Дудочка крысолова - Михалкова Елена Ивановна - Страница 25

Алькин ангел печально посмотрел ей вслед, а затем тяжело ухнул вниз с проводов и, взбивая крыльями воздух, с трудом поднялся выше и полетел… Но не за красной маленькой машинкой, быстрой букашкой уползавшей по светящемуся стеблю дороги, а в противоположном направлении – обратно, к городу.

Сергей перелистывал страницы «дел», составленных для него на скорую руку сотрудниками Перигорского. Перед ним стоял ноутбук, в котором имелись те же данные, но дальновидный Игорь Васильевич приказал распечатать каждое «досье» и оказался прав – Бабкину было удобнее и привычнее начинать работу с «живым» делом.

Четыре человека, четыре человека… С одной стороны, не так много. С другой, учитывая специфику их расследования, четверо – это очень много, это чертовски много! Он захлопнул поочередно все папки и разложил перед собой несколько листов, на которые успел выписать важную информацию о каждом из клиентов. Бабкин предпочитал ориентироваться по своим записям, а не по чужим.

А еще он предпочитал перед очередным важным делом составлять план. Он привык к этому с юности, убедившись, что единственная область его жизни, где он может ничего не планировать заранее, – это спорт. Там он проявлял удивляющую многих быстроту реакции, неожиданную в таком крупном и неповоротливом на вид человеке. Внешность Сергея была обманчива, в чем неоднократно удостоверялись те, кто недооценивал его.

Но во всем остальном ему приходилось продумывать заранее, что он будет делать, и записывать основные пункты плана. Бабкин не был ни глупым, ни медлительным, но старался избегать ситуаций, которые могли поставить его в тупик даже на короткое время.

В этом заключалось основное отличие их с Илюшиным методов работы. Макар, полагавшийся исключительно на собственное чутье, почти всегда действовал спонтанно и сам не смог бы сказать, какого результата ожидает от тех или иных своих поступков. Однако результат неизменно был, и именно тот, что требовался. Невероятно удачливый, с поразительной, почти феноменально развитой интуицией, Илюшин не раз ошеломлял Сергея, напоминая ему фокусника, вытаскивающего из рукава шумно хлопающего крыльями белого голубя. Обаятельный, легко входящий в доверие к людям, Макар хорошо чувствовал, где ему говорят правду, а где лгут, и Бабкин был уверен, что именно Макар, а не он, пригодился бы для того задания, которое сейчас стояло перед ним.

В глубине души Сергей, очень любя свою работу, полагал, что он хороший оперативник, неплохой исполнитель – но не более того. Начав тесно общаться с Илюшиным, сперва использовавшим его в паре дел как наемную рабочую силу, а затем предложившим постоянное сотрудничество, Сергей решил, что отличается от талантливого напарника, как ломовая лошадь от орловского рысака.

Бабкин очень сильно удивился бы, если бы узнал, что сам Макар так вовсе не считает. За несколько лет работы с ним Сергей незаметно для себя из качественного исполнителя превратился в отличного сыщика. Ему не хватало блеска Макара, зато с верхом хватало добросовестности, бульдожьей хватки и сообразительности. Вкупе с опытом, приобретенным за время работы в прокуратуре, это делало его незаменимым для Илюшина. Но Сергею тот о своем отношении не сообщал, считая, что это очевидно Бабкину точно так же, как и ему самому.

Сергей подумал, что с «Артемидой» ему катастрофически не везет: второй раз, попадая сюда в связи с расследованием, он вынужден действовать как бог на душу положит. Но времени катастрофически не хватало – отпущенные им трое суток истекут очень быстро, а никаких фактов, способных пролить свет на смерть Микаэллы Костиной, пока не появилось. Побег Аллы Рокуновой Бабкин к ним не относил.

График передвижений «гостей» по третьей сцене лежал перед ним. Разумеется, составлен он был со слов «русалок» и гостей, потому что других свидетелей взять было негде. И по этому графику, разумеется, получалось, что никто из них не убивал Микаэллу Костину. Или же мог убить любой, что в их положении было одно и то же. Положение это сильно осложнялось тем, что ни один из находящихся на берегу озера или в самом озере не мог сказать точно, сколько времени пробыл в том или ином месте – поглощенные игрой, они не отвлекались на часы. «Между прочим, циферблатов на стенах я там что-то нигде не видел, – мрачно подумал Бабкин. – Вот и они не видели, м-да».

Сергей размышлял, не отрывая глаз от схемы с четырьмя квадратами, в которые были вписаны имена. Эксперт изучал вещественные доказательства, но Бабкин почти не сомневался, что ничего нового они не сообщат. Поймать кого-то на несовпадении показаний тоже пока не представлялось возможным. Оставалось лишь то, что посоветовал Илюшин – выслушивать всех клиентов, расспрашивать их, давать им говорить, говорить, говорить как можно больше. «Авось что-нибудь выболтают».

Итак, первый – Вано Даташвили, сорокатрехлетний ресторатор. Когда-то был певцом. По иронии судьбы, начинал петь в одном из тех самых ресторанов, которыми сейчас владеет. В своей исполнительской деятельности, как успел выяснить Бабкин, не гнушался ни одним жанром, берясь за все, на что хватало голоса, – от «Сулико» до «Мурки». Неизвестным образом выбрался на широкий экран, с которого совершенно покорил зрителей, исполняя песни с таким акцентом, с каким пародисты изображают гротескных грузин.

«Слю-ю-ющай, с табою будим мы, паслю-ю-ущай! – пел Вано Даташвили, для сцены взявший имя Орам Куприямов. – Щащлык-вино мы будим ку-у-щать, и цэловацца у пруда. Слю-ю-щай, вах, я прашу, миня паслю-ю-ущай, ведь ты же сочная, как груша, и а-а-аслипляишь как звэзда!» Исполняя шедевры собственного сочинения, Орам целовал кончики пальцев, опускался на одно колено, выразительно протягивал к залу смуглую волосатую руку, а на проигрыше одной особенно страстной песни извлекал из-за пазухи кинжал и зажимал его в зубах, вытанцовывая при этом подобие заплетающейся лезгинки.

Бабкин, случайно увидевший однажды певца в телевизоре, испытал приступ дежавю: только накануне он покупал на рынке персики и виноград, и продавец, обращаясь к молоденькой покупательнице, точно так же громогласно чмокал пальцы и обещал: «Лучший пэрсик, я тибэ клянусь, лучший! На тибя похож!» Казалось, Куприямов вот-вот выхватит откуда-нибудь поднос с фруктами, спустится в зрительный зал и пойдет по рядам, предлагая купить пэрсик, нэдорого, вкусний-сочний.

Однако спустя некоторое время Орам-Вано покинул сцену – к большому разочарованию поклонниц. Его любили маленькие усатые женщины и крупные волоокие девы, и даже была, как припомнил Бабкин, какая-то громкая история, попавшая в газеты – то ли певец с кем-то не поделил женщину, то ли женщины с кем-то не поделили певца… В итоге разъяренная дама толкнула его с лестницы, и Вано едва не остался калекой, переломав себе руки и ребра. Однако и из этого, как подобает профессионалу, имеющему дело с насильственным втюхиванием своего образа сопротивляющейся публике, Даташвили сумел извлечь выгоду: несколько месяцев подряд появлялся в телевизионных шоу, охотно рассказывая подробности своей несчастной любви и размахивая загипсованной рукой, и снискал еще большую популярность среди пожилых дам.

Несмотря на имидж клоуна, Вано оказался хорошим бизнесменом с одним очень полезным для любого бизнесмена качеством – он улавливал тенденции. Вано мог сказать, какая кухня в следующем сезоне будет пользоваться успехом, чего захотят избалованные москвичи – в этом и как гарантированно привлечь к себе внимание, не скатываясь в жестокий кулинарный и оформительский китч. Ему принадлежало три ресторана, которые он, не мудрствуя лукаво, назвал «Рыба», «Мясо» и «Ни рыба ни мясо». Последний специализировался на жесткой вегетарианской диете и был любим, как и сам Вано в расцвете своей певческой карьеры, в основном женщинами. Посетительницы строго следили за фигурой и здоровьем и ели самую полезную пищу в соответствии с рекомендациями самых циничных и веселых диетологов, а Даташвили предлагал им уникальную возможность насладиться свежей тертой редькой, прекрасным укропом, выращенным в домашних условиях под нежными взглядами, и сырой свеклой, красной от стыда за стоимость блюда, в котором она занимала девяносто восемь процентов. Еще два отводилось на кедровые орешки и ложку бальзамического уксуса.