно покачал головой. Он не хотел сообщать этому испитому, но все еще очень красивому человеку, что его глупенькую ласковую Софи нашли несколько месяцев назад с перерезанным горлом.

Закончив беседу с Лихим, он плюнул на неловкость и потребовал еще кофе – нормальную большую чашку, – и когда ее принесли, выпил за минуту, обжигаясь. После всех сегодняшних бесед у него осталось ощущение, что единственным человеком, который не притворялся и никого не изображал, был актер.

Сергей снова взял трубку, набрал номер одного из помощников.

– Приведите ко мне русалок, – устало попросил он. – Да нет, можно сразу обеих.

Девушки казались куда более потерянными, чем день назад, и даже Женя – Клео не метала молнии, не рычала и не изображала взбесившуюся пантеру. Но когда Бабкин завел речь о Соне, ему показалось, что она вздрогнула. Они познакомились несколько лет назад, и сюда, в «Артемиду», пришли работать вместе.

Илюшин не дал напарнику указаний, о чем расспрашивать, и потому Бабкин просто пытался разговорить обеих, чтобы узнать как можно больше о первой убитой девушке.

– Ну… Она не очень умная была, Сонька, – тянула Оксана, качая туфлей. – Но хорошая!

– Да она была просто чудо! – с неожиданной горячностью вступила Женя. – Добрая, как ребенок. В жизни никогда никого не обидела, а ее и обижали и обманывали, потому что она доверчивая, дурочка наша.

Сергей пристально взглянул на рыжую и спросил, где жила Минина. Оказалось, что они вместе с Женькой снимали квартиру, и в ту ночь, когда Соню убили, она возвращалась домой из клуба, а Женька осталась, потому что у нее была ночная смена.

По тому, как исказилось лицо Коромысловой, когда она говорила о смерти подруги, Бабкин понял, чего ей стоил этот рассказ. Эль успокаивающе положила руку ей на плечо, притянула к себе, словно ребенка. Они странно выглядели сейчас, когда одна, по виду девочка-подросток, покровительственно обнимала вторую, взрослую.

– Что Соня любила? – наугад спросил Сергей.

– Рукоделие, – ответила Оксана, не задумываясь. – Она и вязала хорошо, и вышивала, и плела…

– Макраме очень любила! – торопливо перебила Женя, взглянув на подругу. – Все горшки у нас в квартире обвязала. А, и еще покушать ей нравилось.

Она зачем-то принялась подробно рассказывать, что именно любила поесть Соня Минина и как боролась потом с лишним весом, а Оксана, которая сидела молча, вдруг вступила с невнятным рассказом о каком-то кафе, куда они втроем любили заходить, и чем больше Бабкин их слушал, тем отчетливее понимал, что зря тратит время. Его царапнула какая-то деталь в разговоре, но сколько он ни напрягался, не мог поймать ее.

Что бы ни хотел вытащить из этих девчонок Макар, ему следовало заниматься этим самому.

Сергей отпустил «русалок», и почти сразу в комнату заглянул Николай с расчесанной губой, принес Бабкину фотографии Софьи Мининой.