Карнавал страха - Кинг Джордж Роберт - Страница 48

Капитан лучников крикнул своим воинам, чтобы те приготовились к бою и подняли луки. Цепь солдат вокруг арены неумолимо приближалась к артистам. Один за другим лучники взметнули луки, им нужен был только сигнал, чтобы град стрел обрушился на армию неприятеля. Но было еще рано, стрелять следовало наверняка и без промаха, поэтому капитан медлил.

Клацанье пик, шум шагов и потрескивание горящих факелов наполняли воздух. Армия на юге ускорила движение, солдаты захватывали пустые вагончики и палатки, чтобы укрыться в них от стрел и занять выгодное место для нападения. И тут раздался барабанный бой, и первое кольцо нападающих жителей Л'Мораи приняло боевую стойку, укрывшись за вагончиками и повозками. В тишине барабаны казались невероятно устрашающими. Штурм начался.

– Проклятие, – бормотал капитан лучников Карнавала, пробираясь по стене. Лишь первый ряд горожан был в зоне досягаемости, да и он уже укрылся от стрел. Тем не менее капитан поднял руку и дал команду:

– Огонь!

Гром барабанов потонул в свисте стрел. С испуганным удовлетворением капитан смотрел со стены, как стрелы пронзают ночной воздух, безошибочно находя сердца врагов. Но все-таки многие стрелы сломались об укрытия, другие – вонзились в землю. Неприятель кричал от боли и страха.

Капитан победно развернулся и скомандовал своим воинам:

– Перезаряжайте!

Лучники снова изготовились для выстрелов.

Теперь собственная стрела капитана пронзила одного из лучших стрелков Л'Мораи, но тут же улыбка командира погасла, потому что он увидел свою собственную огромную тень, падающую на каменные ряды амфитеатра.

Повернувшись, он увидел, что в воздух взметнулись тысячи горящих стрел, превратившихся в волну огня. Это было прекрасно и ужасно. У капитана не было времени ни повернуться, ни крикнуть, ни двинуться. Огненная молния ударила его в горло, он потерял равновесие и упал вниз, разбившись о каменные скамейки.

Его воины растерялись перед лицом огненной волны, которая катилась на них. Услышав и почувствовав, что происходит, Мария крикнула:

– Вниз! Все в укрытие.

Произнеся это, она тоже упала раненная.

Кругом свистели стрелы, превращая ночь в яркий огненный кошмар. Стрелы бились о камень, впивались в дерево, которое тут же загоралось. Кругом распространялся пожар. Несколько уродов, которые попытались выбежать из укрытия, были тут же сражены стрелами. Крики боли и крики страха тонули в шуме битвы.

И вдруг раздался громкий глубокий голос. И хотя человек говорил негромко и не старался никого перекричать, но его слова были отлично слышны на осажденной арене. Это был Кукольник. Он сказал:

– Доставьте мне Марию и вы будете жить…

Глава 14

Даже после этого предложения шквал огня не стал меньше. Мария все еще находилась на арене, укрывшись за каменным ограждением. Над ней свистели стрелы, они впивались в песок вокруг слепой. Рядом с ней было множество раненых. Крики и стоны наполняли воздух.

– В конюшни! Все в конюшни! – закричал кто-то.

Мария прикрыла невидящие глаза и кивнула:

– Да, идите в конюшни.

Рядом с ней снова оказался молодой стражник, который предупредил слепую о приближении вражеских войск. Он внимательно осмотрел ее лицо: глаза были широко открыты, а губы горько сложены. Смахнув со лба холодный пот, молодой человек перевел взгляд на тело командира лучников, которое лежало на каменной сцене. Три стрелы торчали из его спины, а лицо уже почернело от огня.

Не в силах выносить страшного зрелища, молодой солдат отвел глаза, кругом на сцене валялись мертвые тела, но огонь не отступал даже перед лицом смерти. Десятки артистов погибли при первом же залпе вражеских лучников. Те, кто еще был жив, пытаясь спастись от начинавшегося пожара, ломились в двери конюшни, беззастенчиво отталкивая и давя друг Друга.

Но вдруг толпа замерла и отпрянула. Из конюшни навстречу людям рвалась бесхвостая кобыла, глаза которой горели белым пламенем от охватившего животное ужаса. За ней неслись другие лошади, их гривы зловеще развевались в сумраке красного зарева. Тут были и черный мул, и серый пони, и пегая кобылка.

Артистам пришлось отступить, но едва животные выскочили из конюшен, уроды снова рванулись внутрь.

Животные оказались на развалинах арены под смертоносным дождем стрел, которые волна за волной накатывали на амфитеатр. Лошади привычно сделали несколько кругов по сцене, безнадежно ища какое-нибудь укрытие. Ржание, больше похожее на плач, пронзало сердца, заглушая даже свист стрел, звон копыт, шум пожара и крики обезумевших от страха людей.

Но стрелам было все равно, кого разить, – людей или лошадей, животные спотыкались, падали, в воздухе повис запах горящей шерсти.

Гнедой жеребец, который с диким ржанием метался по сцене, споткнулся, раненый шальной стрелой, и упал, преграждая дорогу своим собратьям.

Мария обернулась, крики и ржание звучали у нее в ушах страшным непереносимым шумом, она упала вперед, свалив на землю молодого охранника. Локоть слепой больно упирался ему в грудь, глаза молодого человека были полны ужаса.

И тут перед ними оказался гнедой жеребец, которому удалось вырваться из свалки лошадей. Несколько секунд черные копыта нависали над упавшей парой, обезумевшие взгляды юноши и коня скрестились. Слепую и стражника обдало горячим потным воздухом, и конь перемахнул через них, а потом через каменную стену амфитеатра, закрыл на мгновение темно-красное небо. Собратья гнедого, те, кто еще мог двигаться, метались по сцене, пытаясь повторить прыжок беглеца, но это мало кому удалось, большинство разбилось о каменные скамьи или пали, сраженные стрелами.

Маленькая рука Марии тронула плечо молодого бойца.

– Их надо было отпустить, – прошептала она, но это были слова, обращенные скорее к ней самой, а не к нему. Теперь ее некогда очаровательный голос был хриплым от отчаяния. – Надо было их отпустить. Хотя бы они были свободны.

Ливень стрел не прекращал поливать арену смертоносным огнем, кажется, теперь горело все, любой клочок ткани, каждый кусочек дерева. Мария велела всем артистам переждать ночь в конюшнях, только она сама и еще несколько храбрецов оставались на стенах, изредка слепо отстреливаясь, надеясь хотя бы ненадолго задержать армию горожан.

На северной стене один из арлекинов продержался невредимым не меньше часа, пока шальная стрела не ранила его в ухо. По клоунской привычке изобразив комическую гримасу, он упал на каменные ступени. В ту ночь погибло много артистов, но именно эта смерть – заметная смерть храброго человека – лишила защитников амфитеатра последней воли к победе.

Часа за четыре до рассвета горизонт на востоке стал сине-черным. Молодой парень, который не отходил от Марии, заметил, вглядываясь в ряды нападавших горожан:

– Похоже, что мы уложили их не меньше, чем они нас.

– Их еще много, – горько заметила Мария, снова целясь.

– Хорошо, что мы вспомнили о конюшнях, – отозвался парень. В его голосе звучала слабая надежда – надежда на то, что со временем она отошлет в убежище и его. – Потерь было бы больше.

Мария натянула тетиву.

– Мы и так потеряли слишком много.

На арену обрушилась новая лавина огня. К утру горожане стали стрелять реже. Кроме первых смертей, которых было около пятидесяти, артисты потеряли на стенах всего пять человек, которых тут же сменили добровольцы, не желавшие отсиживаться в конюшнях. Отчаянное сопротивление уродов не позволяло горожанам подойти к стенам амфитеатра ближе чем на сотню ярдов. Но тем не менее кольцо понемногу сужалось.

Но морально Л'Мораи, безусловно, одерживало победу, каждый удачный выстрел солдаты встречали криками одобрения, они весело смотрели смерти в лицо, скаля зубы и перебрасываясь жестокими шутками. Уроды, напротив, подавленно прятались и опускали головы.

Стряхнув грязь с окровавленных намозоленных рук, Мария направилась вниз по лестнице.