Потоки времени - Кинг Джордж Роберт - Страница 2

Джойра открыла глаза, вздохнула и топнула ножкой:

– Какая же я наивная. Такого человека просто не существует.

А даже если и существует, то она все равно его никогда не встретит, по крайней мере пока живет на этом богом забытом острове.

Серебряный человек очнулся. До этого он двигался, ходил, говорил, смотрел на мир серебряными глазами и поднимал вещи массивными руками, ощущая, что заключен в огромное металлическое тело. Раньше все это больше походило на сон. Теперь он проснулся. Теперь он был живым.

Серебряный человек стоял в светлой и чистой лаборатории. Мастер Малзра любил, чтобы всегда было чисто. Но чистоте почему-то всегда сопутствовал беспорядок. На стене висело не меньше сотни набросков и эскизов, многократно исправленных чернилами, мелом или грифелем. У другой стены блестели разнообразные механизмы и инструменты: металлические токарные станки, пилы, формы для литья, прессы, цилиндры, кузнечные мехи, дрели. На третьей стене висели полки с крепежом, деталями и всяким литьем. У четвертой стояли стенды с монтируемыми механизмами, а в пятой стене был выход. Прямо в центре лаборатории располагался большой черный кузнечный горн с поднимающейся к сводам дымовой трубой. На галерее второго этажа стояли юные ученики и с интересом взирали на новое творение мастера Малзры.

Серебряный человек отступил назад. Ему было страшно, он чувствовал себя глупо, неуютно и очень стеснялся. Интересно, что они думают о нем? Теперь все было по-новому, его покинуло безразличие. Появилось ощущение, которого он раньше никогда не испытывал. Он видел эту лабораторию сотни раз прежде, но никогда не пользовался для ее описания терминами «чистая», «светлая» или «в беспорядке». И человека, создавшего ее, он словно увидел впервые. Теперь серебряный человек не только видел вещи, но и чувствовал их устройство, расположение и то, чем они являются для своего создателя. Серебряный человек знал, что в сознании мастера Малзры лаборатория была делом всей его жизни, древним, навязчивым, неустанным, грандиозным и занимающим все внимание…

Тем временем, скептически нахмурившись, мастер Малзра изучал его своим всепроницающим взглядом. Ноздри его раздувались, но казалось, что он совсем не дышит. Одна рука, вся в копоти, немного дрожала, откидывая прядь седых волос. Он нервно моргнул, хотя серебряный человек чувствовал, что моргать мастеру совсем не нужно, и продолжал напряженно смотреть на свое творение жестким и пронзительным взглядом волшебных глаз.

– Какие-нибудь изменения в энергетических габаритах пробы, Баррин? – бросил Малзра через плечо.

Это было странное приветствие. Серебряный человек почувствовал себя оскорбленным.

– Довольно разумный вопрос, – послышался ответ мага, помощника мастера Малзры. Баррин отошел от литейной формы и стряхнул с рук металлические опилки. – Но почему бы тебе не спросить его самого?

– Спросить кого? – удивился Малзра, прищурившись.

– Спроси его, – повторил маг, теребя подбородок, – Прототипа.

Малзра покусал губы, затем кивнул:

– Прототип, я мастер Малзра, твой создатель. Я хотел бы узнать, не заметил ли ты каких-либо изменений в своих энергетических габаритах.

– Я помню, кто вы, – ответил серебряный человек. Голос его был очень глубок, мелодичен и удивителен для существа из металла. – И я заметил очень большие изменения в моих энергетических габаритах. Я проснулся.

С балкона послышался шепот. Казалось, что Малзра вот-вот заулыбается.

– А, ты проснулся. Хорошо. Значит, ты понимаешь: мы кое-что изменили в тебе, надеясь расширить твои возможности, интеллект и способность к социальной адаптации.

Он замолчал и, казалось, не собирался продолжать. Малзра взглянул на Баррина, ища поддержки.

Маг, худой, среднего возраста мужчина в белом рабочем халате, подошел и похлопал серебряного человека по плечу.

– Привет. Мы рады, что ты проснулся. Как себя чувствуешь?

– В замешательстве. – Серебряный человек услышал свой собственный голос как бы со стороны. И продолжил немного удивленно: – Кажется, что у всего появилось новое назначение. Я полон противоречивой информации.

– Противоречивой информации? – поинтересовался Баррин.

– Да, – ответил серебряный человек. – Я чувствую, что, хотя мастер Малзра старше вас по возрасту и выше статусом, он часто обращается к вам за советом, перекладывая на вас таким образом свою социальную несовместимость.

– Социальную несовместимость? – повторил Баррин.

– Он отдает большее предпочтение машинам, но не людям, – объяснил серебряный человек.

С галереи раздалось приглушенное хихиканье. Лицо Малзры помрачнело, когда он посмотрел наверх. Тем временем Прототип продолжал:

– Даже сейчас я чувствую: то, что я говорю, раздражает мастера Малзру, веселит учеников и смущает вас.

Баррин слегка покраснел:

– Довольно правдиво сказано. Повернувшись к Малзре, он произнес:

– Я могу сделать несколько магических тестов, но и без них видно, что имплантанты, отвечающие за интеллект и эмоции, функционируют нормально.

– Просто замечательно, – ответил печально Малзра, к радости тех, кто взирал на него сверху. – И все же во благо будущих исследований мне бы хотелось, чтобы он на время покинул мое общество.

– Другими словами…

– Отошлите Прототипа. Дайте ему пообщаться с учениками. Мы сможем посмотреть, каков будет его прогресс.

Баррин спокойно смотрел на серебряного человека. Мудрость и магия отражались в его карих глазах.

– Ты слышал, что он сказал? Иди. Изучай. Познакомься с кем-нибудь, заведи друзей. Мы позовем тебя, когда будем готовы к дальнейшим экспериментам.

По всей видимости, серебряный человек усвоил данные ему инструкции, так как двинулся к двери. Проходя мимо станков и стендов, Прототип испытал странное, противоречивое чувство по отношению к своему создателю. Малзра называл его «оно», в то время как Баррин говорил ему «ты».

Как будто прочтя его мысли, Баррин подошел к серебряному человеку и вновь похлопал его по плечу:

– Ты был прав насчет «социальной несовместимости» мастера Малзры и насчет того, что он любит машины больше, чем живых людей. Но ты не понял одного – он разволновался, общаясь с тобой.

Серебряный человек ответил с достоинством:

– Это я понял очень хорошо.

– Да, – подтвердил Баррин, – но это означает, что он больше не думает о тебе как о машине. Ты становишься для него личностью.

Как только Прототип и ученики покинули лабораторию, Баррин потащил Урзу к стене, на которой висели наброски и готовые чертежи, выполненные графитом и чернилами, изображавшие как внешнее, так и внутреннее строение серебряного человека.

– Ну, вы были правы, – тихо сказал Баррин. – Сердце Ксанчи стало ключом. Мыслительные и эмоциональные составляющие коры ее головного мозга оказались неповрежденными, как вы и предполагали. Мы должны быть благодарны за то, что ни одно из ее воспоминаний не сохранилось, а тем более ее личность. И все равно я до сих пор не перестаю удивляться, как гениально вы решили вопрос вживления фирексийского кристалла в голову вашего мощнейшего и самого совершенного создания. Я мог бы сравнить данный эффект с заклинанием оживления.

Мастер устало отмахнулся:

– Я хотел получить нечто похожее на человеческую личность, а не просто механический аппарат. Кроме того, в кристалле больше нет ничего фирексийского. В нем даже нет ничего от Ксанчи. Это просто микросхема, матрица для логического, эмоционального и социального обучения.

Баррин вздрогнул от слов Урзы.

– Да, конечно, это совсем другое дело. То, что мы имеем теперь, не просто машина. Мы оба знаем это. И Прототип тоже знает. Вы наделили его способностью выражать свои эмоции, и теперь вам необходимо понять их. Вам нужно уважать его эмоции.

Казалось, Урза смотрел сквозь собеседника.

– Разве вы не понимаете? Теперь это не просто Прототип. Это личность. Даже больше – это ребенок. И он нуждается в том, чтобы его направляли, воспитывали…