Легионер. Век Траяна - Старшинов Александр - Страница 11

Была еще одна причина убыли, о которой не любили распространяться ни центурионы, ни трибуны, но которая была всем известна: немало солдат, особенно молодежи, бежало за реку. Таких перебежчиков принимали в Дакии с охотой – особенно ветеранов, кто мог обучать легионному строю или строить баллисты. Так что после очередного зверства Нонния или других его собратьев, что не скупились на розги, с десяток парней исчезало из лагеря и никогда больше не возвращалось.

Барак пятьдесят девятой центурии поражал удивительной гулкостью и пустотой. Казарма делилась на две неравные половины. Справа от двери располагались помещения центуриона, где он жил вместе с опционом и со своим денщиком, здесь же находилась кладовая, где хранились общая амуниция и архив центурии. Слева располагались десять комнат – по пять с каждой стороны коридора. Одна комната на контуберний[41]. Плюс в каждой комнате имелась своя кладовая. Валенс, указав восьмерке на ближайшую к выходу комнату, приказал жить только здесь, в другие помещения не соваться и ни его самого, ни его опциона излишним ором не беспокоить.

Вид у комнаты был довольно чистый – стены заново оштукатурены и побелены известью. Имелась даже кожаная занавеска, натянутая на деревянную раму. Ее стоило вешать вечером на крюк над окном, чтоб всякая летучая дрянь от реки не летела в комнату. Кожа была плохо выделана, и занавеска гремела, как тимпан. Деревянные кровати были двухъярусные, по обе стороны от широкого прохода. Под маленьким окошком у окна стоял огромный старый сундук. В уголке возле двери имелась ниша для домашнего алтаря. Возле кроватей в стены были вбиты здоровенные бронзовые гвозди – чтобы вешать вещи и оружие. Новобранцы обозревали новое жилище в какой-то растерянности, не понимая еще, что, быть может, вся будущая жизнь пройдет в этих стенах – не считая палаток временных лагерей или не менее временных обиталищ под чужой крышей в чужих городах.

Приск, малость помедлив, развязал тесемки мешка и извлек оттуда бронзовую статуэтку Лара, поставил в нишу.

– Ну вот мы и дома. Что еще надо сказать?

– Да охранит нас Юпитер и гений легиона, – сымпровизировал Кука.

– Гений казармы, – добавил Приск.

Койки быстро разобрали, дележка даже не вызвала спора. Практически каждый выбрал, что хотел. Приску досталась нижняя у окна, над ним сверху расположился Кука.

Квинт принес из мастерской в глиняном черепке немного киновари и принялся тростинкой писать на стене имена товарищей.

Верхняя слева – Скирон и Кука. Нижняя слева – Малыш и Приск. Справа верхняя – Тиресий и Крисп, нижняя – Молчун и Квинт. Краска была сильно разбавлена, чтобы лучше писать, и буквы расплылись, набухли по низу кровавыми каплями и вдруг, прорвавшись, устремились вниз. Квинт принялся стирать потеки, но лишь размазал и перепачкал руки.

– Косорукий! – разозлился Скирон. – Такую стену испортил.

– Придется белить заново, – заметил Малыш.

– Не надо. Пусть так и будет, – сказал Кука. – Так даже интереснее. Эй, Тиресий, что скажешь?

– Дурость ничего не говорит, кроме того, что она дурость, – заявил Тиресий.

– Теперь каждый вояка увидит, что в этой комнате живут придурки-тироны, – веско сказал Молчун.

– Косорукий! – вновь встрял Скирон.

– Надоел! – огрызнулся Квинт.

И неожиданно нарисовал напротив имени Скирона возбужденный фаллос и написал: «Не стесняйся, присаживайся!» Никто не ожидал от пухлолицего, похожего на ребенка Квинта подобной дерзости.

– Ах ты, писака! – взъярился Скирон, отнял у Квинта кисть и накарябал рядом с его именем: «Растяни задницу».

После чего кисть пошла по кругу, каждый писал, кто во что горазд, и вскоре вся стена была покрыта надписями, а новобранцы измазаны красным, будто побывали в жестоком сражении. Крисп вскарабкался на верхнюю койку и, свесившись, написал выше всех: «Славная восьмерка – лысые жопы». Один Приск не поучаствовал в деле. Усевшись на свою койку, он наблюдал за происходящим со снисходительной улыбкой.

– Что же ты! – Кука передал ему кисть.

Тот покачал головой и слегка отстранился.

– Пиши! – заорали все хором.

Приск раскланялся, как актер на просцениуме, а затем вывел:

«Многие писали на этой стене, а я – ничего».

«Браво!» – на единственном чистом кусочке подвел итог дискуссии Молчун.

После чего легионеры побежали к водопроводу – мыться.

Когда сбросили туники, то обнаружили, что у каждого на спине проступают красные полосы буквой «V».

– Э, похоже, нас приняли в легион! – вздохнул Квинт, изворачиваясь и нащупывая пальцами набухший рубец.

– Хорошо, что мы не в легионе XXII, – заметил Молчун.

Кажется, это была первая его шутка за все время их знакомства.

В конце четвертой ночной стражи Приск проснулся из-за того, что кто-то тряс его за плечо. Тряс яростно и приговаривал: «Проснись!»

Комната уже была заполнена сероватым предрассветным сумраком, и Приск сумел различить, что разбудил его Крисп.

– Ты что, сдурел? – пробормотал Прииск. – Будить до трубы…

– Т-т-тиресий умер… – пробормотал Крисп, заикаясь.

Тут Приск, наконец, увидел, что парень весь трясется.

Мигом с Приска слетел весь сон, Гай вскочил, взлетел на верхний ярус. Тиресий лежал вытянувшись, без подушки и без одеяла (скомканные, они валялись в ногах), голова откинута, открытые глаза стеклянно смотрели в потолок. В комнате светлело все больше, и теперь было видно, что глаза его как будто подернулись мутной пленкой.

Крисп тоже забрался наверх.

– Его убили? – спросил, клацая зубами.

– Н-не знаю…

Приск схватил Тиресия за плечи и встряхнул раз-другой, голова мотнулась из стороны в сторону. Внезапно Тиресий дернулся и замолотил по воздуху руками – Приск мгновенно слетел с верхнего яруса, так что очнувшийся Тиресий решил, что тряс его Крисп. Он схватил парня за горло и заорал на всю казарму:

– Убью!

Крисп от ужаса только открывал и закрывал рот, уверенный в тот миг, что Тиресий – оживший мертвец и сейчас его загрызет.

Все вскочили.

Тиресий спрыгнул вниз, схватил стоявший на сундуке кувшин с водой, плеснул себе в лицо, несколько раз судорожно вздохнул, как добытчик губок, всплывший с большой глубины. Потом вылил остаток воды на голову. Глаза у предсказателя были безумные. Но он хотя бы моргал, и мутная пленка исчезла.

– Никогда! – сказал он и простер руку, будто оратор или заклинатель. – Никогда не будите меня… Иначе… – он затряс головой, и с волос полетели брызги, – душа не вернется в тело!

Обессиленный, Тиресий плюхнулся на койку Приска.

Кука опасливо тронул предсказателя за плечо:

– Тирс, так ты не умирал?

– Я странствовал, – ответил Тиресий.

Глава IV

Центурион Валенс

Лето 849 года от основания Рима[42]

Эск. Нижняя Мезия

Обычно тренировал новобранцев специальный инструктор из числа ветеранов, но в этот раз Валенс занялся «цыплятами» лично.

Центуриона явно задело, что Адриан отозвался о новичках с презрением. И то: каждый из них (за исключением Малыша) был ниже Адриана почти что на полголовы. Ну, может быть, для военного трибуна сила и рост – отличные качества. А для легионера высокий рост может обернуться бедой – вражеский пращник первый приметит великана в строю и первому засадит камнем в лоб.

«Новобранцы не хуже других, – размышлял Валенс, расхаживая перед новичками. – Другое плохо. Их мало. Восемь вместо ста. Наверняка Сульпицию просто не выдали денег, да и нам вон задерживают жалованье. Говорят, легионная казна пуста. Да только дакам плевать, пустая казна или полная, они все равно зимой явятся на этот берег. С половинным составом легиона их не удержишь. Почти все сторожевые бурги[43] пустые, стоят для вида. Если разошлем в каждый, как положено, по пятьдесят человек, то в лагере никого не останется».