Освобождение шпиона - Корецкий Данил Аркадьевич - Страница 41

29 марта 1963 г.

Сегодня мне исполнилось 27 лет. У меня все хорошо. Только волосы почти не растут. Но это даже удобно, по­тому что вид всегда опрятный. Во всем остальном бое­вой дух у меня находится на хорошей высоте. Думаю, если бы ничего не случилось, я бы пошел учиться по ре­комендации товарища Шапошникова и получил теперь звание старшего лейтенанта (а так я до сих пор рядовой. Хотя на это я не жалуюсь). Думаю, женился бы даже. Справляли бы сегодня это торжество у нас в общежи­тии в кругу семьи и друзей. Но так я тоже доволен, по­тому что могу служить на таком ответственном посту на защите социализма.

30  октября 1964 г.

Радио'тгередапо, что Хрущев больше не первый сек­ретарь. Одним троцкистом меньше! Какой-то Брежнев пришел. Не знаю его. Не слышал никогда. Он вернет товарища Сталина И.В. в Мавзолей?

31  декабря 1964 г.

На Новый Год у нас на «Старой Ветке» такая же тем­пература, как и в июле. Снега нет. Елку тоже неоткуда взять. Торжественно установил сегодня столб с надпи­сью «Запретная Территория СССР». Чтоб никто не со­вался. Думаю, это последний островок настоящей Со­ветской власти. Мне, рядовому Башмакину, выпало счастье здесь жить и служить,

23 июля 1969 г.

За эти годы я стал совсем другим человеком. Раньше, вроде, как неошкуренная доска был - кривой, коря­вый, весь в занозах. А теперь словно столяр поработал своим рубанком - снял стружку, и доска ровная, гла­денькая, блестит, как будто светится изнутри... Думаю, это благодаря «сталинским таблеткам», хотя они и по- другому называются. Товарищ Сталин так меня обрабо­тал, и душу и тело.

Я здоров, силен, умом окреп. Все газетные подшив­ки прочел, да в правительственном отсеке из библиоте­ки много книг перечитал. В голове много мыслей по­явилось, много слов новых. Все, что касается механиз­мов, техники, политики, я знаю хорошо. Гораздо луч­ше, чем раньше. А чего не знаю, то могу додумать сам. Как бы вспомнить. Потому как чувствую: во мне много таких знаний, и они раскрываются, «вспоминаются» как бы постепенно, когда очень нужно.

А вот что касается письменной речи, у меня как бы­ло, так и осталось. Наверное, потому, что в инструкции к «сталинским таблеткам» написано: «Улучшают умст­венные способности, повышают интеллект. На идеоло­гические установки воздействия не оказывают»...

А письменность - это ведь уже идеология! К матема­тике я всегда способнее был, чем к языкам. А рисовать буквы было трудно: то клякса, то линия не туда пошла, то «а» кривое, то «б» косое... И еще не мог строить фра­зы и ставить знаки препинания. Сейчас, когда в голове много букв, слов и предложений из книг и газет, то в уме все быстро складывается, а выводить буковки — по- прежнему тяжело. Вот написал несколько строчек, си­жу потный. Поэтому заранее извиняюсь, что вахтенный журнал веду нерегулярно. И за ошибки, если вдруг про­скочат. Но что-то писать все равно надо. Это ведь все равно как мой отчет о работе, документ высокой важ­ности.

Сегодня отстоял караул как обычно. Никаких проис­шествий.

Напишу позже, если что-то случится.

Да, только что услышал: на Луну высадились амери­канцы. Мало было железного спутника и троцкистско­го князя. Теперь вот еще эти. Как мне повезло, что я не на поверхности, не хожу под всеми этими штуками! Там страшно, наверное, под открытым небом.

8   января 1972 г.

Папуасов восемь. Падают на колени, как молятся. И воют. Принесли огромную саблю в серебряных нож­нах. Откуда только берут, непонятно. Опять хотят еды. Отсталые забитые папуасы, говорю им, сколько вас можно кормить. Опять падают. Опять воют. Дал еще не­много свеклы маринованной, все равно ее не ем. Ка­жется, что-то они затевают, не пойму.

11    июня 1972 г.

Как я провожу" мой обычный день, ОПИСАНИЕ. Это чтоб не писать каждый раз одно и то же. Потому что день у меня проходит всегда одинаково. И если правду говорить, то скучно довольно. Хотя я не жалу­юсь.      '

Встаю в 6-20. Физзарядка, утреннее построение и за­втрак. Умываюсь я не каждый день, потому что эконом­лю фильтрй в гидросистеме. Ата, что здесь капает с по­толка, невкусная, и от нее руки становятся как в побел­ке, и еще изжога.

В 7-00 ровно проверяю все растяжки и самострелы по периметру охраны. Иногда бывает, что что-то срабо­тало, но неясно из-за чего. Потому что папуасы все свои трупы всегда уносят с собой. А может, это крысы. Папуасами я называю местные существа, которые здесь обитают и сожрали несколько наших советских бойцов. Сейчас они никого не жрут, потому что остался я один. Меня они боятся и носят мне всякие вещи (см. Распис­ки в получении). Я даю им иногда еду со склада. Это то­же у меня все под учетом и все указано (см. Расписки в отдавании). Чтоб потом не подумали, будто сбывал го­сударственный товар налево или еще что. Считаю, по­скольку этот самобытный народ живет на территории СССР, то можно ему что-то давать поесть. В. русле на­шей советской национальной политики, как говорится. Хотя троцкистское правительство, может, думает ина­че. Но я троцкистам всяким не служу.

7-20. Заправляю и проверяю дизель-генератор. Без генератора жить нельзя, он и солнце (в смысле свет), и воздух. Хотя свет мне почти не нужен, я и так все вижу, что надо.

7-40. Проверяю все системы Правительственного Командного пункта стратегического назначения. Сис­тема, в общем-то, одна, но она состоит из нескольких контуров; энергопитания, микроклимата, оповещения, самоликвидации, и еще один контур — контрольный, который и помогает мне следить за всеми остальными. Я сажусь за ПУ и отбиваю на клавишах контрольного контура нужные комбинации. Две лампочки: красная и зеленая. Если все в порядке, то зеленая загорается. Ес­ли горит красная, я начинаю ходить вдоль кабельной трассы и вскрываю кожухи, пока не найду. Там каждый контур помечен своим цветом. Каждый раз оказывает­ся, что кабель погрызли крысы. Их здесь очень много, никакого крысиного яду не хватит. Я беру паяльник и восстанавливаю контур. Потом опять проверяю все на ПУ. Раньше я, конечно, такую работу выполнять бы не смог, поскольку только шоферил и ничего больше не умел. Но сейчас сам себе удивляюсь, сколько всего мо­гу делать и понимать. Как настоящий инженер. Хотя институтов не кончал, вот так-то. Было бы здорово, ес­ли бы научился еще красиво излагать разные мысли на бумаге.

Да, вот похвалил себя, что я такой умный, и сразу вспомнил. Линию-то связи с наземным КП наладить я так и не смог. Это плохо, Электрокоммуникацион- ная шахта разрушилась во время обвалов, которые тут были в самом начале. Даже не понять толком, где проходил ее створ, настолько все перемешалось. Но вот радиоточка как-то заработала, черт бы ее побрал. Поет мне про любовь и рассказывает всякие глупости про полеты в космос. Я бы все это отдал за минутный сеанс связи с командованием. Только не с троцкист­ским, которое товарища Сталина из Мавзолея удали­ло. А с настоящим советским командованием. Това­рищем Шапошниковым и прочими. Только их, воз­можно, удалили тоже.

8-00.Если никаких сбоев нет, на всю проверку у ме­ня уходит двадцать минут. В восемь ровно заступаю в караул. Одет я по форме, как полагается. Не хожу здесь расхлюстанный, хоть меня никто и не видит. Только ре­мень расслаблен на три пальца. А пряжка со звездой чуть загнута по краям. Так у нас в ОП-79 ходили «старо­служащие», то есть рядовые бойцы, отслужившие пол- тора-два года в подразделении. Бондаренко так ходил, к примеру. И офицеры на это закрывали, как говорится, глаза. А я отслужил десять раз по столько. Думаю, что мне можно.

Я не то чтобы стою как столб. Обхожу весь периметр, замечаю какие-то неисправности в виде сломанной опоры заграждения или надломившейся от ржавчины проволоки. И-все это чиню. Но и поглядываю тоже. Включаю иногда радио на всю громкость, чтобы там, в карауле, был(5 слышно. Но это только по настроению и если передают хорошую патриотическую песню. А это бывает нечасто.