Единственная революция - Кришнамурти Джидду - Страница 22

Теперь посмотрите в это окно и взгляните на эти чистые горы, свежевымытые ночным дождём, на этот необычайный свет Калифорнии, какого нет нигде более. Увидьте красоту света на этих холмах. Вы сможете ощутить запах свежего воздуха и обновления земли. Чем более вы живы для всего этого, чем более восприимчивы к этому восхитительному, необычайному свету, к красоте, чем более вы с ними, тем более повышается ваше восприятие. Это тоже нечто чувственное, точно так же, как и смотреть на девушку. Вы не можете откликаться своими чувствами на эту гору, а затем отсекать их, когда вы видите девушку; делая так, вы разделяете жизнь, но в разделении – печаль и конфликт. Когда вы отделяете вершину горы от долины, вы – в состоянии конфликта. Сказанное не означает, что вы должны избегать конфликта или убегать от него, или же забывать себя в сексе или в какой-то другой страсти, чтобы этим отсечь себя от конфликта. Понимание конфликта не означает, что вы живёте растительной жизнью или уподобились корове.

Понять всё это – значит не быть вовлечённым в это, не зависеть от этого. Это значит никогда ничего не отрицать, никогда не делать каких-либо выводов, не искать какого-то идеологического, словесного состояния или принципа, согласно которому вы постараетесь жить. И само восприятие всей этой развёрнутой карты являет собой разумность. Именно эта разумность будет действовать – а не умозаключение, не решение, не идеологический принцип.

Наши тела, как и наши умы и наши сердца, стали тупыми от воспитания, от приспособления к установленному общественному стереотипу, который отвергает чувствительность сердца. Этот стереотип посылает нас на войну, разрушая всю нашу красоту, нежность и радость. Наблюдение всего этого – не словесное или интеллектуальное, но подлинное, – сообщает нашему уму и телу высокую степень восприимчивости. Тогда тело будет требовать пищу надлежащего рода; тогда ум не будет захвачен словами, символами, банальностью мысли. Тогда мы будем знать, как жить в долине и на вершине горы; тогда не будет никакого разделения, никакого противоречия между двумя людьми.

ЕВРОПА

-1-

Медитация – это движение во внимании. Внимание – не достижение, поскольку в нём нет ничего личного. Личный элемент возникает только тогда, когда появляется наблюдающий в виде центра, из которого он сосредотачивается и управляет; так что всякое достижение фрагментарно и ограничено. Внимание же не имеет границ, у него нет рубежа, который надо пересечь; внимание – это ясность, очищенная от всякой мысли. Мысль никогда не ведёт к ясности, потому что корни мысли лежат в мёртвом прошлом; так что мышление – это действие в потёмках. Осознавать это и значит быть внимательным. Осознание – не метод, который ведёт к вниманию; такое внимание остаётся внутри поля мысли, и потому оно доступно контролю или видоизменению; осознание этой невнимательности и является вниманием. Медитация – не интеллектуальный процесс, ибо последний всё ещё внутри сферы мысли. Медитация – свобода от мысли и движение в экстазе истины.

Утром шёл снег. Дул резкий ветер и движение деревьев было мольбой о весне. В зимнем свете стволы берёзы и вяза приобретали тот специфический серо-зелёный оттенок, который мы находим в старых лесах, где мягкая земля покрыта осенними листьями. Гуляя между ними, вы чувствовали лес – не изолированные отдельные деревья с их отдельными очертаниями и формами, но скорее общность и целостность всех деревьев.

Внезапно выглянуло солнце и на востоке показалось огромное синее небо, тогда как на западе небо оставалось тёмным, затянутым густыми тучами. В это мгновение яркого солнечного света началась весна. В спокойной тишине весеннего дня вы чувствовали красоту земли, вы ощущали единство земли и всего, что на земле. Не было разделения между вами, деревом и изумительно разнообразными цветными пятнами сверкающего света на остролисте. Вы – наблюдающий – исчезли, и потому разделение в форме пространства и времени пришло к концу.

Он сказал, что он – религиозный человек; не принадлежа к какой-то особой организации или к какому-нибудь верованию, он чувствовал себя религиозным. Конечно, он прошёл через утомительную процедуру бесед со всеми религиозными руководителями и ушёл от них всех, несколько отчаявшись, но циником не став. Но он не нашёл блаженства, которое искал. Раньше он был профессором одного университета, но оставил это, чтобы вести жизнь медитации и исследования.

«Вы знаете, – сказал он, – я всегда ощущаю фрагментарность жизни. И сам я – фрагмент этой жизни, – отколовшийся, отличный от других, без конца борющийся, чтобы стать целостным, стать неотделимой частью этой вселенной. Я старался найти самого себя – ведь современное общество разрушает всякую определённость личности. Мне хотелось бы знать, существует ли какой-нибудь выход из всего этого разделения во что-нибудь такое, что не может быть разделено, отделено?»

– Мы разделили жизнь на семью и общество, семью и нацию, семью и службу, политику и религиозную жизнь, мир и войну, порядок и беспорядок; этому разделению противоположностей нет конца. Мы шагаем по этому коридору, пытаясь создать гармонию между умом и сердцем, сохранить равновесие между любовью и завистью. Мы знаем всё это слишком хорошо, и мы стараемся выработать из этого какой-то род гармонии.

Что создаёт разделение? Очевидно, что есть разделение, контраст, – белое и чёрное, мужчина и женщина, и так далее, – но в чём источник, в чём суть этой фрагментации? Если мы не найдём этого источника, фрагментация неминуема. Как вы думаете, в чём коренная причина этой двойственности?

«Я мог бы привести множество причин этого кажущегося бесконечным разделения, а так же и множество способов, которыми человек пытался построить мост между противоположностями. Интеллектуально я могу показать причины разделения, но это ни к чему не ведёт. Я часто играл в эту игру и с собой, и с другими. Я пытался с помощью медитации и волевых усилий ощутить единство вещей, быть единым со всем – но это тщетные попытки».

– Конечно, одно раскрытие причины разделения не приведёт к исчезновению разделения. Нам известна причина страха, но мы всё равно боимся. Интеллектуальное исследование теряет непосредственность своего действия, когда единственно важной оказывается острота мысли. Разрыв между "я" и "не-я", несомненно остаётся основной причиной этого разделения, хотя "я" старается отождествить себя с "не-я", которым может быть жена, семья, сообщество, или созданная мыслью формула Бога. "Я" всегда старается найти какое-то отождествление, но то, с чем оно отождествляет себя, всё ещё идея, понятие, воспоминание, построение нашей мысли.

Существует ли вообще двойственность? Объективно существует, например, свет и тень, но существует ли она психологически? Мы принимаем психологическую двойственность, как принимаем двойственность объективную; это часть нашей обусловленности. Мы никогда не подвергаем сомнению эту обусловленность. Но существует ли разделение психологически? Существует только то, что есть, а не то, что должно быть. То, что должно быть, есть разделение, созданное мыслью, чтобы избежать или преодолеть реальность того, что есть. Отсюда борьба между действительностью и абстракцией. Абстракция – это нечто фантастическое, романтическое, идеал. Действительность – это то, что есть, всё прочее нереально. Именно нереальное вызывает фрагментацию, вовсе не действительность. Боль действительна; не-боль – это удовольствие мысли, которая вводит разделение между болью и состоянием её отсутствия. Мысль всегда разделяет – это и разделение во времени, это и пространство между наблюдающим и объектом наблюдения. Существует лишь то, что есть, и видеть то, что есть без мысли в качестве наблюдающего – это конец фрагментации.

Мысль – не любовь; но мысль как наслаждение ограничивает любовь и приносит с собой боль внутри этого ограничения. В отрицании того, чего нет, остаётся то, что есть. В отрицании того, что не является любовью, есть любовь, в которой перестаёт существовать "я" и "не-я".